Не часто музыкальные коллективы из провинции громко заявляют о себе на российской рок-сцене. И пусть главные успехи группы «Пепельный Свет» впереди, своим творчеством музыканты уже успели обратить на себя внимание специалистов и публики.
Группа «Пепельный Свет» образована весной 2015 года в городе Ефремове (Тульская область). «Честная музыка, тексты и голос, идущий от сердца» — вот как характеризует творчество своего коллектива солист и основатель группы Алексей Арсентьев. В этом развернутом и откровенном интервью, взятом еще в конце июля 2017 г., Алексей рассказал о своем творческом пути, любви к музыке, которую пронес через годы, и о том, что для него значит «Пепельный Свет».
— Почему именно музыка привлекла тебя в качестве творческого занятия, а не рисование, театр или что-то еще?
— С одной стороны — достаточно сложный вопрос, с другой — простой. Это то, с чем человек рождается. Мне кажется, трудно привить любовь к музыке. Я помню себя в детстве: игры, практически любое времяпрепровождение – что-то пою себе.
Потом, чуть взрослее уже, все время, что я мог слушать музыку, я ее слушал. Включал, записывал что-то. Немаловажный момент, что ты чувствуешь какую-то подпитку от этого. Кто-то рисует и вдохновляется на какие-то другие, более сложные вещи. Я вдохновляюсь именно музыкой. В школьные годы особенно, зададут сочинение на определенную тему. Сидишь и думаешь: «Что же написать?» И, как сейчас помню, включаю «Наутилуса», слушаю 3-4 песни и тут же начинаю писать. Совершенно не в том направлении, в котором играет в данный момент музыка. Но именно она помогает, провоцирует. И прямо раз: «Вот это!». И с листа за 15 минут написал сочинение, над которым мучился 3 дня.
Когда я для себя определяю – человек музыкальный или немузыкальный, меньше думаю о том, есть ли у человека слух или голос… Музыка заставляет человека двигаться. Двигаться не в прямом смысле (танцевать или что-то), а движение как некий порыв, позыв, шаг куда-то, что-то делать, созидать и т.д. Для меня это так. Я в меньшей степени слушаю музыку, чтобы успокоиться. Для меня музыка – это двигатель. Даже когда мне плохо, я сажусь, начинаю что-то бренчать, петь себе под нос и т.д. Меня это от негативного приводит в созидательное состояние. Поэтому музыка. Наверное, я с этим родился, у меня есть потребность в организме в такой «подпитке». И в итоге она переросла в занятие музыкой как созидание, творчество, написание песен.
— Что привело тебя к музыке?
— Тут такой момент – когда кто-то или что-то вокруг тебя, что ты замечаешь или с чем ты сталкиваешься, является неким позывом. Я могу рассказать две истории, для меня очень важные. Одна история – это когда мой дедушка, ветеран ВОВ, очень хотел, чтобы я играл на аккордеоне. Это была, наверное, мечта всей его жизни. Когда я приезжал к нему в деревню, мне было лет 5-7, дед говорил мне: «Выходи, пой «Катюшу». А потом, когда мне было 8-10 лет дед объявил родителям: «Вот вам моя пенсия. Купите внуку аккордеон, пусть он играет.» Это был такой пробный шар от моей семьи, чтобы меня туда направить. Хотя мои родители никогда не занимались музыкой. Да, мама пела, но это было исключительно для себя.
В итоге, занимаясь на аккордеоне год-полтора, я мучился. Точно могу сказать, что никакого удовольствия я не получал. Поначалу мне казалось, что да — красивый инструмент, но как-то у меня не шло. Преподаватель говорил, что у меня есть данные, но они не превращались в желание. А через какое-то время я в буквальном смысле повыдергивал планки-клавиши у инструмента. Меня это настолько взбесило, что я решил: нет, не нужно мне это.
Потом, практически на следующий день или около того я осознал, что хочу играть на гитаре. Именно я хочу. Не кто-то мне сказал или попросил, а мне хочется. Естественно, это было на фоне, что в то время большинство ребят моего возраста (12-13 лет) увлекались гитарой, группой «Кино». Условно, к 1990-му году я понял, что мой инструмент точно гитара.
И я прилагал определенные усилия, чтобы освоить гитару. Но родители, уже имея негативный опыт с аккордеоном, понимали, что я не слишком усидчивый: если у меня не получится, я точно так же могу подергать струны. Но этого не случилось. Сначала я на чужих гитарах пытался что-то играть. Потом в какой-то момент родители сказали: «Да, хорошо: мы купим тебе гитару, занимайся.»
Я не ходил в музыкальную школу — инструмент осваивал самостоятельно: где-то у кого-то подсмотрел, что-то послушал. Помню, была одна тетушка, лет шестидесяти, бард. Она меня учила петь песни Высоцкого. Может быть, если бы я сразу начал изучать гитару, было бы по-другому, но не факт. Шишками-ошибками пришел к тому, что хотел.
Поначалу игра на гитаре – это был скорее легкий аккомпанемент, нежели основная тема. Мне в большей степени хотелось петь, подыгрывая себе. А потом реализовалось: начал играть, и без гитары уже никуда. Даже женившись, у меня все равно была гитара. Возможно, я не так сильно занимался и играл. Но в любой момент это была некая отдушина, тот угол для меня, когда тебе хорошо или плохо – неважно. Не буду говорить «задолбленных» вещей: «Вот мне плохо, я пошел играть на гитаре». Бывает, мне хорошо, а я сижу и ору. Мне без разницы: один я в этот момент или нет. Все равно.
Возвращаясь к вопросу: эти два момента, они послужили для меня неким толчком. Ну и третий, который я неотчетливо выговариваю все время… Начиная лет с 16, когда появляется «околозрелое» восприятие музыки, мне все время хотелось не то, чтобы понять… Но понять – поменять: понять почему и поменять на то, чтобы было по-другому. Что я имею ввиду?
Я родился в Туле и жил там долгое время. Может быть, у меня был малый опыт соприкосновения с рок-культурой, которая была в городе или его окрестностях. Но у меня было ощущение, что наш город почему-то не рождает интересных музыкальных коллективов, которые могли бы, если уж не соперничать с «монстрами» рок-музыки, то, по крайней мере, быть где-то заметными. Казалось, что кто-то должен это сделать, но почему-то никто не делает. Вернее, мне представлялось, что никто не хочет этого делать. У меня не было ощущения, что никто не может. Это виделось вроде: «Ну, нет и нет. Есть же ДДТ, «Чайф»… Зачем нам Тула?»
А у меня было патриотически настроенное чувство и хотелось сказать: «Ну, ребят: большой город, большая область, наверняка есть тысячи талантов. Почему про них ничего не слышно, где они все?». И было желание в какой-то момент либо кого-то сподвигнуть на это, либо, уж если получится, самому это сделать.
Но у меня было большое сомнение, что я могу… Не то, чтобы хочу – у меня желание всегда тлело, сидело и никуда не девалось. Но не было никогда такой уверенности, что я смогу на эту планку. Не просто сыграть абы как, а чтобы сказали: «О, ребята из Тулы сделали что-то действительно интересное».
Но, видимо, все равно – возраст, какое-то созревание должно было произойти. Однажды я решил: «В конце концов: чего я теряю? Ну, скажут, что это – то же самое, что уже было. Ну и ладно. Но если я не сделаю, то и вообще ничего не скажут.»
— Когда ты начал совершать первые попытки заявить о себе?
— Первые попытки у меня были неуверенные и ни к чему не ведущие. Максимум, что у меня было – это свой магнитофон, на который я мог записать гитару и голос. Я что-то сочинял: наброски песен, стихи… И дальше этого никуда не двигалось.
У меня записи происходили в каком-то порыве: «О, все, сейчас будет песня!» Я никогда не думал – хит или не хит, просто песня. Что-то записывал, мне казалось неплохо. На утро я переслушивал свою запись и понимал, что мне вообще не нравится. В комбинации с факторами, что это должно быть достойно, серьезно, интересно – мне казалось, что такого и близко нет. Поэтому я затирал или выбрасывал свои записи. Именно так было в 16-19 лет.
В общем, попытки сочинять музыку к окончанию института сошли на нет. Я поигрывал какие-то известные песни, которые мне доставляло удовольствие играть и петь – в День рождения сыграю для гостей и не более того. Затем вступление в полноценную взрослую жизнь. Закончился институт, женился. Начинается стандартное развитие событий: семья, работа. И какая-то ерунда с гитарой, что-то писать? И, думаю, где-то с 22-24 до 35-36 лет – это был полный штиль. На тот момент я похоронил свое стремление что-то сочинять.
Если говорить об относительно недавнем времени, то первым толчком послужило для меня «Наше радио». Тогда все время, когда мог, я слушал две радиостанции: «Максимум» и «Наше радио». «Наше» из-за того, что люблю русский рок. «Максимум» потому, что я люблю современную музыку и западный рок также. И, следя за эфиром «Нашего радио», я понимал, что то, что я слушал 10 лет назад и что я слышу по этому радио сегодня – это одно и то же. Я желаю долгих лет Шевчуку и другим, но что будет через 10-20 лет?
Новые группы приходят, они по-своему интересные. Взошла звезда «Земфиры» на какое-то время... Но, лично для меня, нет той отдушины. Т.е. я не могу сейчас идентифицировать какую-то группу, о которой смогу сказать: «Вот, из новой волны, это будет интересно». И это тоже сподвигло меня: «Скоро наши дети не будут знать, что такое русский рок в принципе.»
А еще по работе однажды съездил на тренинг, где происходит разное «самокопание». И после 2-3 сессий сижу и думаю: «Может быть попробовать в конце концов еще раз, уже сейчас? В этом состоянии, когда я более зрелый. Когда я больше понимаю, чего хочу, когда больше осознаю, как это должно выглядеть по-моему.». Возможно, 15 лет назад я не понимал, какими должны быть мои песни – просто не нравилось и все. А что конкретно не нравилось, как их улучшить – не знал.
В итоге сказал себе: «Давай попробуем». И тут же появились вопросы: «С кем попробуем и где? Как попробовать?» На тот момент я уже не жил в Туле, уехал в Ефремов – маленький город: выйди на улицу, свистни, и прямо очередь из музыкантов стоит, можно выбирать? Понятно, что ничего этого нет. Благо на работе много достаточно творческих людей. И ребята, которые есть и были, первый состав группы, мы объединились.
У меня подспудно был свой личный план – попытать тему: как это – игра в группе? У меня никогда не было этого опыта. Была персональная мысль испытать вот этот опыт, как он пройдет. Но я понимал, что умение петь – это не то, что есть у меня (смеется – прим.ред.). Т.е. это какие-то данные, но все-таки умение – это годы тренировок (как говорят спортсмены), которых у меня нет и не было.
Наша первая попытка – это был концерт каверов на основной работе. Из года в год мы что-то делаем к 8 марта – это добровольческая инициатива активистов мужского пола в ответ на то, что делают нам коллеги-девушки на 23 февраля. До этого я, как кадровик, приглашал выступить у нас на празднике разных артистов. А потом решили сделать иначе. «Мол, ребят: почему бы нам самим не подойти творчески к празднику?» Назвали концерт: «Сделай сам». И начали его готовить. Ребята с большой радостью откликнулись. Мы договорились с местным рестораном, сняли помещение на время концерта. Мероприятие прошло в непринужденной обстановке.
Посмотрели, выступили. Это было 8 марта 2015 г. Мы готовили выступление начиная где-то с декабря 2014 г. Сыграли порядка 20 каверов. Реакция? Кто-то говорит, что это был Брайн Адамс в моем исполнении. Но где был Брайн Адамс, и где я – совсем несравнимо, т.е. я совершенно никакой в этом отношении. Но тем не менее выступление понравилось публике. Ну и мы, естественно, на радостях, на энтузиазме вышли: «Ну что, ребята, давайте делать что-то свое. Вы видите, у нас что-то получается, вроде как играем.» Тогда я сам сдвинулся в сознании, что можно попробовать. К тому моменту у меня в голове была пара-тройка вещей, и я подумал: «Ну а что? Почему бы и нет.»
И на первую нашу совместную не то, чтобы репетицию, а просто сходку в три гитары, мы как раз попробовали четыре композиции, которые у меня на тот момент созрели в виде набросков. Ни одной из этих песен сейчас нет в репертуаре (смеется – прим.ред.), мы их играли в первом составе. Песни назывались «Свобода», «Перемены» и «Это все». И четвертая, она в том составе даже и не пошла… Она у меня есть, и я очень хочу ее реализовать, т.к. она мне нравится.
— Названия перечисленных тобой песен невольно ассоциируются с мэтрами русского рока – «Арией», «Кино» и ДДТ.
— В то время мне просто не хотелось париться над названиями. Мне больше хотелось понять – могу ли я написать песню. И не важно, как она называется, важно содержание. «Перемены» или фигня на постном масле – без разницы. Главное: донесу ли я сам продукт? Получится ли у меня после того, как я сделаю, не выбрасывать его, как это было до этого. И поэтому я не обращал внимания на какие-то названия.
Помню, как многие мне говорили: «Что это у тебя? Как-нибудь поинтереснее назови.» А вот даже не парюсь, мне главное – идентифицировать. Условно, у меня это могло называться «Песня №1». Мне важно другое. Хотя по ритмическому рисунку «Перемены» действительно сильно напоминали что-то из «Кино». Но это не было один в один той песней: и смысл, и содержание. То, как мы сделали эту песню, больше походило на какую-то версию обновленного состава «Кино». И поэтому, наверное, сейчас я не хочу ее играть.
Для меня это было пробой пера. Например, человек хотел быть футболистом. Поиграл в волейбол и понял, что волейбол – это не его. И начал играть в футбол. Вот так и для меня: я попробовал с «Переменами», понял, что не в этом стиле я хочу играть, а несколько в другом. Но я почувствовал, что могу. Это то, что я и сделал в других песнях.
— Ты практически сразу решил играть что-то свое. Как говорил в других интервью, чтобы «не тратить время». Рискованный шаг.
— С каверами у нас был некий тест. Как я думал: если этот тест будет пройден (в большинстве своем), то надо пытаться пробовать делать свое. Другой вопрос, что это свое может не пойти. Но опять: я говорил себе так, что не пойдет – значит не пойдет. Ты убедишься в этом и успокоишься уже, наверное, навечно. А не так, когда мне было 16-20 лет, когда я понял: «Ну что такое музыка? Музыкой не проживешь, музыка никому не нужна. Надо работать, создавать семью, расти. Что ты будешь оболтусом ходить с гитарой?»
Поэтому эта кавер-тема… Мое личное мнение: мне не нравится, когда есть просто кавер-группы. Это профанация. Я понимаю, что люди этим живут, возможно, кто-то зарабатывает. Я их не осуждаю ни в коем случае. Но это точно не для меня. Поэтому если говорить о творчестве, то оно должно быть своим продуктом. Может быть какие-то кавер-группы (я не знаю всех) делают такие каверы, что они уникальны и т.д. Вполне возможно. Но, в традиционном понимании, взять какую-то серию чужих песен и просто их перепеть – это не то.
— Я вижу прогресс в твоих выступлениях по сравнению с ранними записями. Ты с кем-то работал над вокальной техникой исполнения?
— Да, я занимался. Но могу так сказать: мои занятия и потуги – это все, откровенно говоря, курам на смех. Потому что делается это по остаточному принципу. Понятно, что у меня есть основная работа, семья и т.д. Еще репетиции, записи и сочинительство. Времени, конечно же, не хватает. Хотя, по-хорошему, заниматься вокалом нужно не как я им занимаюсь.
По большому счету, что это было: я попытался найти кого-то профессионального в Ефремове и Туле, кто бы мог мне помочь понять технику исполнения, как себя правильно вести и т.д. Но в Ефремове это практически невозможно. Я нашел преподавателя в Туле. Несколько раз поездил на эти уроки. Потом я понял, что просто не смогу так постоянно ездить. Этим нужно серьезно заниматься. Но все равно, что-то из того, что я освоил и услышал там я пытаюсь периодически вспоминать, применять, повторять, смотреть что-то на Youtube – вот этим фактически ограничиваюсь. Т.е., сказать, что я занимаюсь вокалом – это, наверное, рассмешить профессиональных вокалистов, потому что это не занятия вокалом. Хочу сказать, что очень сильно мне помогла работа в студии звукозаписи – это основной момент, который меня сдвинул и развил серьезным образом. Работа там, когда ты записываешь песню, и Виталий Чулков (звукорежиссер студии «Фальши.нет» — прим.ред.) говорит тебе, что нужно здесь и т.п. – это такая вещь, которая, я чувствую, реально двигает. Может быть, это даже больший кусок из всего того, что было моими занятиями вокалом.
— А как ты совершенствовал технику игры на гитаре?
— Техника игры на гитаре – это, в основном, интернет. По моему мнению, я как гитарист – вообще не гитарист. Я могу подыграть, и больше отношу себя к разряду «полубарда» (смеется – прим.ред.): взял там что-то, какие-то аккорды. И у меня есть мечта, что в каком-то составе группы появится второй гитарист. Чтобы мне на выступлениях не играть, а только фокусироваться на вокальном исполнении, сценическом образе и т.д.
Если говорить по-честному, я знаю группы, в которых вокалисты играют на гитаре. Но, наверное, я не настолько технически подкован и талантлив, чтобы это совмещать. На выступлениях, когда еще добавляется элемент волнения, много публики – конечно, это для меня сложно. Я с этим как-то справляюсь, но мне не хочется «как-то». Мне хочется, чтобы это в большей степени было качественно и профессионально. Поэтому, добавив одного члена в группу, который бы играл гитарные партии вместо меня (более качественно и правильно), а я бы исполнял и фокусировался на вокальных партиях – это было бы интересно. Посмотрим, что произойдет в будущем.
— Какие еще инструменты, помимо гитары и аккордеона, ты пытался освоить?
— Собственно, больше, наверное, никаких (смеется – прим.ред.). Только мечта была по поводу клавиш, и в какой-то момент я думал про губную гармошку. Но до губной гармошки я так и не дошел. А клавиши – кое-что понажимал, не более того. Дочь играет на фортепиано. Я периодически тоже сажусь и кое-что подбираю. Но это исключительно для себя: так, что-то пиликнуть и забыть.
— Творчество каких музыкантов или коллективов особенно повлияло на тебя?
— Естественно, «Кино», «Наутилус» очень сильно, в какое-то время «Калинов Мост». Но все равно человеку хочется получать что-то новое. Когда это новое перестало возникать, образовался вакуум. В тот момент стал отдушиной «Океан Эльзы». Она до сих пор отдушина, хоть ты тресни! Я опять был не понят теми, кто рядом со мной находился: «Ты чего? Какие-то там хохлы, по-украински же поют. Что там вообще интересного, чего ты там понимаешь?»
Это был, наверное, конец 90-х или 2000 год – я услышал «Той день», «Коли тебе нема», «Там, де нас нема». И меня это пробило! Я пытался что-то понимать, у кого-то спрашивать: «А что там по тексту? Что за слова?» Я, кажется, ни одной песни на английском так не разбирал, как меня зацепило именно их творчество. И с тех пор оно меня не отпускает. Сразу оговорюсь, что меня спрашивают: «Как ты относишься к его позиции? Он (Святослав Вакарчук – солист «Океана Эльзы» – прим.ред.) поддержал «Майдан».
Я это вообще не воспринимаю. Меня это не касается. Меня интересует то, что он поет, сочиняет – для меня это важно. Какой он человек – я вообще не знаю. Может он настолько неприятный или настолько приятный – не могу сказать. Я был на его концертах пару раз, и мой восторг вызвали именно сами выступления его группы.
Один из моментов, которые я пережил в свое время: я помню, как встретил Бутусова лицом к лицу, и понял, что мне стало неприятно – не знаю почему. И я с тех пор себя пытаюсь настраивать: стараться не смотреть и не оценивать как человека – музыканта, писателя или кого бы то ни было. Потому что это будет настолько искажено, настолько неправильно. Чтобы узнать его, нужен будет не день, не два, не год и даже не десятилетие. По трудам, песням и творчеству все равно этого не сделаешь, потому что это будет твоя собственная интерпретация. Ты можешь не понять, что именно человек вложил в эту песню, а поймешь только то, что ты поймешь. Судить только на основании этого, мне кажется, совсем неправильно.
Наверное, с того момента, когда я столкнулся с Бутусовым, я дал себе зарок – я не буду переходить эту грань именно во избежание неправильных интерпретаций. Может быть, они будут правильными – я не знаю, неважно. Но скорее – это будет моя личная интерпретация человека. Поэтому, когда мне говорят: «А вот он?», я говорю: «Я не знаю.» И никто не знает. Поэтому я смотрю только в сторону творчества. Прет меня от этих песен или нет. Я смотрю только на то, хочется мне, например, заплакать или нет. Или также взять и запеть вместе. Больше ничего.
— Ты даже выучил украинский язык?
— Скажем так, я не выучил его. И, думаю, вряд ли выучу (смеется – прим.ред.). У меня не было этой цели. Когда я начал попытки петь песни «Океана Эльзы», я поставил себе за правило, что каждую из песен я разбираю на смысл. Мне кажется, неправильно, исполняя, просто «произносить» песню на любом иностранном языке. На мой взгляд, нужно сначала понять смысл хотя бы текста, если уж не того, что вложил туда автор. Создать у себя эту картинку. И потом уже пытаться правильно все это произносить.
Я не уверен, что мое произношение самое корректное – я на это не претендую. У меня в арсенале есть, наверное, пяток песен «Океана Эльзы», которые мне достаточно нравятся, и я знаю их смысл. Опять – текст, перевод, я знаю значение тех слов. Я могу прочитать украинский текст, несвязанный с «Океаном Эльзы», и понять его на 90-95%. Если это не какой-то сложный текст. Я иногда получаю документы и там есть какие-то фразы, я их понимаю. Это максимум. Но просто взять и с кем-то поговорить на украинском я не смогу.
Интервью подготовил и провел Александр Валентьев.
Конец первой части. Продолжение по ссылке.
