Последняя часть истории о самых трудных годах жизни главного конструктора отечественной космонавтики Сергея Королёва.
В сентябре 1940 года Королёва перевели в спецтюрьму ЦКБ-29 НКВД, где признанным авторитетом как для заключенных, так и для руководства был Андрей Николаевич Туполев. Туполева арестовали в октябре 1937 года, обвинив во «вредительстве» и шпионаже в пользу Франции.
За это ему грозило 15 лет лагерей, но еще до вынесения приговора Туполева перевели из Бутырки в Болшево, где специалисты интеллектуального труда работали над различными проектами. Там он составил список арестованных и заключенных, которых можно было привлечь для авиаконструкторской работы. Всех, кого удалось найти, в том числе и Королёва, затем привезли в здание на улице Радио — всего около 150 талантливых инженеров. Впоследствии они дадут этому учреждению неформальное название «Туполевская шарага».
В своей книге «Отец» Наталия Сергеевна Королёва, дочь конструктора, вспоминает:
Отец рассказывал, что, когда его из Бутырок привезли на улицу Радио, он был поражен увиденным. Ему сказали, что это тюрьма НКВД, но как же она отличалась от Бутырской, Лубянской Внутренней или Новочеркасской тюрем! Заключенные занимали здесь три верхних этажа здания, отсутствовали тюремные камеры и нары. В четырех спальнях стояли солдатские койки, покрытые байковыми одеялами, и лишь зарешеченные окна да «попки», или «вертухаи», как называли заключенные солдат охраны, постоянно наблюдавших за всем происходящим, напоминали об особенности этого учреждения. Иным было и обращение с узниками. Подчеркнуто вежливое, оно резко контрастировало со звучавшими в памяти грубыми окриками охраны на лагерном разводе или на подконвойном маршруте. И уж совсем поразительным оказалось впечатление от столовой, расположенной в полукруглой части верхнего этажа здания. Там стояли столы, покрытые белоснежными скатертями, и лежали столовые приборы. Войдя впервые в столовую, отец увидел много знакомых лиц, и сразу пронзила мысль: кто же работает на воле, если почти все здесь, в тюрьме. Но так приятно было встретить добрые взгляды товарищей, услышать их приветствия, что защемило сердце….
Так Королёв оказался в более комфортной среде не только по условиям, но и благодаря единомышленникам вокруг.
Казалось, все предусмотрено. Неясным оставалось лишь одно: сколько так может продолжаться. Все находившиеся здесь не имели никаких прав, и никто не знал, что с ним будет завтра. <…> Л. Л. Кербер, бывший узник «Туполевской шараги», описал ее в одноименной книге <…>. Он вспоминал, что однажды, когда зашел разговор о богине правосудия Фемиде, отец, грустно улыбаясь, заметил: «Глаза-то у нее завязаны, возьмет и ошибется. Сегодня решаешь дифференциальные уравнения, а завтра — Колыма». Действительно, иногда кто-то из заключенных внезапно исчезал, и никто не знал, куда и зачем. Не случайно, по воспоминаниям товарищей по несчастью, отец нередко повторял свою любимую тогда фразу: «Хлопнут без некролога»,
— пишет Наталия Сергеевна.
Сама она не знала, что отец в тюрьме, думая, что он — летчик и находится в командировке. С конца 1940 годов НКВД начал разрешать свидания с родственниками, которые проходили в Бутырской тюрьме:
Перед первым таким свиданием мама сказала, что папа прилетел и мы к нему поедем. Проход в тюрьму лежал через маленький дворик. Когда я увидела отца, то первым делом спросила, как он мог сесть здесь на своем самолете. Вместо отца ответил надзиратель: «Эх, девочка, сесть-то сюда легко, а вот улететь намного труднее.
С началом войны заключенным «шарашки» пришлось копать траншеи во дворе, а подвал переоборудовать под бомбоубежище. Последний им пригодился уже 22 июля во время первого воздушного налета на столицу. Затем ЦКБ было переехало в Омск, где на базе эвакуированных из Москвы заводов предстояло создать омский авиационный завод и освоить выпуск пикирующего бомбардировщика. Туполев накануне был освобожден и ехал на новое место работы свободным.
В декабре 1941 года, после нескольких месяцев работы, первый омский бомбардировщик, впоследствии получивший имя «Ту-2», был готов к летным испытаниям. Серийный выпуск начался в феврале 1942 года, а к осени было выпущено уже 78 машин.
Но мечты Королёва были о ракетах и ракетопланах, и, когда он узнал, что Валентин Петрович Глушко, тоже заключенный, в Казани занимается созданием ракетных двигателей, обратился к руководству с просьбой о переводе. Разрешение было дано, но это отодвигало срок его освобождения. Несмотря на то, что туполевцев освободили, Королёв поехал заниматься любимым делом.
В ноябре 1942 года Сергей Королёв оказался в Казани. Его назначили ведущим инженером в бюро Глушко, где велась работа над самолетом «Пе-2» с реактивным двигателем. После успешных испытаний Берия направил письмо Сталину с просьбой о досрочном освобождении заключенных, работавших над проектом. В списке из 35 человек был и Королёв.
На свободе Королёв продолжает работать с еще большей интенсивностью и планами на будущее. В сентябре 1945 года он покинул Казань освобожденный, но еще не реабилитированный. Только в 1955 году, уже будучи Главным конструктором и членом-корреспондентом Академии наук СССР, он обратится в прокуратору с просьбой о пересмотре дела и в 1957 году будет реабилитирован.
Впереди разработка первых образцов космических летательных аппаратов, запуски первого искусственного спутник Земли и межпланетных станций «Луна», а также первый орбитальный полет в космос Юрия Алексеевича Гагарина.