Кажется, что этот пост не связан с тематикой моего канала. Но речь в нем пойдет о песне, которая сама по себе похожа на драматическое произведение и выстроена по театральным законам.
То и дело слышу по радио напевчик группы Kush Kush "Sweet & bitter", где в качестве сэмпла врезан кусок песни Сьюзан Веги Tom’s diner («Закусочная Тома»).
Ничего не скажешь, гипнотическая залипательная мелодия Веги еще в восьмидесятые обрушила на слушателей целую лавину ремейков, ремиксов и прочего вторсырья. Иногда это вторсырье, кстати, очень интересно. Микс DNA, например, известен больше, чем оригинал. Но вот конкретно тут на навязчивую мелодию положен какой-то совершенно самостоятельный текст про поцелуи и касания — довольно шаблонная любовная жвачка.
Я, как поклонник Веги, страшно обиделась и решила написать пост, чтобы напомнить, с чего все, собственно, начиналось. Мы узнаем, о чем песня "Tom’s Diner" и каков ее текст в оригинале (кстати, один из моих любимых песенных текстов XX века), чем необычно ее название, а также при чем здесь Эдвард Хоппер.
Сначала приведу мой эквиритмический (петь можно) перевод этой песни.
Она написана белым стихом. Это усиливает эффект некоторой монотонности событий и в то же время их рассогласованности. Привычное к рифме ухо ждет созвучий, но постоянно обманывается. И тут, кстати, первая причина, по которой поделка Kush Kush текстово проигрывает Веге: они для Sweet & Bitter написали рифмованный припев, да еще с рифмами уровня «розы-морозы».
А во-вторых, эта песня, собственно, не о любви совершенно.
(Оригинал Сьюзан Веги и тот самый знаменитый микс DNA)
Утро. Я сижу в кафешке,
Что стоит на перекрестке,
Молча жду у барной стойки,
Чтоб бармен налил мне кофе.
Он налил, но не до верха.
Не успел я возмутиться,
Он отвлекся на кого-то,
Кто как раз заходит в дверь.
«Как приятно, с добрым утром» –
Говорит бармен вошедшей.
А она в ответ с порога
Свой отряхивает зонтик.
Подошла она к бармену,
Он ее целует в щеку.
Я стараюсь отвернуться,
Наливаю молока.
Я в газету утыкаюсь:
Что-то пишут об актере,
Что напился да и умер.
Никогда о нем не слышал.
Почитаю лучше горо-
-скоп,
А также анекдоты.
Но лицо я поднимаю,
Ощущая чей-то взгляд.
Мне в лицо через витрину
Смотрит женщина снаружи.
Нет, она меня не видит –
Просто смотрится в витрину.
И колготки поправляет
И подтягивает юбку.
Взгляд отвел – смотрю на морось,
Что покрыла ей прическу.
Этот дождь не прекратится,
Будет лить, наверно, вечность.
И под колокол собора
Я припомнил голос твой…
Помню тот пикник полночный,
Так внезапно прерванный дождем...
…я кофе допиваю.
Скоро поезд, мне пора.
(Пер. мой - О. Гурфова)
В оригинале, конечно, не кафе, а типичная американская закусочная с длинной барной стойкой и местной кухней – diner. Сейчас их иногда и у нас называют дайнерами, но в 1981 году, когда песня была написана, в русском языке не было такого слова. Порой дайнер считается чуть ли не символом американского оптимизма. В этом качестве мы можем увидеть его на картине миляги Нормана Роквела «Беглец»: полицейский дружески предлагает перекусить «задержанному» (видимо, мальчишке, сбежавшему на поиски приключений), и дело происходит не в баре, как кажется на первый взгляд, а именно в дайнере.
Дайнеры, как правило, открыты круглосуточно и словно воплощают открытость, гостеприимство и одновременно – предприимчивость.
Однако в американской культуре есть минимум два произведения, в которых закусочная-дайнер несет противоположную смысловую нагрузку. Первое — это знаменитые «Полуночники» Эдварда Хоппера.
Пятнадцатью годами ранее Хоппер использовал похожий образ одиночества: кафе-автомат.
Похожий, да не тот: в "Полуночниках" в закусочной-дайнере — уже не одна героиня, да и вместо автоматов самообслуживания – бармен, но это лишь усугубляет ощущение одиночества. Несколько людей, словно отрезанных от окружающего мира, сидят в освещенной закусочной посреди темной пустой улицы. От картины веет не уютом, а тревогой. Посетители кафе разобщены, не смотрят друг на друга: каждый словно погружен в собственные невеселые мысли.
Таким же настроением пронизана и другая, музыкальная история "Tom's diner".
Интересно, что ее текст выстроен буквально по драматургическим законам: там есть завязка, кульминация и развязка; есть драматический конфликт и коллизия.
Вокруг главного героя на протяжении всего стихотворения есть люди. Он испытывает эмоции, связанные с ними, пытается вступить в контакт, но из раза в раз повторяется одна и та же ситуация: его упорно никто не замечает. Он соглядатай, невидимка здесь.
В завязке песни ему подают урезанную порцию кофе, но он «не успевает возмутиться», как внимание бармена поглощает новый персонаж. Это женщина, бармен общается с нею, он приветлив, он даже обменивается с ней поцелуем – возможно, и дружеским (в оригинале они kiss hello, целуются в знак приветствия). Персонажи песни не имеют ни имени, ни лиц, даже известный актер* из газетной заметки. Единственное имя, упоминаемое в песне, фигурирует в названии. «Закусочная Тома» звучит почти по-домашнему, настраивая нас на задушевную ноту – и тут же первая мизансцена эту ноту обрывает. Этот прием обманутого ожидания то и дело повторяется в тексте. Герой отворачивается, боясь смутить целующихся, – но тщетная предосторожность: его присутствием никто и не думал смущаться, о нем забыли; он лишь покорно подливает в так и не долитый доверху кофе молока.
Его внимание переключается на статьи в газете – точнее, скользит по ним. Впечатление оторванности людей друг от друга усиливает упоминание трагедии, произошедшей с актером. Читающий реагирует скупо: он «никогда о нем не слышал». В мешанине случайно пересекающихся людей, медийных лиц, в бешеном ритме жизни смерть чужого человека становится не заслуживающей внимания случайностью.
Далее в песне происходит кажущийся перелом: герой чувствует на себе чей-то взгляд. Волнующее ожидание: на него смотрит женщина из-за стекла. И вновь разочарование и великолепный образ: она смотрит на саму себя, на свое отражение в витрине. Здесь игнорирование друг друга уже становится гротескным: она поправляет чулки и юбку, и вновь смущается только герой. Но появление женщины действительно приводит к перелому в песне: он вспоминает другую женщину и впервые за все стихотворение упоминает близкого ему человека и какой-то загадочный, но удивительно живой и яркий момент в его памяти... Но все в прошлом. Герой резко прерывает воспоминания и готовится влиться в бешеный ритм города, торопясь на поезд.
Так что песня Tom’s diner повествует нам об одиночестве человека в большом городе. Это впечатление усиливают и белый стих, и постоянно упоминаемый образ дождя, отрезающего персонажей от мира, и монотонная мелодия. И никаких:
And as long, as we're together
Every touch feels so much better,
– как в версии Kush Kush, здесь быть, конечно, не может.
© Ольга Гурфова
-
*NB: Википедия говорит, что по описанию газеты установили, какого актера, вероятно, имела в виду Вега: это Уильям Холден, которого нашли мертвым в собственной квартире в год написания песни.
--
Посты по теме: сюжет какой пьесы лег в основу песни "Аделаида" группы "Аквариум".
<<Следующий пост | Предыдущий пост>>
Удобный путеводитель по моим постам - здесь .
--
Спасибо моим читателям!
Если вам понравилась статья, буду очень благодарна за комментарии, лайки и перепосты. Подписывайтесь на мой канал здесь или в телеграме – и получайте больше историй о театре и кино!