Бабушке восемь лет, и у неё корь. Окна и лампа (они с мамой и отчимом живут в огромной коммуналке, устроенной в Новодевичьем монастыре, на месте келий) завешены красной тканью. Существует поверье, согласно которому, когда ребенок болеет корью, в доме нужно при помощи ткани создать красный свет. Открывается дверь и в гранатовом полумраке появляется тёмная фигура. Это единственное воспоминание бабушки о первом учителе, Александре Александровиче, пришедшем навестить второклассницу во время болезни. Ни лица, ни голоса, только фигура в красной комнате.
А вот за пару лет до этого. Бабушке шесть, и в залитой на этот раз рыжим солнечным светом комнате на Гусевом переулке (сейчас переулок Ульяны Громовой) она скачет вокруг своего дяди Валериана, снимает пылинки с его костюма.
- Закончила? – гремит Валериан. – Тогда марш в окно! - Квартира находится на первом этаже, окна выходят прямо на Лиговский. – Пойдет Зоя, ты меня не видела, а Катя, так сразу зови!
Маленькая бабушка вскакивает на подоконник, как совенок высматривает в толпе одетых в тёмное ленинградцев этих Валерьяновых девушек. Валериан пижон и дамский угодник. А ещё - сотрудник НКВД. Пару лет назад из-за него расстреляли бабушкиного отца. Но, прежде, чем она узнает об этом, пройдет где-то семьдесят лет.
И моё любимое: бабушке шестнадцать, в нарядном платье в горох она едет из Техникума по улице Марата на трамвайной подножке. Трамвай сворачивает на Свечной, бабушка спрыгивает с подножки и краем глаза цепляет милиционера. Езда на подножках и тн «колбасе» (задней сцепке) – запрещена, так делают дети, студенты и разные проныры, чтобы сэкономить три копейки. Бабушка забегает в ближайшую подворотню, несколько минут таится во дворе, а потом спокойно выходит. Милиционер поджидает её прямо у арки: «Ну что, дорогая, приехала?» - произносит с широкой улыбкой.
Это лишь парочка эпизодов из беседы с бабушкой, на которой мы обсудили первые годы её жизни. Это была первая встреча, а всего мы наметили девять. Изучая расшифровку диктофонной записи, я не понимаю, чего тут больше – зашитых крышесносных сюжетов или вариантов формы, которые надо пробовать и искать оптимальный в таком непростом формате, как автобиографическая проза.
Как мы работаем?
Мы с бабушкой выбрали такую стратегию работы.
Встречаемся девять раз и во время каждой встречи она рассказывает примерно о десяти годах свой жизни. До десяти лет, до двадцати, тридцати и так далее, до девяноста. Говорим несколько часов: я задаю вопросы, она отвечает или просто сообщает, что приходит в голову. Беседа длится несколько часов, я пишу в тетрадь и на диктофон. Потом расшифровываю диктофонную запись. Пока у меня есть одна расшифровка. Когда их станет больше, предполагаю, будет проще избрать некую форму, понять, как структурировать материал, как бить по главам и так далее.
Пока же мы только в начале этого увлекательного пути.