Она сидела на руках у мамы в кресле передо мной, возможно, спала, тихонечко посапывая в мирном послезакатном небе. И вдруг появилась в просвете между креслами. Сначала появилась ее соска на веревочке, а потом и милое личико, обрамленное ангельскими кудряшками. Девочка внимательно изучила мое лицо, закрытое наполовину банданой, как у американских ковбоев. И протянула в просвет ручку с растопыренными пальчиками. Моей первой реакцией было протянуть ей навстречу свою руку. Но я одернула себя, ведь социальная дистанция.
Мы играли с ней в гляделки и пряталки, и в ее темно-карих глазах скеркали озорные огоньки ярче и теплее тех, что зажглись в небе за стеклами иллюминаторов.
Это был мой первый полет после скоропалительного разврочивания общемирового карантина прошлой весной.
Удивитесь ли вы, если я скажу, что дети так же, как и прежде орут в самолетах, изводя нетерпимых пассажиров и собственных усталых матерей? Мальчишки и девчонки все так же пинают спинки впередистоящих кресел, а пассажиры по соседству как и раньше прерывают просмотр кино на самом интересном месте просьбой пропустить в туалет. Нетерпеливые товарищи все так же вскакивают с кресел за своими сумками чуть только шасси аэроплана коснутся твердой поверхности земли. Стюардессы все так же кричат и урезонивают, проклиная про себя их твердолобость. В аэропортах все те же длинные очереди на регистрацию, а у багажных лент все та же давка и никакого намека на дистанцирование.
Обрадуетесь ли вы, если я скажу, что люди все так же хохлятся в ответ на агрессию и также с готовностью улыбаются в ответ на твою улыбку и нежданное радушие? И просят, забыв в порыве про пандемию, шариковую ручку, чтобы пополнить макулатурные стопки пограничников своими личными данными на анкетном листе.
Мы все те же. И к нам на помощь идет весна.
К моей кудрявой визави и ко мне.