- Я же сказала к невропатологу по талонам, – рявкнула медсестра, - чего непонятного?
Половина головы в чепчике шевелилась окне.
- Мне туда, это, - шипел Пал Михалч вцепившись в железную раму. Диагностическая карта трусилась в кулаке. Позади очередь.
- Мужчина, отойдёте. Я сейчас охрану позову! Охрана! - завопила медсестра. Она вскочила и вцепилась ногтями в руку, пытаясь отшвырнуть ладонь. Зубы её скрипели. Началась возня.
- Но, но…, - не сдавался старик, - терапевт сказал без очереди…
- Отошел на хер! – победила она ковырнув старческую кисть острыми когтями.
Створка шваркнула и закрылась.
- Куда? Как? – негодовала очередь.
- В соседнее проходим, в соседнее окошко, - густой женский баритон в застенках регистратуры. Слышался звук печатной машины. Строк-ток-ток.
Пал Михалч сделал робкий шаг назад. Бледная немощь с тростью.
- Анализы сдать пришёл. Терапевт, приходи мол сразу к невропатологу, - оправдывался старик перед товарищами. Женщиной с волосами цвета фуксии и бледным мужиком в зеленом пиджаке, - без очереди, говорит можно.
- Да ну их, - определила старуха.
- Вот так, - развел плечами мужик. Бывает мол. Что поделаешь.
- У меня в карте это…, - Михалч егозил головой из стороны в сторону, глядя как толпа формирует два потока. Пенсионер силился обнаружить сторонников. Кто бы принял. Кто б согласился. Кто бы помог.
Таких не нашлось.
- Эх, – жалобно бросил он.
Пал Михалч стоял в нерешительности. Может сунуться в очередь заново или пойти жаловаться главврачу? Что делать-то? Старик почувствовал отвратительный укол за грудиной. Жвах! Лицо побелело. Руки побелели. Пал Михалч попятился.
Сел на лавку.
Плюхнулся ягодицами.
Осмотрелся.
Нащупал пузырёк во внутреннем кармане.
Достал.
Отвинтил крышку.
Сунул под язык.
Отошло. Спереди разношерстная русская очередь в регистратуру. Создания всякого толку. Кривая, заспанная старуха с ледяными клочками бровей. Смрадная бабка похожая на маховик с телефоном и мелочью в целлофановом пакете. Подружки-хохотушки из ДК. Абсолютно здоровые женщины. Скучно. А ещё «кузьмы» в бледных сандалетах, протёртых пиджаках со спортивными газетами подмышкой. Простатитные. Народ рабочий, затхлый. В основном бывшие завода швейных машин. Трудовой стаж ого! Тридцать лет, сорок лет, пятьдесят лет. Соответствующий положению запах.
Пал Михалч повернулся и от разочарования плюнул в стенку. Тьфу! Полетела мокрота с кровью, ударилась о побелку, срикошетила на пол мерзкими веснушками. Внутри разлился холодок. А снаружи вылезло солнце. Старик поднялся и пошаркал на улицу. Курить. Прямо в бахилах.
Снаружи Михалч достал пачку папирос и прикурил спичкой. Пламя скончалось в луже.
- Быстрее говорит. К неврологу. Ну-ну, - ругался шепотом Пал Михалч, вспоминая жлвачное лицо терапевта, - блядь такая.
- Чего ругаешься бать?
Пал Михалч обернулся. На вид лет тридцать шесть. С половиной. Высокий. Лысый. Прямой нос, скулы. Монголо-татарский треугольный овал. Глаза бусинки. Черные, живые. Бегают туда-сюда. А в них словно бенгальские огоньки. Хитрый лис, подумал Михалч.
- Да так, - ответил старик.
- Старость не радость?
- Ну.
- А чего хотят-то?
- Кто?
- Там, - монголо-татарский показал на поликлинику.
- Всякое, - старик махнул рукой, - терапевт говорит иди к невропатологу, а эти говорят талоны-талоны. Клизма орёт хоть вешайся. Кавардень.
- Сергей, - Сергей протянул ладонь.
- Пал Михалч.
- Чего Пал Михалч, курить есть?
- Есть.
- Давай, - Сергей принял папиросу и чирикнул зажигалкой, - работаешь на них работаешь. Спину ломишь. А они тебе хрен в бороду.
- Да.
- А я на «лифтовом», рядом тут.
- Это который со стороны Дзержинского?
- Ну, - Сергей затянулся, а потом харкнул в кусты. Голуби взметнулись.
Солнце вылезло из-за туч и щерилось. Вяло катили по дороге автомобили. Мигал сломанный семафор на переезде. Рокотал грузовик, сбрыкнувший на аварийках в обочину. Дети швыряли друг в друга портфели и камни. Собака гадила в кучу гнилой листвы.
- Чего там как лифтовой?
- Тяжко, бать.
- Тяжко, - согласился Михалч, стряхивая пепел на штанину.
- Жена говорит дуй таксовать. Да, я рот е%ал, бать! Без продыху спину мурыжить три смены за раз. Ад! 70 рабочих часов, - негодовал Сергей, - м?
- Да.
- Чтоб после смены ещё в центре кого словить. Кому до Дачной, кому в Смолищи тридцать с гаком кэмэ. А кто там чего пятидесяти рублей не даст, даже на чебуреки не хватит. Рот е%ал!
- Да, - скрипел Михалч.
- Сегодня к урологу. Этот говорит больших нагрузок не давать. А у меня смена.
- Да.
- Ирка уши крутит. Да ну её.
- Ирка…
- Жена.
- Да.
- А у тебя чего?
- Чего?
- Диагноз какой? – Сергей швырнул окурок в облезлую ель.
- Хрен его знает, - Михалч поднял плечи вверх, - достаточность говорит, недостаточность. Миокард-шмиокард.
- И мне то же самое.
- Уролог-то?
- Ну.
- Я-то к терапевту…
- И чего?
- Ну как?
- Чего? Ты же к невропатологу?
- Ну да, подстраховаться говорит…
- Ну вот. Сигарету дай ещё, бать? – перебил Сергей.
Пал Михалч протянул пачку.
- Пфууу, - пустил дым старик.
- Пхууу, - Сергей попытался выдуть кольцо. Вместо кольца в изумительный воздух, исполненный сиянием мартовского солнца, полетел овал неопределенной формы.
Вдруг из дверей поликлиники вышел негр. За ним еще один. А потом еще. Сергей открыл рот и долго смотрел им в спину.
- Видал?
- Да.
- Голубая кровь.
- Откуда?
- Студенты.
- А! – Михалч бросил недокуренную сигарету в урну и вытер ладони о жилетку.
- Обратно пойдёшь? – Сергей плюнул на руку и провел по голове.
- Пойду в очередь.
- Да уж достоишься.
- А чего не достоюсь?
- Неа.
- Народу вал.
- Вал.
- А ты это, бать, к главному пробовал?
- Думал.
- И чего?
- Волокита. Время терять.
- А чё время? Тебе чего время-то, бать?
- Чего туда стой, там стой, а еще потом туда…
- Куда?
- Да в магазин.
- А, - понял Сергей, - ну бывай.
- Да.
Только Сергей развернулся собираясь уже шагнуть со ступенек поликлиники, как повернулся и схватил Пал Михалча под локоть.
- Нет, бать, пошли к главному. Е%ал я его рот. Произвол, батя. Нельзя так!
- Куда? Чего?
- Перхоть эта! – настаивал Сергей, поддерживая Михалча под руку.
Вошли обратно. Толпа поредела, но стояли крепко.
- Видал? – Сергей цокнул зубами выдавая презрение к очереди.
Охранник клевал носом на стуле. Дремал.
- Слышишь ты? – Сергей пнул, льющего на воротник слюни, охранника.
- М?
- Главный где?
- М?
- Главный говорю.
- Чего?
- Ты глухой?
- Чего надо-то?
- Главный говорю где?
- Кто?
- Главврач, ебила!
- Главврач? Так бы и сказал сразу. На третьем она.
Сергей снова взял Михалча под локоть и потащил на лестницу.
- Ты погоди шибко так, - кряхтел старик, обливаясь потом.
- Сейчас поговорим бать.
Ступенька за ступенькой оказались у дверей главного. Сергей поднял руку и нанёс три мощных щелчка костяшкой. Вышло лихо. Пенсионерка с заклеенным глазом открыла рот. Хотела гавкнуть. Но увидав грозную макушку Сергея осеклась. Перешла на осмотр мертвых мух на подоконнике. Из дверей кабинета окулиста слышались утробные звуки. Будто это был не окулист вовсе, а какой-нибудь уролог.
- Мгхы-угхы, - слышался низкий баритон. Будто пациенту давили на пуп кулаками.
За дверью главного врача слышалось шараханье. Звенели чашки. Дверь открылась. Показалось румяное лицо. Девочка.
- Чего?
- Мы к Елене Вячеславовне, - заявил Сергей.
- М?
- К Елене Вячеславовне.
Румяная прикрыла дверь и тихонько сказала.
- Лен, к тебе.
- Кто?
- Не знаю.
Сергей дышал носом. Пал Михалч переминался с ноги на ногу, постукивал тростью в пол. Ему хотелось в туалет. По большому. И по маленькому. Дверь снова открылась.
- По записи к Елене Вячеславовне.
- Чего? Да вы издеваетесь на хер? – Сергей отступил назад, - по какой записи? У меня ветеран на руках помирает.
Румяная открыла дверь шире и недоверчиво осмотрела пенсионера с головы до ног.
- Ветеран? Мгм.
На заднем плане в кабинете маячила сама Елена Вячеславовна. Килограмм семьдесят. Каре. Туфли. Грудь. Поправила юбку в тревожный, желтый горох. Стряхнула капли с посуды и всячески прятала туловищем бутылку коньяка.
- Ему лет сорок, твоему ветерану, земля тебе пухом, шутник.
- Чего? – Пал Михалч багровел, - курица! Побойся бога, чего несешь, чтобы тебя понос пробрал!
- Да! – Сергей почесал затылок.
- Регистратура на первом этаже. Там и запишитесь, ветераны.
Дверь хлопнула. В недоумении и ярости, Сергей топнул ногой. Колено его чуть не вылетело из сустава.
- Б%ядь рыжая! – воскликнул знакомец.
- Да.
Сергей принялся ходить из угла в угол как цирковой зверь.
- Вот же б%яди! – воскликнул он, - вот же муть!
- Да, - констатировал Пал Михалч усаживаясь на холодную лавку, - компот.
- Еще какой.
Сергей остановился и принялся разглядывать Пал Михалча.
- Чего Сергей?
- Ты ветеран?
- Какой я тебе ветеран, побойся Христа! – старик махнул рукой.
- А чего? Не воевал?
- Да я на швейной сорок с лишним лет…
- Ясно-понятно.
Лицо Сергея колупалось жилами. Жилы были в скулах, в носогубных складках и на лбу. Казалось всё лицо неприятно дышит яростью.
- Аа, - вырвалось из Сергея, - вот оно!
Хитрец оглянулся и шагнул в обратную сторону. По коридору. Прямо к лаборантской.
- Ой-ой! – чувствуя неладное Михалч вскочил, скрипя артритом, бросился за Сергеем.
- Чего ж, куда? – рокотал старик на ходу, ковыляя за знакомцем.
- Х%йня делов!
Лицо Сергея полнилось отвращением. Наконец подошли к лаборатории. Белая, пластиковая дверь с открытым оконцем.
«Мочевая. Моча на анализы принимается с 8:15 до 9:15. Выдача анализов на следующий день после 12:45»
На раздаточном полные банки. Сергей взял одну. Целый литр. Желтая, спелая. Вторую протянул Пал Михалчу.
- Держи, бать. Крепче держи, разява. Ща будет вам язва б%ядь! Крахоборы!
Сергей шагал, а полы его кожаной куртки трепались сзади как крылья. Рубаха расстегнулась, обнажая крупные бордовые соски. Так и шагали. Зловонный линолеум, соски и старик с банкой.
- Давай бать, скорей! – подгонял Сергей.
Вернулись. Хитрый остановился у кабинета главного врача. Табличка с именем Елены Вячеславовны смотрела прямо в глазные яблоки. Пал Михалч запыхался. Он ничего не понимал, сжимая теплую литровую склянку. Как дали, так и сжимал. Резкий запах отвратительно шибал ноздри. Сладкий, чахлый запах мсты.
- Бать, за всю ху%ню! – Сергей нагнулся, а потом с размаху хватил мочой в пространство между дверью и полом. Отвратительная лужа появилась на линолеуме. Она ширилась и мерцала, разливаясь жуткая. Мерзкое озеро. По ту сторону раздались глухие крики.
- Ой!
- Давай бать! – ревел Сергей, чувствуя, как адреналин хлюпает между переносицей и лбом. Сердце долбалось колоколом.
Михалч заломил руки с банкой над головой всё еще не решаясь совершить акт.
- Ну бать! Ты чего?
- На! – заверещал Пал Михалч швыряя литровку в казенные двери. Вся жизнь пролёткой рванулась перед глазами.
Пока банка совершала полёт, с той стороны раздался скрип. Дверь отворилась, обнажая силуэты Елены Вячеславовны и румяной девицы. Банка по неведанной траектории обрушилась всем естеством своим о край косяка разлетаясь яростными брызгами, уничтожая ясный, полуденный цвет белого халата. Елена Вячеславовна с удивлением схватилась за лицо. Румяная девочка спряталась за Елену Вячеславовну. Банка превратившись в кучу бестолковых черепков замерла, раскидав содержимое по полу. Вся в моче, Елена Вячеславовна отворила рот и закричала.
- БААА!
Сергей схватил Михалча под руку. Двое бросились по лестнице вниз. Мимо кабинета окулиста, онколога, хирурга, ЛФК и почившего на коленках охранника с пузом.
На улице отдышавшись Сергей хлопнул старика по плечу. Двое стояли, скрываясь по грудь в кустах. Грузовик стоявший на аварийках укатил. Детей с портфелями не было и в помине. Собака гадила в траву.
- Ну бать, ну хорош!
Михалч хрипел осознавая, что в самом деле натворил. Он машинально достал пачку и закурил.
- Махра, - улыбался Сергей. С правой стороны не доставало двух зубов.
- Хулиган, - с ноткой протеста признался Михалч.
- Махра, - загадочно шептал Сергей.
- Уголовник.
- Махра.
Солнце забрело за тучи. Хмурый день нарастал как муть в стакане с квасом.
