Проза Анны Сусловой про обыденность чуда. Когда самые невероятные события произрастают из череды рутинных дел, которые совершают обычные люди с дурными привычками и пагубными пристрастиями.
«Высшие силы меня не оставят и
обязательно пошлют
мне в Новый Год
увлекательную юную шлюху»
Э. Лимонов
На столе лежала записка «Гроб для Миши». Он взял розовый квадратик, аккуратно оторвал его от видавшей виды столешницы и выбросил в мусорку. Эта история уже закончилась вместе с Мишиной болью. Началась новая. Впрочем, как и сотни других историй, которыми он занимался.
Планер на стене пестрел разноцветными квадратиками: карзиба — врио губер — бюджет, кислородный концентратор Полине, коляска — Максу, Аня и Таня «в домике», торт в хоспис, рок-концерт. Он устало пробежался глазами по ближайшим задачам, вынул из ящика початую бутылку коньяка, отпил прямо из горла.
— Жень, там к тебе Маша Маслова пришла. Очень просится.
— Твою ж мать, а без меня нельзя? Нет меня, уехал в Барду.
— Она настаивает.
Он представил бессмысленный диалог, собачьи глаза Маши, ее накрашенные яркой помадой губы и рот его наполнился горечью.
— Мария, добрый день.
— Евгений, как я рада, что застала вас, вы так много делаете, я искренне восхищаюсь,— с порога начала она.
Маша была из «добреньких», тех, что называют детей «бедненькими детишками», бесконечно и неискренне восхищаются, лезут не в свое дело с набившей оскомину добродетелью. Она говорила на тон выше, чем могла бы, была женой какого-то хозяина завода, ставшего венчурным инвестором и совершенно не знала, чем себя занять.
— Понимаете, Евгений, ведь скоро новый год, и мы с Эдичкой решили, что бедным детишкам нужны какие-то подарки, давайте мы с вместе придумаем, что это может быть?
— Мария, наш фонд очень благодарен Вам с Эдуардом Петровичем за участие. Но я не понимаю, чем вас не устраивают наши стандартные программы помощи: мы всегда нуждаемся в комплектующих для ИВЛ, расходниках для санобработки, памперсах, лекарствах, наконец, просто в деньгах.
— Евгений, ну это же новый год. Это так скучно. Так хочется чуда…
А не чудо, что парень, который не может дышать сам живет теперь с родителями в квартире, а не в реанимации, не чудо, что две девочки из детского дома все еще не выбросили своих детей в ближайшую мусорку, не чудо, что Лида с саркомой все еще жива? Подобные чудеса — чей-то монотонный ежедневный труд. Такое Маше, конечно, не подходило.
— Мария, чего вы хотите?
— А давайте исполним чью-то мечту, ну вот как вы с тем парнем на концерт «Сплина» прямо с аппаратом ИВЛ ездили, как там его зовут, Миша? Давайте вы еще раз его свозите, а мы с Эдичкой заплатим.
— Да, Миша. С ним уже не получится.
— Ну, Евгений, какой вы скучный. Ну вот о чем вы сами мечтаете? Давайте пофантазируем.
У Жени немела спина, болела шея, головная боль накатила с удвоенной силой, к горлу подступила тошнота.
— На какую сумму вы рассчитываете?
Маша ласково взглянула в усталые очерченные темными кругами глаза Евгения:
— Один миллион, но только это должно быть настоящее чудо. Ведь вы же волшебник.
— На что угодно?
— Нет, только на чудо.
— Хорошо. Я подумаю.
Быстрым шагом Женя прошел через офис, спустился по лестнице, вышел и подставил лицо под хлопья белого снега. Голова все еще болела и он решил пройтись.
Он много лет уже занимался одним и тем же делом и научился делать его хорошо. «Женя Лебедев — основатель фонда «Волшебники» заставил весь серый промышленный город П. верить в чудеса», — писали о нем местные газеты.
Но про себя Женя знал точно: главная его сила — в умении проигрывать. Он вел со смертью неравный бой, весь смысл которого был в затягивании сражения. Итог почти всегда был заранее известен, чудес в его жизни не случалось.
Разговоры с такими вот Машами вызывали в нем одновременно гнев, стыд и отвращение. У него была целая команда, сам Женя старался общаться только с подопечными и редко — с чиновниками.
Что там по плану? Торт в хоспис? Ок. Он вышел на улицу Ленина, зашел к «Демидовым», выбрал медовый с облепихой и вызвал такси.
Сереге исполнялось 18, тот факт, что он вообще дожил до этого возраста, поражал. Всю свою жизнь Серега провел в интернате и в ней не случалось торта на день рожденья, но было много белых, зеленых, голубых и желтых стен.
Женя присел на стул рядом с кроватью. Торт остался стоять на тумбочке.
— Дядя Женя, привет, — голос Сереги казался очень далеким, слова он выговаривал медленно как будто был вынужден преодолевать снежные завалы на пути к собеседнику.
— Как дела, Серег?
— Все хорошо, мне сегодня восемнадцать.
— Ну, с этим я тебя поздравляю.
— Дядь Жень, я давно спросить хочу.
— Давно? А чего не спрашиваешь?
Серега улыбнулся широкой улыбкой, показав желтые зубы, его серьезные глаза казались огромными на исхудавшем лице,
— Мне восемнадцати не было еще, потому не спрашивал. Это серьезный мужской разговор.
— Ну давай.
— Я трахаться хочу научиться. Я много всего видел в жизни, у меня был друг, но женщины не было, никакой. Понимаешь?
Женя понимал. Понимал Серегу гораздо больше, чем многих своих знакомых, Машу и Эдичку, чиновников, друзей, бывшую жену и Бога.
— Это, Серега, не просто, врать не буду.
— Дело во мне? Я урод?
— Дело, как обычно, во времени. Оно против нас.
В дверь постучали, в тесную палату ввалилась толпа «волшебников». У Сереги неожиданно случился его первый и последний в жизни настоящий день рожденья с песнями под гитару, подарками и воздушными шарами: машинки и паровозики, плюшевые игрушки и пистолетики — все то, чем наполнено детство каждого ребенка.
«Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете», — пели все и сами верили, что так оно и будет. Кто-то прилетит, все исправит, никто не умрет.
Женя знал, что будет иначе. Он не злился, не бастовал: просто делал свою работу. Когда не вывозил — пил неделями, а в последнее время он все чаще не вывозил.
Он незаметно вышел из палаты, прошел по коридору хосписа, мимо елки под которой лежали новогодние подарки от его же волшебников: теплые носки, наборы косметики, книги. В умирающих гораздо больше жизни, чем в живых.
На улице все морозная свежеть ударила ему в лицо. Он зачерпнул пригоршню снега и с удовольствием размазал его по разгоряченному лицу, стремясь смыть запах скорой смерти. Пальцы покраснели, лицо горело, растаявшие снежинки прозрачными каплями стекали за ворот свитера. Он достал телефон, набрал номер:
— Алло, Мария, у меня появилась идея.