Волшебство, которое творят люди в Арде, — тема сложная и противоречивая. С одной стороны, в 1954 году, в год выхода в свет «Братства Кольца», Толкин писал о том, что волшебством нельзя овладеть ни с помощью «знания», ни с помощью «заклинаний», что это нечто врожденное, исконно присущее — причем такое, чего у людей как таковых нет и чего они достигнуть не могут. Тем не менее, Толкин тут же делает оговорку: «целительство А́рагорна может рассматриваться как «магическое» или, по крайней мере, как смесь магии с фармацией и «гипнотическими» процессами». И задается вопросом: «но ну́мэнорцы использовали «заклятия» для ковки мечей?» («Письма Дж. Р. Р. Толкина», письмо № 155).
Таким образом, получается, что сам автор не пришел к определенному мнению. Давайте попробуем разобраться, рассмотрев все примеры того, как люди Арды творят волшебство.
Для начала надо определиться с терминологией, с тем, что мы далее будем понимать под волшебством-магией, а что — не будем.
Из словарей русского языка можно извлечь такое, например, определение магии: «совокупность приёмов (действий и слов), имеющих чудодейственную силу, при помощи которой можно воздействовать на людей и явления природы».
Согласно тому же письму № 155, волшебство в мире Толкина может быть «гоэтейей» (наваждением, видением того, чего на самом деле нет) и «магией» — изменениями, производимыми в реальном мире (например, разжечь огонь на сырых дровах). Причем и то, и другое может быть как «хорошим», так и «плохим».
Для простоты также будем исходить из того, что невозможное в нашем мире считается волшебством мира Толкина, а возможное — технологией: например, нумэнорские летающие корабли из раннего «Падения Нумэнора» или оружие, которое поражает врага на большом расстоянии из «Утраченного пути». Любимую Толкином тему родства Магии и Машины мы, таким образом, оставим в стороне (см., например, письмо № 131 от 1951 года).
Есть, однако, еще класс явлений, который является если не магией, то сверхъестественным с нашей точки, но в мире Толкина — явление вполне естественное, пусть и редкое. Речь идет об о́санвэ, передаче мысли на расстояние, по-нашему — телепатии. Вот что говорится об этом в тексте «О́санвэ-кэнта»: «…все разумы равны по положению, разнясь в способностях и силе. Природа разума такова, что один разум может непосредственно воспринять другой» — все, никакой магии.
Далее читаем в «Осанвэ-кэнте»: «Люди наделены той же способностью, что и квэ́нди, но она сама по себе слабее и действует слабее из-за силы хро́а, над которым воля большинства людей имеет мало власти». «По этой причине передача мысли у Воплощенных нуждается в усилении, чтобы быть действенной. Усиление же достигается благодаря близости, настоятельности или праву… Право также усиливает мысль того, у кого есть обязательство по отношению к кому-либо, или мысль правителя, обладающего законной властью отдавать приказы или знать правду ради блага остальных». Это то, что мы видим в ВК в исполнении Гандальва, а если говорить о людях — то Дэ́нэтора и Фа́рамира. Вот, например, слова Фарамира, обращенные к Фродо: «Но я не думаю, что вам надо идти к Ки́рит У́нгол, о котором он рассказал вам меньше, чем ему ведомо. Это я прочел (perceived clearly) в его разуме», «Берегитесь вашего проводника, Смеагола: он уже убивал, я прочел это в нем (I read it in him)». А вот как Гандальв говорит о Дэнэторе: «Если преклонит он к тому свою волю, то может воспринять многое из того, что происходит в умах людей, даже тех, что живут далеко».
Сразу скажем об о́рэ. В «Заметке по поводу орэ» (опубликована в журнале «Виньяр тэнгвар», № 41) сказано, что этот концепт в ВК передается как «сердце мне сказало». Можно сказать, что это «внутренний голос», «интуиция», «предчувствие». В ВК это у всех, от Гандальва до хоббитов, например, Эовюн, снабжая Мериадока доспехами, говорит так: «Ибо сердце говорит мне, что снаряжение это пригодится тебе» — и не ошибается. Очень может быть, что орэ — это то, упоминание о чем мы находим в «Осанвэ-кэнте»: «Ни один разум, однако, не может закрыться от Эру: ни от его взгляда, ни от его послания. Последнее разум может не принять во внимание, но не может сказать, что не знал о нем».
Есть еще одно явление, родственное осанвэ-телепатии и орэ-интуиции. Это индэ́ммар, «мыслекартинки» (о нем рассказывается в тексте «Слова, фразы и фрагменты в ВК», цитируется в переводе Кеменкири): «разум», более высокий по природе, или тот, что напрягает все свои силы в некой крайней необходимости, может передать желаемое «видение» напрямую иному разуму. Разум-получатель переведет его в образы, более привычные ему ввиду использования органов зрения (и слуха) и спроецирует его, видя его как нечто внешнее. Это во многом напоминает fana, кроме того, что в большинстве случаев, особенно относящихся к разумам меньшей силы (равно сообщающим или получающим), они часто будут менее яркими, ясными и подробными, и могут даже быть смутными и неясными или видеться полупрозрачными. Эти «видения» в Квенья назывались indemmar, «мысленные картины». Люди были восприимчивы к ним… в основном тогда, когда они представлялись им эльфами. Чтобы получить их от другого человеческого существа, была необходима особая безотлагательная причина — и близкая связь по родству, тревоге или любви двумя разумами. Обычно люди видели индэммар во сне, в виде сновидения. Если наяву, то они были обычно смутные, похожие на призраки».
Примеры индэммар — явление Горлима Бэрэну, большинство снов в ВК, видение Фарамира о лодке с телом брата.
Исходя из вышеизложенного, мы вычтем из волшебства пророческие сны и видения, а заодно «сработавшие» обращения к высшим силам, клятвы, проклятия с более-менее естественными результатами (проклятие Мима, например), пророчества и их исполнение («не от руки мужа» — сугубо дело техники, ловкость рук — и никакой магии).
Остаются пограничные случаи: например, вербальное общение с животными.
Теперь поговорим о тех, о ком пойдет речь. Из числа людей исключаются: айнур в антропоморфной фане (облике) и приближенные к ним (то есть Моргот, Саурон, истари, Том Бомбадил, Голдберри), а также бывшие люди — назгул, коль скоро в их случае непонятно, где там возможности и способности Саурона, которые назгул получили благодаря Кольцам Власти, а где их собственные умения (например, «трех лордов нумэнорской расы»).
Вообще, будем помнить, что у нас и хоббиты — люди, хотя в их случае с волшебством все просто: «магии у них, почитай и нет, если не считать обыденной ее разновидности, благодаря которой они умеют легко и быстро исчезать, когда здоровенные дурни, вроде нас с вами, ломятся с грохотом, как слоны, напролом — этот шум хоббитам за милю слышно».
О ком мы в итоге будем говорить? О Беорне, нумэнорцах в целом и их потомках в частности, а также о друэдайн.
Беорн
Начнем с Беорна как персонажа, который возникает в легендариуме довольно рано, в «Хоббите».
Беорн меняет облик: то человек, то огромный медведь — skin-changer, как выражается Гандальв (ср. с англ. shapeshifter — «оборотень»), если на нем лежат чары, то только свои. Но «хоть и оборотень и, без сомнения, слегка волшебник (magician), Беорн все же человек», — с определенностью писал Толкин в 1954 году.
Еще можно вспомнить, что Беорн разговаривает (рычит) на языке медведей, а также держит чудесных собак, барашков и лошадок, разговаривают с ним, а они на него работают (питается он, кстати, медом и сливками). В Битве Пяти Воинств он грозен, сражается в виде гигантского медведя и оружие врага ему нипочем.
Собственно, это все, что мы о нем знаем: если говорить о взгляде изнутри мира Толкина, то его загадка остается без разгадки. Однако если мы выйдем за пределы мира Толкина и посмотрим на Беорна с традиционной литературоведческой точки зрения, то все немедленно становится на свои места.
Наводит на мысли само его имя: в древнеанглийском beorn — это поэтизм со значением «муж, воин», в родственном древнеисландском — «медведь», и филологам-германистам, включая Толкина, неочевидно, как такое вышло. Подобные филологические или литературные загадки Толкин часто переносил из реального мира в свой собственный: «Пока на Дунсинанский холм в поход Бирнамский лес деревья не пошлет, Макбет несокрушим» Шекспира превратился у него в поход энтов, а фраза из древнеанглийского стихотворения «or þ anc enta geweorc», которая переводится как «работа коварных великанов» превратилась у него в башню Ортанк, к которой энты тоже имеют отношение.
То же самое делает Толкин и со словом beorn: он создает персонажа, Беорна, который одновременно «муж, воин» и «медведь» — потому что оборотень. И это делает толкиновского персонажа глоссой и толкованием двух персонажей древней литературы германских народов.
Первый, конечно, — Беовульф из одноименной древнеанглийской поэмы. Само имя «Беовульф», «волк пчел», — это кеннинг медведя, с точки зрения Толкина в том числе (здесь можно вспомнить о том, что русское «медведь» — тоже кеннинг). Беовульф вполне себе человек, но с некоторыми медвежьими чертами: например, он сражается с Гренделем не оружием, а голыми руками.
В традиции исландских саг существует генеалогически параллельный Беовульфу персонаж — Бёдвар Бьярки, «воинственный медвежонок». Он фигурирует в отдельной пряди «Саги о Хрольве Жердинке», собственно, дружинник Хрольва.
Текст не очень известный, поэтому перескажу, как Бёдвар дошел до жизни такой. Жил да был на свете сын некоего конунга по имени Бьёрн (др.-исл. медведь, как мы уже знаем). Злая мачеха заколдовала его, ударив перчаткой из волчьей шкуры, отчего он стал на день превращаться в огромного серого медведя. В конечном итоге медведя затравили, но у него от женщины по имени Бера (тоже что-то медвежье) родилось трое сыновей: старший ниже пупка был лосем, у второго от лодыжек были собачьи лапы, а третий, Бёдвар, был человек. От отца Бедвару достался волшебный меч. На службе у Хрольва Жердинки Бедвар убивает крылатого змия, который повадился в йоль (праздник середины зимы) опустошать страну (такой гибрид тролля и дракона из «Беовульфа»), а также совершает множество других подвигов.
Потом на Хрольфа нападают с огромным войском и чародейством, но в бою рядом с конунгом видят огромного медведя, которому не страшно оружие врага, а Бёдвара — не видят. Друг Бёдвара этим расстроен, начинает Бёдвара искать — и находит его во дворце, где тот «сидит и не двигается». Друг своими упреками выводит Бёдвара из этого состояния, что оказывается к худу: «отныне я смогу пособить многим меньше, чем раньше, до того, как ты позвал меня», — говорит Медвежонок. И в самом деле, когда Бёдвар выходит в бой, медведь исчезает, и Хрольв со своими витязями терпят поражение от колдовства и гибнут.
Не забудем о таком германском явлении, как «берсерк», дословно, скорее всего, «медвежья рубашка» или «медвежья шкура»: это были воины, которые сражались в трансе, и их действительно не брало оружие (как Беорна). Воинов-германцев в медвежьих и волчьих шкурах изобразили даже римляне на колонне Траяна, а до наших дней эта традиция сохранилась в медвежьих шапках гвардии британской и датской корон.
Беорн — не последнее художественное рассуждение Толкина о медведемужах. Сделав прозаический перевод «Беовульфа» на современный английский в 1920-ые годы, Толкин в начале 40-х годов написал собственный прозаический текст по мотивам «Беовульфа»: «реконструкция англосаксонской сказки, которая лежит за фольклорным элементов в поэме… ее цель — продемонстрировать различия в стиле, тоне и атмосфере, если убрать героический и исторический элемент». Называется этот текст «Sellic Spell» — «wondrous tale», из 2109 строки «Беовульфа», в переводе Тихомирова — «преданья чудо-истинные». В Sellic Spell Толкин сделал медвежьи черты героя, которого зовут Beewolf — «Пчеловолк», — еще более выраженными: находят героя ребенком в медвежьей берлоге, от его тела исходит «медвежий жар», оружие ломается у него в руках, он предпочитает облапить противника, как медведь, и до самой смерти очень любил мед.
Таким образом, Беорн — персонаж стадии заимствования из источников, как одинический странник Гандальв. Но если Гандальв был в итоге полностью адаптирован к миру во всех своих чертах и особенностях (и даже сделался, так сказать, еще более одиничен), то Беорн так и остался необъясненным уникумом-исключением, в том числе в отношении связанного с ним волшебства.
Нумэнорцы
Начать можно с того, что нумэнорцы, по словам Толкина, «сделались внешностью и даже силой разума едва ли отличимы от эльфов… Благодаря долгой жизни много достигли он в искусстве и мудрости». По этой или иной причине самое большое скопление волшебных явлений у людей связан с нумэнорцами.
Текстологически «нумэнорское волшебство» появляется лишь в ВК: хотя в «Падении Нумэнора» и «Утраченном пути» есть всякие нумэнорские технологические чудеса и сатанинский культ, связанный с продлением жизни, ничего откровенно волшебного там нет. Ничего волшебного (за одним маленьким исключением) у нас нет и в нумэнорской части «Неоконченных преданий».
Но начнем с самого простого и самоочевидного — волшебных предметов работы нумэнорцев и их потомков во «Властелине Колец».
Арнорские клинки. «Обычное» волшебное оружие, «покрытое золотисто-алыми фигурами, напоминающими змеек», как в «Беовульфе». Волшебность подтверждается, так сказать, на практике и неоднократно: еще Фродо на Амон Суле, провалившись в Незримый мир, видит, как его клинок светится алым (а рука и оружие Ангмарца, например, — бледным светом). Все авторитеты от Тома Бомбадила до Дэнэтора указывают на то, что это оружие выковано дунэдайн Арнора. Арагорн говорит, что орки побоялись оставить себе оружие Пиппина и Мерри, «зная, что это работа Вестернесса, увитая чарами на погибель Мордору». Так что что бы ни говорил сам автор, здесь мы видим волшебство именно человеческого производства.
Другой случай самоочевидного наличия у нумэнорцев как умения творить волшебство, так и обучения этому — всякая гадость в исполнении черных нумэнорцев (без назгул, опять же).
Черные Нумэнорцы
Фарамир рассказывает Фродо и Сэму, что «многие (нумэнорцы) были очарованы Тьмой и черными искусствами». В абзаце про Уста Саурона почти дословно повторяется эта мысль: «черные нумэнорцы… поклонялись Саурону, будучи очарованы злым знанием».
Что это за злые знания? На это у нас есть письмо Толкина, написанное в 1951 году: согласно ему, в Нумэноре в последние времена преследуют и приносят в жертву Верных, нумэнорцы приносят свое зло и в Средиземье, где становятся жестокими и злобными повелителями некромантии, убивая и истязая людей. Конкретный пример, уже в конце Третьей Эпохи, — Уста Саурона из черных нумэнорцев: по причине коварства он снискал милость Саурона, выучился великому чародейству (learned great sorcery) и знал мысли Саурона, жестокостью превосходя орков.
Коль скоро к Саурону прилагаются эпитеты Sorcerer и Necromancer, мы понимаем, что это родственные явление. И мы несколько раз видим то, что выглядит как прямое противоречие письму № 155 от 1954 года — как о недостижимости магии для людей, так и невозможности ей научиться.
Здесь имеет смысл сказать несколько слов о некромантии. Толкин дает ей такое определение: «делание видимого невидимым, невидимого — видимым». Традиционное представление о некромантии — это вызов духов и управление ими. И в текстах пример именно такой магии у нас есть: Молчаливые Стражи Кирит Унгол (вселение духа в артефакт: «обитали в них некие ужасны духи злого бдения»). Так что в теории можно предположить и гоэтэйю силами пленных духов — бестелесных эльфов и полтергейстов-болдогов.
Если говорить о черных нумэнорцах, то есть еще один представитель этого народа: королева Бэрутиэль, повелительница девяти черных и одной белой кошки.
Но, прежде чем говорить о ней, давайте сделаем отступление и поговорим о вербальном общении людей с животными.
Вербальное общение людей с животными
Для начала предполагается, что у животных в мире Толкина есть собственная речь и язык (например, язык медведей, на котором говорит Беорн). Но есть несколько групп животных «повышенной разумности» или «повышенной говорливости»:
- Животные, которые разумны, как Воплощенные, и пользуются речью, как Воплощенные: Ху́ан, Великие орлы, вороны Одинокой горы (Карк и Роак). Они говорят на синдарине или на вестроне.
- Особые животные, которые понимают человеческую речь, но сами на человеческом языке не говорят, максимум — на своем: Фелароф и его потомок Тенегрив из коней О́ромэ, волшебные дрозды Дейла и «чудесные животные» Беорна (он обращается к своим животным и на их языке, и на вестроне). Возможно, пони Билл после пребывания в Имладрисе. Они явно умнее обычных животных.
О животных, пользующихся человеческой речью, сказано следующее (ИС-10, «Кольцо Моргота», стр. 409-410): Валар научили их языку, подняв на более высокий уровень (что не делает их Майар или обладателями фэар). Кроме того, меарас, дрозды и вороны наделены долгожительством (Роаку 153 года в «Хоббите») — что внутри мира может рассматриваться как дополнительное доказательство, что они «животные богов». Есть еще «быки Арау», вымершие туры Восточной Европы, но об их разумности ничего неизвестно.
У другой стороны тоже есть повышенно разумные животные: варги и пауки. Например: «в середине круга стоял огромный серый волк. Он обратился к остальным на ужасном языке варгов. Гандальв его понимал, а Бильбо — нет».
Теперь можно говорить об общении людей с животными. Естественно, мы вычитаем общение людей с повышенно разумными говорящими животными: например, Бэрэна с Хуаном, Бильбо — с Великими орлами и Роаком, Перегрина — с Тенегривом.
Интересен промежуточный случай Барда и дрозда. Бард понимает язык дрозда из волшебной расы, потому что он из «народа Дейла», которые умел понимать язык этих дроздов (или дроздов вообще?). В любом случае, у Барда это умение наследственное, а не приобретенное: «он обнаружил, что понимает речь дрозда, ибо он был из народа Дейла».
Уникум Беорн говорит на языке медведей (очевидно, в силу своей природы как оборотня-берсерка) и на «зверином языке» обращается к своим собакам и пони.
Можно ли выучить языки животных? Непонятно. Гандальв знает язык варгов (вряд ли он его в Валиноре выучил) и медведей, у Радагаста или Тома Бомбадила вообще нет проблем с животными, но люди?
Бэрутиэль и кошки
Теперь вернемся к Бэрутиэль и ее домашним питомцам. В «Неоконченных преданиях» говорится, что королева разговаривала со своими кошками или читала их воспоминания, отправляя их раскрывать темные секреты людей, вдобавок белую кошку она посылала шпионить за черными. В другом месте сказано, что по происхождению она была из черных нумэнорцев и «обратилась (или вернулась) ко злу». И что кошек она терпеть не могла, но кошки к ней липли и ходили за ней. Бэрутиэль мучила кошек, но некоторых оставила при себе и научила выполнять по ночам злокозненные поручения, шпионить за врагами или устрашать их.
Коты в легендариуме имеют не то чтобы прекрасную репутацию: в «Утраченных сказаниях» есть демонический кот Тэви́льдо, а про сиамских котов Толкин, явный собачник, в «Письмах» прямо говорит, что они мордорская фауна. Но кошки известны и как обычные домашние животные — у хоббитов, во всяком случае. Бэрутиэль осуждается как внутри мира, так и Толкином — он называет ее «нечестивой», — но ничего темно-магического напрямую в ее действиях не видно, только нехорошее обращение с кошками и подданными. Трактовать это можно тремя способами:
- Бэрутиэль управляла обычными кошками с помощью черной магии: это сообразуется с «мучила кошек». И известно, что животные могут быть шпионами Врага.
- Это были повышенно разумные вражеские кошки, вроде варгов и пауков, может, даже говорящие: белая кошка — та самая сиамка из мордорской фауны? Число «девять» тоже наводит на мысли, как и реакция гондорцев на кошек.
- Бэрутиэль откуда-то знала язык кошек (по наследству, как Бард, но только от ее предков, махровых черных нумэнорцах вроде Хэрумора с Фуиниром?) и у нее было с ними осанвэ.
Либо все это в какой-то комбинации. Последнее, осанвэ с кошками, не невозможно, коль скоро однозначный пример осанвэ с животными относится именно к нумэнорцам: в «Описании острова Нумэнор» сказано, что нумэнорцы очень любили коней и верховую езду, и если скакун и его хозяин были очень привязаны друг к другу, то конь в случае необходимости мог откликнуться и на мысленный зов хозяина. Это полностью соответствует описанию осанвэ между Воплощенными. Еще это может быть дополнительно связано с повышенной разумностью нумэнорских коней — например, если они тоже были «конями Оромэ», как меарас — а почему бы и нет, коль скоро орлы Манвэ в Нумэноре жили.
Последний пример — это следопыты Севера. Люди Бри «верили, что они обладают удивительными возможностями слуха и зрения и понимают языки зверей и птиц». Обычных, надо полагать. Возможно, вместе с нумэнорцами здесь можно посчитать и Барда — скажем, если додумать, что Гирион, его предок, был из потомков нумэнорцев (его имя напоминает синдаринское).
Ну, и об экзотике. В «Утраченных сказаниях», в истории Турамбара и Фоалокэ отраженно очень традиционно-германское представление о том, как можно научиться речи животных: «Наделены драконы великим коварством и мудростью, так что издавна говорится среди людей, что кто бы ни попробовал сердце дракона, станет он понимать все языки богов и людей, птиц и зверей, а слух его уловит шепот валар и Мэлько, прежде неслышимый. Редкий герой совершал когда-либо деяние столь отважное, как убийство дракона, и никто даже из этих храбрецов не остался в живых, отведав драконьей крови, ибо она подобна огненному яду, что убивает всех, кроме лишь наделенных божественной силой».
Оставшиеся волшебные предметы нумэнорской работы
Давайте вернемся к нумэнорцам, а точнее — еще двум текстуально засвидетельствованным волшебным предметам, созданным дунэдайн. Про один мало что есть сказать: Фродо, надев Кольцо, поднимается на сидение Амон Хен и видит много интересного — в отличие, кстати, от Арагорна (но тот торопился). Похоже на то, что все-таки это сидение давало возможность смотреть на дальние окрестности, а парное ему Амон Лау — слушать происходящее вдалеке. Когда было построено, непонятно, может, одновременно с Аргонат (которые тоже впечатляют, но непонятно, волшебством или просто огромностью и искусством) или раньше. Крепости нумэнорцев (Ортанк, Минас Тирит) удивительны, но какой-то магии в них не видно.
И есть еще один условно-волшебный предмет, связанный с рассмотренными ранее темами: Великий рог, рог Боромира. Рог этот сделан из рога тура, добытого Ворондилем Охотником (1919-2029), наместником Эарниля II Гондорского и отцом первого правящего наместника Мардиля. Фарамир говорит так: «огромный рог дикого быка, окованный серебром и исписанный древними письменами… сказано, что если при нужде вострубит он в старых пределах границ Гондора, его голос будет услышан». И действительно, и Фарамир, и Дэнэтор слышат, когда Боромир трубит в этот рог в последний раз: звук слышался смутно, Фарамир добавляет «словно это было эхо в разуме». Это описание индэммар: Фарамир, большая умница, точно понял, что он слышал этот звук не ушами, а «в разуме» (как в неоконченном романе Толкина «Записки клуба ‘Наитие’»). Вообще, с Фарамиром связано большое количество случаев лордского осанвэ, индэммар из разных источников (сон о мече, что был сломан, видение лодки с телом брата) и орэ: это создает образ человека мудрого и много знающего.
Соответственно, в случае с рогом у нас есть такие варианты:
- Это волшебный предмет работы дунэдайн, такой же, как арнорские клинки: недаром он исписан древними письменами. Соответственно, «сказал» (или даже написал) о роге его создатель, может, и сам Ворондиль. Соображение против: очень поздний предмет, времен окончания времени Королей и увядания Гондора, лет на 600 моложе арнорских клинков.
- Волшебными свойствами рог обязан лишь тому, что сделан из рога тура, «быка Арау». Но других артефактов из маткомпонентов у нас нет, кажется (вряд ли волчья шкура Бэрэна и личина Турингвэтиль могут считаться). Разве что еще волосы Лутиэн, из которых она спряла и соткала волшебный плащ невидимости.
- Индэммар, явившееся Дэнэтору и Фарамиру, никак не связано с рогом, это «случайное» совпадение (в гандальвовском смысле «случайное»). Это было индэммар, исходившее от Боромира и предназначенное для ближайших кровных родичей, а «сказано» — это пророчество, которые вполне могут быть и очень поздними (как, например, пророчество бабушки Арагорна о судьбе внука).
Или, как обычно, какая-то комбинация вышеизложенного. Кстати, это пример полного (в отличие от Беорна) укоренения внешнего мотива в Арде: конечно, источник образа Боромира — это Роланд из «Песни о Роланде», гибнущий в неравном бою, протрубив в рог Олифант. Роланд — идеальный рыцарь, верный слуга короля Карла и защитник милой Франции, но притом гордец, не сразу согласившийся трубить в рог, чтобы призвать помощь. Тоже вполне германская история, хотя и овеянная уже духом Средневековья, а не Темных веков и античности. Хотя на диких туров охотился еще Зигфрид в «Песне о Нибелунгах» (вряд ли Толкин знал про Буй-Тура Всеволода Святославовича).
Арагорн
Самый сложный случай, коль скоро в его лице мы имеем не только «потомка Лутиэн», но и дунадана, «величайшего путешественника и охотника» (с т.з. Гандальва, путешественника не из последних), воспитанника Эльронда, истинного короля и священника Единого. В смысле, не всегда понятно, где, так сказать, знания и умения Арагорна (почерпнутые у Эльронда или Гандальва), а где личный опыт, где способности человека из рода Эльроса (к которым с той или иной вероятностью относится еще около десятка персонажей ВК), а где способности истинного короля, короля-жреца.
Например, Арагорн неоднократно выказывает помянутые выше следопытские способности: острое зрение и слух, умение спрятаться, неочевидные чувства, вот как он говори о назгул после сражения на Амон Суле: «но у меня нет ощущения, что они рядом». Он читает хоббитам лекции о назгул, чувствует опасность в Эрэгионе.
С другой стороны, во время первого разговора с Эомером имеет место такой эпизод: «Гимли и Лэголас в изумлении взглянули на своего спутника, ибо раньше его таким не видели. Он, казалось, сделался выше ростом, в то время как Эомер умалился; и на лице Арагорна они уловили краткое видение силы и величия каменных королей (Аргонат, понятно). На мгновение глазам Лэголаса показалось, что на челе Арагорна полыхнуло белое пламя, подобное сверкающей короне». У этого эпизода есть поразительная параллель в «Словах, фразах и фрагментах»: «Эльфы, жившие в Валиноре, говорили, что фанар Великих Валар были ростом выше, чем самые высокие эльфы, а когда они совершали великие деяния или отдавали великие приказы, то делались такого роста, что он внушал благоговейный страх».
У нас есть два эпизода исцеления в исполнении Арагорна: когда он помогает Фродо, раненому на Амон Суле, и то, что он делает в Обителях Исцеления. Второй случай имеет вид традиционного исцеления христианских королей: слова, прикосновение, вода, и весь эпизод просто пропитан евангельскими аллюзиями, потому в разговоре о волшебстве он не очень полезен.
А вот исцеление Фродо — штука более специфическая. Моргульский клинок тает и превращается в дым, остается лишь рукоять (это опять из «Беовульфа», кстати). Арагорн: «Мало кто ныне имеет навык исцеления, способный помочь от столь злого оружия. Но я сделаю, что смогу». «Он сел на землю, положил рукоять на колени и запел над ним медленную песню на странном языке. Затем отложил рукоять, повернулся к Фродо и негромко произнес слова, которые другие не расслышали». Затем достает атэлас.
Как писал автора, «исцеление Арагорна можно рассматривать как «магическое», или, по меньшей мере, как смесь магии с фармацевтикой и «гипнотическим» процессом». Но (в теории) рассказывают о нем хоббиты, которые очень мало понимают в философии и науке; в то время как Арагорн не просто «человек», а один из «потомков Лутиэн»» (то самое письмо).
Что тут интересно? Что ситуация подается с точки зрения Перегрина, Мериадока и Сэма, но не Фродо. Толкин явно на этом играет, коль скоро мы часто переходим на точку зрения Фродо — но не в этом любопытном случае. Что важно? Что Фродо немного знает квэнья, а остальные хоббиты — нет. Так что «странный язык» — скорее всего квэнья (другие кандидаты — синдарин и валарин, в адунайский я не верю).
Упоминание Толкина «потомка Лутиэн» наводит на воспоминания о волшебстве самой Лутиэн, ее пение и заклинание, с помощью которого она отрастила волосы, чтобы потом соткать из них плащ-невидимку. Это единственный способ, которым я могу трактовать «медленную песню на странном языке». Кстати, у нас есть аналогичное заклинание и в исполнении мужчины-эльфа: Бэлэг в «Детях Хурина». Мизансцена, надо сказать, несколько напоминает ВК: лес, ночь, Бэлэг берет свой меч и начинает петь над ним «волшебные песни», сплетая «слова остроты» и имена всевозможных клинков и ножей (о которых ничего не знает даже Кристофер Толкин), пока кромки не вспыхивают синим пламенем. Но Бэлэг перестарался с остротой и порезал Турина.
Друэдайн
Странный народец из «Властелина колец» в позднем лингвистическом эссе Толкина превращается в эдайн, союзников народа Халэт в Первую Эпоху.
Народ этот странный, как внешне, так и теми способностями, которые отличают их от прочих эдайн (и от нас). Например, ростом они 4 фута, то есть 124 см, а еще они обладают тем, что можно назвать способностью впадать в транс: «полное молчание и неподвижность на протяжении нескольких дней, сидя со скрещенными ногами, глаза закрыты или смотрят в землю… Они сидели так во времена скорби или потери, но иногда из удовольствия предаваться размышлениям или составлению планов. Кроме того, они так сидели на страже, и хотя их глаза были закрыты или смотрели невидящим взором, они замечали все, что происходило рядом. И эта бдительность была столь сильна, что могла ощущаться незваными гостями как враждебность и угроза».
Но что еще больше по нашей части, многие в народе Халэт верили, что друэдайн владеют сверхъестественными и магическими способностями, и по этому поводу приводится рассказ «Верный камень». Говорится в нем о том, как друадан, чтобы помочь друг-халадину на время своего отсутствия, кладет руку на дозорный камень (собственно, статую, изображающую друадана) и, помолчав, говорит: «Я оставил в нем часть своих сил». Когда на дом халадина нападают орки, появляется какой-то друадан, который прогоняет орков и затаптывает босыми ногами разведенное ими пламя. Утром халадин видит, что дозорный камень куда-то делся. Когда возвращается друадан, они находят дозорный камень на некотором расстоянии от дома: под ним лежит мертвый орк, а ноги у изваяния почернели и потрескались от огня, одна ступня отвалилась. Друадан на это говорит: «Хорошо, что огонь затаптывал не я, а он». Он снимает сандалии, оказывается у него перевязаны ступни. Друадан рассказывает, как утром он проснулся от боли и увидел, что ноги у него покрыты волдырями. «Если часть силы переходит от тебя к вещи, которую ты сделала, то если вредят ей, то частью вредят и тебе», — говорит друадан.
По этому поводу Кристофер Толкин приводит такое примечание отца: «Такие рассказы, где говорится о передачи части своей «силы» созданиям своих рук, в миниатюре напоминают то, как Саурон вложил свою силу в основание Барад-дура и Правящее Кольцо». ВК, «Тень прошлого»: «он сделал это кольцо сам и дал огромной части своей было мощи перейти в него, чтобы оно могло управлять остальными».
Транс и экстракорпоральная проекция друэдайн сильно напоминает историю Бёдвара Бьярки.
Выводы
Можно с чистой совестью принять за ошибочное или неточное высказывание Толкина относительно того, что «людям магия недоступна», поскольку это противоречит максимально авторитетному источнику — ВК. Разве что сказать, что, говоря о недоступности людям, Толкин имел в виду людей вроде нас, а не физически отличающихся от нас друэдайн и дунэдайн. Но, видимо, более оправданно остановиться на выводе, что магия в Арде людям доступна: редко, но доступна, вдобавок, скорее всего, из разных источников.
Литература
Автор статьи - Анариэль Ровэн (Светлана Таскаева). Публикация статьи на Дзене одобрена автором.
Вступайте в группу ВКонтакте - самый масштабный информационный ресурс о мифологии Толкина в СНГ!
