Вечер безумно долгого и странного дня. Следователь Елисей Сенин неожиданно оказался приглашенным на... свидание. Василисой.
Начало повести:
6.
Следователь обитал в новом районе Синеморска, который явственно делился на две части рекой и возрастом зданий: застройка конца 19 века противостояла современным домам, которые в общей массе возвели уже в 60х-70х годах 20 века. Старину Елисей уважал и даже с удовольствием прогуливался вечерами по узким улочкам исторической части, но новые квартиры были в разы комфортнее и не требовали вложений и серьёзных ремонтов. Поэтому, когда встал вопрос о разъезде с родителями, которые, мягко говоря, не разделяли увлечения сына поэзией и криминалистикой, он оказался в двухкомнатной хрущевке. Сначала с первой женой, потом со второй, а потом и вовсе один. Браки, длящиеся совсем недолго: первый - год с небольшим, а второй около трёх лет, не оказали серьёзного воздействия на его свободолюбивую натуру и пристрастия.
В квартире постоянно царил бардак, который Елисей величал творческим беспорядком. Бороться с ним пытались девушки, периодически скрашивающие досуг Сенина. Но это не помогало. Над рабочим столом на стене располагался коллаж. В нем мирно уживались фотографии, иногда весьма неаппетитные, вырезки из газет, собственные заметки и рисунки Сенина, отрывки его и не его стихов, схемы и топографические карты. Посвящено все это было таинственным исчезновениям и убийствам, которые происходили в Синеморске и его окрестностях.
- Любопытные материалы, - сказала Василиса, кивнув на коллаж, после нескольких минут изучения жилища следователя. - Вы любите работать со странными делами?
- Да, - сказал Елисей. Он ощущал себя мучительно пыльным и грязным, и все его мысли витали сейчас около ванной. - Знаете что, Василиса, я, пожалуй, пойду приму душ. Уж не обессудьте. А то после нашего приключения в подвале морга у меня все отчаянно чешется и... В общем, там есть еда в холодильнике, даже вроде бутылка вина, вы похозяйничайте...
- Хорошо.
***
Через 20 минут они уже сидели друг напротив друга на его маленькой кухне. На столе имелись нарезка колбасы и сыра, бутылка вина и два бокала.
Пока Елисей полоскался в ванной, Василиса размышляла, зачем она поступила столь странно и навязалась к нему в гости. Таких порывов она за собой не замечала, а этот случай был и вовсе исключительным. Если рассуждать совсем уж честно и не притворяться перед собой, то она была не против провести с ним ночь (иначе зачем приезжала?). И это с человеком, которого она не знает, знакомым одного дня, занимающимся исчезновениями и убийствам, который, к тому же, может быть для неё опасен. Но, как говорят, сердцу не прикажешь, особенно не вовремя проснувшемуся.
- Как профессионально нарезана колбаса, - восхитился Елисей, - сразу чувствуется рука мастера. Видно, что со скальпелем вы управляетесь виртуозно.
Василиса через силу улыбнулась и посмотрела на него долгим взглядом. Сенин, лучезарно улыбаясь, откупоривал вино.
- Что-то странное есть в его манере поведения, - стала рассуждать про себя девушка. - Такое чувство, что он подозревает меня или прощупывает, но это... Тогда откуда эти намеки? Про внутренний голос, про комфортное нахождение среди скелетов, про скальпель?
- Ну что, за знакомство? - протягивая ей бокал, спросил Елисей.
- Пожалуй.
Они чокнулись.
- Скажите, Василиса, мне всегда было интересно, как это девушка может выбрать такую эээ... неуютную специальность. Работа с трупами, всякими там малоаппетитными образцами.
Василиса нахмурилась, а потом ответила. Скупо и даже грубовато:
- Работа как работа. У вас тоже, наверное, не сахар. Зато мои пациенты не жалуются.
Елисей хохотнул.
- Да уж, куда там. А вам разве не страшно? Вот так, наедине с покойниками находиться?
- Живые страшнее.
Разговор зашёл во вполне понятный тупик. Сенин пригубил вина, но пить не хотелось. Несмотря на тяжёлый день, на законное желание расслабиться и ни о чем не думать. Поразмышлять как раз-таки было о чем, и мозг бодро фиксировал мелкие детали. Например, скованность девушки, сидящей перед ним, стиснутые на ножке бокала пальцы и её странный изучающий взгляд.
- Почему вы так на меня смотрите? - спросил он, чтобы вообще хоть что-нибудь сказать.
- Думаю, зачем вы согласились лезть со мной в подвал.
- Да, действительно, зачем, - как бы про себя пробормотал следователь, - Наверное, вы меня заинтриговали. Знаете, в современном мире определённо не хватает романтики. А тут странный подвал, почти пещера Лейхтвейса, древние и мрачные тайны... У меня есть один знакомый - работник местного краеведческого музея, человек весьма увлекающийся. Зовут Варфоломей. Может быть, он будет что-то знать о здании морга и той комнате, с которым оно соединено.
- Возможно.
Вновь воцарилось молчание.
- Хмм, Василиса, а вы, я смотрю, большая любительница поболтать.
Девушка с невыразимым удивлением уставилась на него.
- Это был сарказм, - поспешно пояснил Елисей. - Шутка. Просто очень уж хочется после такого насыщенного дня мило потрепаться ни о чем, не вытягивая из собеседника слова.
- Ясно, но я не умею трепаться. Никогда не получалось. Даже в детском садике.
- Лёд тронулся, господа присяжные заседатели, - возвестил Елисей, наполняя бокалы. - Видите, в ход уже пошли воспоминания детства, розовой, так сказать, поры... Может быть ещё что-нибудь о тех светлых годах?
- Пожалуй, кроме того, что я их всех люто ненавидела, ничего не вспомню.
- Кого? - опешил Сенин, чуть не поперхнувшись вином.
- Как кого? Детишек, с которыми ходила в садик. Крикливые, противные и жестокие существа.
Елисей молчал, глядя на неё поверх бокала, а Василиса, которой вино немного ударило в голову, решила пролить свет на свое отношение к окружающим.
- Может, с той поры я и не люблю людей. Им сложно доверять и нельзя доверяться. Предадут с самым невинным видом, а, если захочешь отомстить, виноватой выставят тебя. Вы же работаете в милиции, неужели не видите, сколько дряни в мире? Убийства, которые совершаются просто так, разборки, изнасилования...
- Теперь я понял, почему вам нравиться препарировать людей.
- Это хорошо. А то ваши вопросы выглядят излишне дежурными, как из книги "Соблазни девушку за 1 свидание".
- Вот уж и в мыслях не держал, - вполне искренне возмутился Елисей. - Вы меня простите, Василиса, если я чем-то намекнул. Нет... Вернее, вы вполне привлекательная девушка, но я не такой человек, чтобы вот так...
Конец речи вышел несколько скомканным из-за того, что его собеседница резко поднялась, подошла к нему, присела на колени и поцеловала. От неё пахло вином и чем-то цветочным, трудноуловимым и приятным.
- Вот странно. А я и не против, чтобы вы меня соблазнили, - сказала она.
Елисей посмотрел ей в глаза, которые были близко-близко, и понял, что до этого не замечал их цвета. Они были темно-зелёными с лёгким стальным отливом. И в них дрожали два манящих огонька. Он крепче прижал её к себе, поцеловал в шею, потом в щеку, потом в губы, начал расстегивать блузку... И тут его накрыло.
Казалось он весь был окутан каким-то страшным смрадным запахом. Как из склепа. Свежего, только что вскрытого. Разложение, гниющая человеческая плоть и он посреди этого, по пояс в этом. В ужасе следователь зажмурился, замотал головой и рефлекторно постарался отстранить от себя Василису.
- Что-то не так? - услышал он её шепот около самого уха. Ощущение, которое немного отступило, съежилось, вновь нахлынуло. Елисей уже не мог сидеть, его колотило, хотелось бежать из собственной головы, из тела, только бы избавиться от кошмара. Он почти не замечал, что стоит, крепко прижимая девушку к себе одной рукой, а второй - вцепившись в стул. Так, что побелели костяшки пальцев.
- Прости, пожалуйста, я сейчас...
Он с трудом отцепил руки. Василиса погладила его по щеке.
- Ты бледный. Тебе нехорошо? Давление?
На самом деле она прекрасно видела, что его реакция - это никакая не слабость, не болезнь, не скачок артериального давления. Смертельная бледность и расширенные почти во всю радужку зрачки, напряжённые до судорог мышцы - это была стрессовая реакция хорошо тренированного организма. На что-то очень страшное или опасное, с чем человек столкнулся неожиданно. И это ее пугало.
- Нет, ничего, все нормально... Просто... Я на минутку отойду, умоюсь. Ты проходи пока в комнату...
Он не слишком хорошо понимал, что бормочет. Все казалось призрачным, нереальным, кроме одного - ощущение исчезло. Практически полностью. Только где-то далеко, на грани между сном и явью, маячил его страшный призрак. А того, чтобы оно вернулось, он боялся почти панически.
Анна Терехова
Продолжение следует...