Бежит по дороге к Озёрному пара коней в воз с товаром запряжённые. Сильной рукой правит Глузд.
Буян вороной, к отцовской упряжке привычный, ровно бежит, размеренно. А Серко - молодой конь ещё, игривый, - головой мотает, ушами прядёт. Всё бы ему воля вольная - гривой по ветру. Распряги – так по полю, блажной, побежит. А крылья дать – взлетит птицей в небо чистое.
«Прямо, как я сам с отцом когда-то» - усмехнулся в усы Глузд. – «Ничего, обвыкнется. Не всё ж под седлом да на скаку полном – во чисто поле да по холмам родным - к Бежке».
Вот и Озёрное, как на ладони, раскинулось. Избы ладно сбиты рукой заботливой, надёжные, а которые – да и вверх выросли вторым поверхом.
Озёрное – село большое, людное. Между двух озёр с водой, как слеза, чистой. Избами вширь раскинулось. Из такого же, как Заречье, хутора выросшее. Разросся люд семьями, расплодился, родством повязанный.
Пришлые в Озёрное стекаются. Оно-то как: померли матушка с батюшкой, и отрок семьёй не связанный, от кручины своей в людное место подаётся. Себя находит в ремесле, аль гнездо новое своё вьёт.
Вот так и Озёрное разрасталось. Годков так несколько, да и градом вполне сможет стать.
Бегут по водной глади челны рыбацкие. Всё ж промысел – денежка в семью. Богатая деревня, в довольстве люд, землю-матушку радеющий, - она с лихвой его отдаривает.
Люд здешний – бойкий, говорливый. Собрался нынче на ярмарку из сёл и соседних. Где люда больше, там и товару больше, что продать есть возможность или обменять для себя с выгодой.
- Тпру! Летунов своих-то попридержи! - чуть ли не налетел на Глузда дед-возница с полным возком горшков для продажи.
Глузд вожжи натянул, пропуская вперёд бойкого деда. Видно, нужнее тому – пускай едет. Пади в Озёрном-то места всем хватит. Успеется. Чего ж на месте пустом свару затевать. Коль дорога широкая – разъехаться можно.
А вот и ярмарка. И люда на ней! Вспомнил Глузд, когда шмаркачём ещё с отцом в Озёрное приезжал – казалось, что меньше было. А вот, гляди-ка, года не только душу людскую меняют, а и поселения ихние.
_____
Торговля шла не шатко-не валко. Но даже у хозяина ладного первый гвоздь – вкривь бывает. Всё же наторговал Глузд с пользой для себя и для общины Зареченской.
Солнце красное по небу на закат за горы дальние клониться стало. Утёр Глузд пот со лба и подумал, что неплохо бы колодец поискать, чтобы напиться самому и коня напоить. Оглянулся да и встретился со взглядом до боли знакомых глаз.
Зарина стояла под деревом, на него глядя. Прищурилась лукаво. Ладонью о ствол дерева оперлась. Волосы платком не прикрытые – коса буйных чёрных волос – ниже пояса. И обожгло вдруг сердце. Стиснуло до боли памятью. Старое, забытое, годами подавляемое.
Стоял – смотрел на неё, готовый сквозь землю провалиться. Совсем с годами не изменилась, только взгляд добрых лукавых глаз её мудрее стал. Из годков прошедших, что лицо и стать меняют, только морщинка на лбу меж бровей появилась.
От дерева оттолкнувшись, сама к нему подошла.
- Ну, здравствуй, Глузд. – говорит, улыбается, не него глядя.
Усмехнулся, выдохнув:
- Всё-то ты, Зарина, знаешь…
- Знаю, - с лукавым вызовом вскинула на него взгляд.
И вдруг показалось, что и правда знает. И метание его сердечные, и поездки в Большие Горки. И обиду евойную, что жар сердечный годами выжечь пыталась. А вот увидел её – растворилась обида, как соль в воде чистой.
- Дочка как? – кашлянул в кулак Глузд.
- Да вон она, - от его отвернувшись, Зарина рукой указала.
Видит Глузд, стоит девица красная, лицом пригожая. А волосы русые, как у него,- не в мать, - из-под платка крестьянского выбиваются. Залюбовался красой-дочкой. А рядом с ней Михай стоит - кузнец их Зареченский. Стоят – беседуют, смеются, никого не замечая, как утица с селезнем.
- Выдать дочку замуж хочу.
Отвёл Глузд в сторону, сплюнул.
- А Михая – как меня? Так же? – и в глаза зелёные её прямо взглянул.
- Нет, не прав ты, Верета… - глазами в обиде сверкнув, покачала головой Зарина.
Верета! Всё ещё… Глузд печально улыбнулся в усы.
- не прав… - прошептала, почему-то краснея.
И снова на него в упор взглянула и уже голосом твёрдым добавила:
– По-другому у них всё. Приглянулась Всезара кузнецу вашему. Здесь и встретились они - в Озёрном. Да и ей он люб оказался. Дома – как пташка. Всё о нём щебечет.
Глузд недоверчиво подбородок потёр, на Зарину глянул.
- Так уж и не ведьма дочка вовсе?
- Не учила я её ремеслу родовому. – качнула головой Зарина. – Человек она простой. И для неё я хочу простого счастья человеческого. И кажется мне, что путь такой – мил её сердцу будет.
Помолчали, на двух влюблённых глядя.
- Не знает она, что ты отец ей. – вдруг сказала Зарина. И отвела взгляд в сторону. – Да и ты ей не говори. Так будет лучше.
Посмотрел ей в глаза и снова, будто в омуте русалочьем утоп.
- Почему, Зарина?
Помедлила с ответом. Вздохнула.
- Потому что ошибки. Наши с тобой ошибки, нам и выправлять придётся.
- Так уж и ошибки, Зарина?
И вдруг её смех горький заливистый снова из обиды выдернул.
- Ошибкой оно после стало. И не в дочке совсем дело, правда?
И снова Глузду подумалось, что знает. Если бы не усы густые и не загар бронзовый, лицо позолотивший…
- Ну раз знаешь всё ты, ответь тогда, почему? – повысил он с досады голос.
- Тише, не кричи, - приложила палец к его губам Зарина, - Просто… позаботься о ней, хорошо? И о том, что отец ты ей, прошу, не говори. Так лучше будет.
И, вдруг к Михаю с Всезарой обернувшись, крикнула голосом его собственным:
- Михай!
Моргнул Глузд от неожиданности, а Зарины и нет уже. Осмотрелся – нет её нигде.
- Ну, ведьма – как есть ведьма, - незлобливо в усы усмехнулся, головой покачав.
Наскоро с невестой простившись, подошёл Михай. Кивнул, смутившись, улыбнулся.
- Поздорову тебе, Глузд.
- Я вижу, не один ты на ярмарке?
- Да вот, жениться хочу, - улыбнулся Михай, взглядом провожая удаляющуюся Всезару.
- Так и женись! – хмыкнул Глузд, - Хороша ведь девка!
- Не то слово – хороша. А община наша против не будет?
Рассмеялся Глузд так, как давно не смеялся. Легко так вдруг на душе стало. Хлопнул Михая по спине, в глаза заглянул и молвил:
- Община, Михай, это я. Но дела сердешные общины не касаются. Ежели в дела такие лезть советами и мнением люда, то счастья человеческого может и не быть вовсе.
Взглянул Михай на него с благодарностью. Улыбнулся.
Спустились к озеру по дороге, нуждой вытоптанной. Коней напоили волю. А краса перед глазами какая гладью по воде раскинулась – глаз не оторвать. Селезни с утицами деток своих в камышах прячут. Учат смекалке родительской. Эх, сидеть бы, глаз теша, да заботы в родной хутор гонят.
Вернулись на дорогу, которая к Заречью прямиком убегала. Видят – Клоп Зой пешком идёт.
- Садись – дорога у всех одна. – кивнул на воз Глузд. – А то к ночи домой воротишься.
Зой на возок влез с благодарностью. И травинку зубами закусил.
Ветерок закатный шепчет ласково, травою шевелит-играет. Свежо и легко дышится.
Тишина – каждый думы свои думает.
- Зой, - вдруг говорит Михай, - А почему ты доселе так и не оженился?
- А зачем оно мне? – удивился Клоп.
- Ну как, зачем? Детки будут, жена… - пожал крепкими плечами Михай. - Не всё ж одному жить.
Хмыкнул в бороду Клоп, ухмыльнулся:
- Ты на меня глянь. Какие детки? Я же карл. Какая будущность их ждёт, деток-то моих? Забавлять люд на ярмарках, аль в палатах княжих?
- Зачем же так? – отвернулся обиженно Михай. – Ты для нас – такой же человек общины. А что ростом не вышел – так дело ведь не в росте.
- Легко тебе говорить, Михай. – окинул его Клоп взглядом многозначительным. – Пожил бы ты в моей… Айй! – досадно рукой махнул Зой.
- Да не приставай ты, Михай. – медленно и спокойно проговорил Глузд. – На то у каждого воля-голова своя есть, и решения каждый свои принимает.
Промолчал Михай. Задумался. Да так до хутора и ехали молча.
«Не так уж и не права Зарина, - подумалось вдруг Глузду. – «Что Всезаре-дочке счастья обычного, человеческого хочет. Оно пади, поживи, такой - не как все. Не каждый примет, да не каждый поймёт. Люд – он всякий бывает. Кто обласкает, а кто камнем, как в собаку чумную, кинет. Даже вот Клоп – он больше других человек, но от люда остального внешне отличается. У нас, в Заречье, он такой же, как и все. А где в другом месте…»
Эх, судьба людская! Играешь ты с людом в бегунки-пряталки. Сводишь-разводишь по своему разумению. Добрых людей наказываешь, будто, за что. Да и понять твой замысел не каждый и сможет.
_______
Продолжение следует...