Февраль 1917 стал для Российской Империи последним месяцем её истории. Обычно всё выглядело как сплошное «триумфальное шествие» февраля и полная капитуляция старой власти. Существовало ли хоть какое-то движение, организованное властью с целью подавления революции, как в 1905 году?
Генера-лейтенант А.И. Деникин в своих воспоминаниях записал: « Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное ставкой в первые дни революции в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отменённое, и две телеграммы, посланные Государю командирами 3-его конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером и Ханом Нахичеванским ».
Если Келлер и Хан Нахичеванский так и не смогли повести своих солдат выручать Государя, то Иванов, по прямому указу Царя, хотя бы попытался это предпринять. Впрочем, дело не ограничилось только присылкой надёжных полков с диктатором во главе для разгона бунтовщиков.
С 23 по 26 февраля проходили рабочие манифестации, митинги и отдельные случаи неповиновения в столице. 27 февраля (12 марта) в Петрограде вспыхнул уже военный бунт запасных гвардейских батальонов, которые присоединились к бастующим толпам. У власти не осталось верных им военных сил, и главнокомандующий Петроградским Военным округом генерал-лейтенант С.С. Хабалов прислал в Ставку тревожную телеграмму с просьбой о высылке надёжных частей с фронта.
Демонстрации в Петрограде
Совет министров вел тем временем переговоры с Думой с целью найти политический компромисс и успокоить массы, передав снабжение столицы хлебом в руки «избранников народа», но к 27 числу лишился военной опоры. Дабы избежать эксцессов, по предложению самих же думцев премьер-министр князь Д.Н. Голицын распустил Думу. Вечером 27 числа начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандующего генерал от инфантерии М.В. Алексеев получил телеграмму от Хабалова, что подавить бунт он так и не смог, и вдобавок была получена телеграмма военного министра генерала от инфантерии М.В. Беляева о том, что Совет министров перевёл столицу на осадное положение.
В условиях открытого военного бунта и полной растерянности властей в столице было необходимо не сколько восстановить элементарный порядок, сколько вернуть власть в столице, которая смогла бы нормализовать снабжение Петрограда хлебом и работу железных дорог, чтобы фронт продолжил своё нормальное существование.
В тот же день генерал-адъютанта, генерала от артиллерии Николая Иудовича Иванова назначили главнокомандующим войсками Петроградского Военного Округа с чрезвычайными полномочиями и с подчинением ему всех министров, памятуя его заслуги в усмирении бунтовавших запасных в Сибири в 1906 году. Инициаторами назначения генерала был генерал-майор Д.Н. Дубенский и лейб-медик С.П. Фёдоров. Дубенский изложил свои соображения Фёдорову о том, что Иванов как популярный боевой генерал может обезопасить семью Императора и усмирить беспорядки. Фёдоров согласился с доводами генерала, и на следующий вечер они посетили генерала:
« Мы сели, Иванов стал угощать нас чаем.
– Что-то будет от такой разрухи! Чем всё это кончится? – сказал он.
– Вам необходимо прийти на помощь к Государю. Он совершенно один и измучен. Вам надо отправиться в Петроград, принять командование войсками и водворить порядок, – ответили мы Иванову.
– Поздно, теперь части зашатались и теперь верных мало осталось. Мне, конечно, самому ничего не надо. Жизнь к концу. Я рад и счастлив помочь Его Величеству, но как это сделать? Необходимо иметь хоть небольшую, но твёрдую часть, чтобы до Царского к Императрице доехать и охранять семью, а там уже действовать как Бог укажет, – рассуждал Иванов.
– Вы сегодня за обедом переговорите с Государем, скажете ему свои соображения и доложите, что готовы принять на себя поручение Его Величества проехать в Петроград для водворения порядка ».
Далее они обсудили план посылки карательного отряда. Генерал не высказывал своих эмоций, лишь интересовался тем, как будет организована посылка войск и подавление мятежа, разве что ворча, что это не было сделано раньше.
Николай II и генерал Алексеев в Ставке
Параллельно, во время очередного экстренного доклада Алексеева, обсуждалась кандидатура генерала, могущего навести порядок в Петрограде, и Алексеев предложил Иванова, что вызвало одобрение Императора. По другим сведениям, кандидатура Иванова была личным решением Николая II, что вызвало огорчение Алексеева. Впрочем, по показаниям надворного советника Лодыженского, после телеграммы Голицына о необходимости назначения популярного генерала в столицу и появилась идея о назначении Иванова. Так или иначе, Николай II сам уже был склонен предполагать генерала Иванова на пост диктатора, и интрига Дубенского с Фёдоровым совпала с желанием монарха.
Как об этом вспоминал начальник отдела Связи при Штабе Ставки полковник Б.Н. Сергиевский: « Через несколько минут я узнал, что в Ставке получены телеграммы об обращении безпорядков в столице в открытый мятеж. (…) Далее, я узнал, что ген. Алексеев уже докладывал об этом Государю и что в Петроград посылается из Ставки отряд с лицом, которое изберёт Государь и которому будут даны неограниченные полномочия.
Около 11 часов Государь вернулся из церкви во дворец и скоро стало известно, что выбор Его Величества остановился на генерал-адъютанте, ген.-от-артиллерии Николае Иудовиче Иванове, бывшем главнокомандующем армиями Юго-Западного фронта, находившимся в Ставке. Около полудня я видел из окна своего кабинета, как к посту полевых жандармов подъехал на извозчике генерал Иванов, как расплачивался с извозчиком, шутя в то же время с жандармами, и как его довольно грузная старческая фигура с большой бородой прошла до подъезда дворца, где стоял парный пост Георгиевских часовых и вошла в него: ген.Иванов был приглашён к Высочайшему завтраку, после которого и последовало его назначение».
Дубенский, записал, что за обедом, в 8 вечера, Николай II, одетый в защитную гимнастёрку, всё время тихо переговаривался с Ивановым, которого они посадили рядом с ним, и потом Иванов сказал, что их пожелание исполнено, генерал позже должен подойти к Императору за дополнительными директивами, так как всё-таки было решено дать ответственное министерство.
О своём назначении говорил и сам генерал на Следственной комиссии Временного правительства: « 27 февраля, я пришёл к обеду у Государя около 8 часов. Генерал Алексеев вышел с доклада от Государя и передал мне, что я назначаюсь в Петроград. Я очень удивился, потому что я желал остаться в армии. (…) После обеда Государь мне говорит: «Я вас назначаю главнокомандующим Петроградским округом, там в запасных батальонах безпорядки и заводы бастуют». Относительно запасных батальонов я должен сказать, что в ноябре был праздник георгиевских кавалеров и я видел эти батальоны.
22 декабря меня вызывали в следственную комиссию по делу Сухомлинова, так что относительно состояния запасных батальонов меня это не удивило, потому что я иного и ожидать не мог и, к сожалению, не ошибся. Государь говорит: «Отправляйтесь». (…) Государю сказал, что вопрос здесь идёт о причине довольно серьёзной, что недовольство идёт давно. Тогда он говорит: «Кому поручить, кому доверить?» Я говорю, что в делах государственного управления я не считаю себя компетентным, не могу указывать, но положение в последние дни стало нестерпимо, недовольство усилилось со второй половины прошлого года и проникло в войска.
Когда я это сказал, он говорит: «Кому поручить, кому доверить составление такого министерства?»… Я не думаю, чтобы он у меня спрашивал совета, но он так сказал. Я на это говорю, что Петрограда не знаю. Я в Петрограде служил шесть раз. И ответил: «Не могу вам ничего сказать». Но между прочим, сказал, что есть известные лица в Москве, что называют Кривошеина, Самарина, гр. Игнатьева, князя Львова. (…) Но он сказал, что я их совершенно не знаю. Засим он стал прощаться и сказал: «Я прикажу начальнику штаба несколько частей послать в Петроград для освежения». Я не помню, для замены или усиления гарнизона, он так сказал. Я ему на это доложил: «Ваше императорское величество, я не знаю, какие войска посылаются теперь. Я целый год нахожусь в стороне от армии и не знаю настроения войск. Но должен доложить, что не все части останутся верны в случае народного волнения. Буквально так и сказал – «не все части», это подлинное выражение.
Главный герой статьи, генерал от артиллерии Н.И. Иванов
Я распрощался и ушёл. Пришёл к генералу Алексееву и узнал, что с северного фронта посылаются два полка и с западного фронта посылаются два полка. И там не знают, какие послать. Я хотел ехать скорым поездом, на другой день, но Алексеев мне говорит: «Лучше отправляйтесь с батальоном и одной ротой сводного полка, лучше поезжайте с ними, потому что можете наткнуться на неприятности ».
Также Иванов описывал этот же эпизод в своём письме к Гучкову от 9 апреля 1917 года: « Вечером 27 февраля с.г. Николай II объявил мне, что он назначил меня главнокомандующим войсками Петроградского гарнизона, сообщил, что в Петрограде начались волнения рабочих и запасных батальонов и что для усиления гарнизона туда посылаются войска из армии, и приказал на другой же день отправиться по назначению. (…)
Я считал обязанным себя доложить тогда же, вечером 27 февраля, бывшему императору как о причинах усилившегося недовольства, так и о том, что необходимо немедленное принятие мер, которые могли бы удовлетворить разные группы народа. Доложил также и о том, что за последнее время недовольство проникло и в войска. (…) Из краткого разговора я заключил, что Николай II решил перейти к управлению отечеством при посредстве министерства доверия в соответствии с желанием большинства Государственной думы и многих кругов населения ».
О том, как проходил разговор Иванова с Алексеевым, более подробно вспоминал полковник Тихменёв: « Со своей привычной приветливостью, поздоровавшись с ген. Ивановым, Алексеев, не садясь, как-то весь выпрямился, подобрался и внушительным официальным тоном сказал Иванову: «Ваше высокопревосходительство, Государь Император повелел вам, во главе Георгиевского батальона и частей кавалерии, о движении коих одновременно сделаны распоряжения, отправиться в Петроград для подавления бунта, вспыхнувшего в частях Петроградского гарнизона». После этого Алексеев сделал паузу, воспользовавшись которой, Иванов ответил, что Воля Государя Императора для него священна, и что он постарается выполнить повеление Государя ».
Дальнейшего разговора Тихменёв не слышал, так как Алексеев ушёл из кабинета. Генерал не расходится в своих показаниях ни Гучкову, ни следственной комиссии, так как в он сообщал, что пытался заговорить с Николаем II о реформах, и о том, что постоянно слышал об этом в разговорах и был сам убеждён в пользе перемен. Более того, в докладе члена Следственной комиссии Апушкина по поводу Иванова также сообщается о том, что генерал говорил с Императором по поводу необходимости перемен и способностей реформ дать успокоение растущего недовольства народа. Также сходятся его показания относительно тревоги о надёжности войск и предложения генерала о назначении каких-нибудь популярных у общества лиц.
Кроме того, важной миссией этой экспедиции, помимо чисто политических задач, была защита императрской семьи, находившейся в Царском Селе. До 28 числа спокойствие в Царском ещё сохранялось, а резиденция монарха и его семьи – Александровский дворец – была под охраной двух сотен Собственного Его Императорского Величества Конвоя, по 150 человек в каждой, а подступы ко дворцу охранял Лейб-гвардии Сводный полк, который комплектовался из разных рот гвардейских и армейских частей.
Однако почти 40 000 человек гарнизона колебались и подвергались агитации революционеров, и даже небольшая кадровая часть не могла бы оборонять дворец. Тем временем в Ставке свитские серьёзно обеспокоились тем, как бы обезопасить семью Императора. Предлагалось вывезти их в Ливадию, что было отвергнуто. Тем паче Николай II очень сильно беспокоился о безопасности жены и детей, что подтверждают Воейков и Дубенский.
Итак, Николай II ввиду полного коллапса в столице решает восстановить там порядок и отправляет туда целую военную экспедицию, целью которой было обеспечить безопасность Царской семьи и навести порядок в городе, а затем, опираясь на надёжные силы, восстановить власть в столице и наладить работу транспорта и снабжение города, и помимо этого – расчистить путь императорскому поезду.
Закаленные бойцы РИА
Цели экспедиции генерала также были сформулированы в телеграмме Ставки за № 3716: « Государь Император повелел назначить Ваше высокопревосходительство главнокомандующим в Петрограде для водворения полного порядка в столице и её окрестностях. Командующий войсками округа с сим переходит в ваше распоряжение. » Алексеев также дал право генералу предавать гражданских военно-полевым судам.
Многие чины Ставки по-разному комментировали это событие.
Капитан 1 ранга А.Д. Бубнов воспринял это с тревогой: « От генерала Иванова мы узнали, что Государь повелел ему с Георгиевским батальоном охраны Ставки немедленно отправиться в Петроград и, присоединив к себе по пути части Царскосельского гарнизона, восстановить в столице порядок. Мы буквально пришли в ужас от такого непонимания размеров происходящей катастрофы: послать этого ветхого старца с горстью хотя бы и георгиевских солдат против десятков тысяч вооруженных и доведенных до исступления революционеров было сущим безумием; это было равносильно попытке потушить извержение вулкана стаканом воды.
Наши общие старания убедить генерала Иванова в том, что при создавшемся в Петрограде положении необходима для водворения порядка по меньшей мере целая боевая дивизия с артиллерией, и что с одним или даже несколькими батальонами его миссия неминуемо кончится катастрофой – не имели успеха: он отмалчивался, и видно было, что он был уверен, вспоминая свою роль усмирителя солдатских бунтов в Сибири, после войны с Японией, что и на этот раз ему удастся стяжать себе в глазах Государя славу спасителя Отечества ».
А вот воспоминание начальника связи, полковника Б.Н. Сергиевского: « Говорили тогда, что личность Иванова подсказана Свитой (теперь официально установлено, что это был совет Дубенского, официального историографа Ставки). Относительно ген. Николая Иудовича Иванова все слышанные мною мнения сходились к одному: это, безусловно, честный, преданный своему Государю генерал. Но и его годы, и его характер совершенно не отвечали задаче подавления революции, а его государственный кругозор – задаче поддержания или восстановления политического порядка в столь важный политический момент». В своих воспоминаниях он отмечает, что Алексеев предлагал в качестве такого диктатора Великого князя Сергея Михайловича, но император отклонил его кандидатуру.
Тот же Деникин, знавший Иванова, уже постфактум комментировал совершенно также: « Трудно себе представить более неподходящее лицо для выполнения поручения столь огромной важности, по существу – военной диктатуры. Дряхлый старик, честный солдат, плохо разбиравшийся в политической обстановке, не обладавший уже ни силами, ни энергией, не волей, ни суровостью… Вероятно, вспомнили удачное усмирение им Кронштадта в 1906 г .»
Все сомневались, что старый генерал сможет железной рукой разогнать революцию, восстановить порядок, справиться с политиками и успокоить население. Хотя опасения Бубнова были напрасны – в Петрограде хватало только панического «Семёновцы идут!», дабы огромная толпа манифестантов мигом очистила улицу. В отношении политики – вспомним, как сам генерал признавал свою некомпетентность в политических вопросах. Тем не менее – диктатором, призванным спасти Царскую семью и трон, разогнать бунтовщиков, восстановить законную власть и накормить Петроград хлебом стал именно этот « чисто русский человек незнатного происхождения, пробивший себе дорогу упорным трудом. Неглупый, осторожный, настойчивый, глубоко религиозный и честный, генерал Иванов по своему внешнему облику являлся типичным великороссом, с большой, теперь уже поседевшей бородой и характерной русской речью ».
Как отметил современный историк О.Р. Айрапетов: « При условии обладания небольшой, но вполне надёжной кадровой части такой враг как революция оказался не так уж и страшен. Успехи генералов А.Н. Меллер-Закомельского и П.К. Ренненкампфа на Транссибе – вполне логичное объяснение решения отправить батальон Георгиевских кавалеров под командованием ветерана Манчжурской кампании Н.И. Иванова на восставший Петроград в феврале 1917 года ».
Задачей Иванова было прекратить волнения в столице и водворить там порядок. Алексеев, ведя переговоры с начальником штаба Северного фронта генералом Даниловым, обговаривал силы, которые должны были войти в состав карательного отряда – 2 кавалерийских полка, по возможности из резерва 15-ой кавалерийской дивизии, и пулемётную команду «Кольт» для Георгиевского батальона, а также прочных генералов.
Было обговорено, что части будут посланы во главе со своими же генералами, и при этом в Петроград возобновится подвоз хлеба. Об этом немедленно был уведомлён военный министр, и в телеграмме Беляеву также было сообщено, что с Западного фронта высылается бригада уральских казаков или обычная кавалерийская с 1 бригадой пехоты. Алексеев просил Беляева сформировать штаб для Иванова и вызвать артиллерию в город для помощи карательным войскам.
С северного фронта на имя Алексеева 28 февраля (13 марта) в 0:28прибыла телеграмма за №1161/Б, извещавшая о составе отряда войск: « Назначены 67 и 68 пехотные полки во главе с командиром бригады генералом Листовским. 15 Уланский Татарский и 3 Уральский казачий во главе с начальником дивизии генералом Мартыновым, кроме того, пулемётная команда Кольта для Георгиевского батальона. В голове пойдёт 67 полк, первый эшелон которого пойдёт из Двинска около двух часов 28 февраля, прибытие в Петроград, примерно через 18 часов после отправления ».
С Западного фронта его главнокомандующий генерал от инфантерии А.Е. Эверт телеграфировал Алексееву: « Во исполнение Высочайшего повеления, в Петроград командируются: 34 Севский и 36 орловский пех. полки под начальством начдива 9 пехотной генерала Лошунова, 2 гусарский Павлоградский и 2 Донской казачий полки под командованием комбрига генерала Юрьева и начальника дивизии князя Трубецкого. Одновременно и вместе с пехотными полками для Георгиевского батальона командируется пулемётная команда Кольта, от 10-го корпуса. Посадка начнётся с полудня 28 февраля и окончится 2 марта ».
Брусилов получил телеграмму Алексеева с приказом отправить Лейб-гвардии Преображенский, 3 Царскосельский и 4 Императорской фамилии стрелковые полки с батареей, и по возможности – гвардейскую кавалерийскую дивизию. Также Алексеев телеграфировал командующим Северным и Западным фронтами просьбу о высылке по 1 пешей и 1 конной батарее с каждого фронта со снарядами, ввиду того, что запасные артиллеристы в Петрограде отказались грузиться в эшелоны, а юнкера-артиллеристы не имели достаточно снарядов.
Помимо армейской артиллерии, Рузскому и морскому министру, а также адмиралу Григоровичу были посланы телеграммы с просьбой командировать 1 батальон Свеаборгской крепостной артиллерии и 2 батальона Кронштадской крепостной артиллерии. Также перед отъездом в Петроград, 28 числа, Николай II написал письмо супруге, где указывал о других частях: « Её Величеству. Сердечно благодарю за письма. Выезжаю завтра в 2.30. Конная гвардия получила приказание немедленно выступить из Нов[города] в город [Петроград]. Бог даст, беспорядки в войсках скоро будут прекращены. Всегда с тобой. Сердечный привет всем. Ники ».
Итак, согласно этим директивам, в мятежный Петроград должно было прибыть 13 батальонов, 16 эскадронов, 7 батарей, 2 пулемётные команды Кольта, а также самые надёжные гвардейцы и целый конный корпус Гвардии. Первые эшелоны должны были прийти в Петроград 1 марта утром, а остальные — днём, а на Западном фронте 2 марта войска только закончили бы погрузку в эшелоны.
Однако продвижение войск шло быстро – пехотная бригада с Северного фронта, 67-й Тарутинский достигли ст. Александровская и 68-й Лейб-Бородинский достиг Луги уже 1 марта, а передовые эшелоны войск с Западного фронта уже прошли Полоцк. Войска не могли прийти быстрее, так как помимо них стояла задача быстро пропустить Императорский поезд, поэтому продвижение войск было немного задержано.
Перед отправлением генерал, по собственному признанию, набросал план действий на посту диктатора. Он решил сначала осведомиться о продовольственном вопросе и об осадном положении – и набросал 10 вопросов генералу Хабалову. Иванов решил в первую очередь озаботиться снабжением города хлебом и углём на двухнедельный срок, выяснить, кто ответственный за это, и заняться организацией охраны порядка в столице – раз введено осадное положение. Для организации этих действий генерал попросил Императора подчинить министров непосредственно себе, так как в противном случае ему пришлось бы всякий раз запрашивать Ставку, а это увеличило бы волокиту.
С 27 на 28 число, в полночь, Император принял генерала ещё раз и говорил с ним 2 часа. Иванов на аудиенции просил Императора о подчинении себе министров – но только четырех (земледелия, торговли и промышленности, внутренних дел и военного), но Император расширил полномочия генерала на весь Совет Министров, и им же было указано, чтобы все требования Иванова как Главнокомандующего округом выполнялись беспрекословно.
Генерал напомнил Императору о необходимости реформ, но тот отмахнулся, сказав, что это уже сделал Алексеев. После этого Иванов известил Алексеева о том, что Император подчинил ему всех министров в Петрограде, и что они должны беспрекословно исполнять все его требования, о чём Алексеев телеграфировал генералу Беляеву. Иванов выехал из Могилёва, где размещалась Ставка, около 10:50 часов утра 28 февраля вместе с Георгиевским батальоном, ротой Лейб-гвардии Сводного Его Величества полка. Начальником его штаба был выбран генерального штаба подполковник Капустин, человек безынициативный. Отряд поехал по маршруту Витебск – Царское Село.
Георгиевский батальон под командованием полковника И.Ф. Пожарского был оповещён лишь о том, что его оставят охранять Царскую семью. Настроения батальона были зыбкие – сам Пожарский обмолвился, что стрелять в толпу он не будет. Переговоры с Хабаловым о доставке хлеба успокоили генерала, хотя он сообщал, что в столице полный коллапс, власти пали, всем управляют революционеры, а у него нет ничего своего.
Командир георгиевского батальона – генерал-майор И.Ф. Пожарский
Иванов и сам был не уверен в необходимости «наведения порядка». Он считал, что Император всё-таки учредит ответственное министерства, боялся, что решительные меры и кровь могут ухудшить положение, и не полагался на фронтовиков. Впрочем, тут он был честен перед комиссией: « Если войска верны, то можно десятки тысяч уложить. Я буду так поступать, а в это время Государь объявит об ответственном министерстве».
А тем временем в Петрограде революционеры перепугались не на шутку. Родзянко быстро понял, что он как председатель Думы, куда входили явные бунтовщики Керенский и Чхеидзе, организовавшие погромы полицейских участков, поджоги, грабежи и убийства должностных лиц, оказывался как бы их главарём. Приход надёжной воинской части в город легко бы подавил распоясавшуюся солдатню и штатских, а вместе с ними и Думу. Поэтому призрак карательных войск вызвал панические переговоры Родзянко с Рузским и Ставкой, где тот из всех сил уверял, что город полностью под его контролем. Тем самым он и повышал свои акции в глазах революционеров, и старательно вводил генералов в заблуждение, чтобы остановить карательные войска.
« Придёт с фронта Дикая дивизия с артиллерией, и от всего восстания только мокро место останется », – писал в своём дневнике помощник министра путей сообщения Ю.В. Ломоносов, примкнувший к революции.
28 числа, стоило на Невском пронестись слуху о том, что царские войска уже прибыли в город и выгрузились на вокзале, – и проспект в мгновение обезлюдел.
Британский военный атташе, генерал А.Нокс записал следующее: « Посол сказал мне, что Император назначил генерала Иванова диктатором. Итак, он собирается сражаться! В ситуации нынешнего безпорядка пара тысяч регулярных войск с орудиями быстро разделалась бы с революцией ».
Бывший военный министр, генерал А.Ф. Редигер вспоминал: « Будь в столице надёжная дивизия – она подавила бы всё движение, нестройные толпы бунтовавших запасных не могли бы устоять против неё ».
Керенский, будучи негласным лидером этой революции, осознавал угрозу извне: « Врагу ничего не стоит установить контроль над городом силой двух-трёх боеспособных полков », поэтому революционеры попытались что-то предпринять, чтобы удержать свою власть и предотвратить возмездие в лице диктатора с карательными войсками.
Вот как эти действия описывал Милюков: « Гучков в эту ночь с 1 на 2 марта ездил на вокзалы Варшавский и Балтийский, чтобы предупредить прибытие в Петербург войск, посланных царем для усмирения восстания. Надо пояснить, что еще 28 февраля в Ставке смотрели на волнения в столице как на бунт, который можно усмирить. Для этой цели были назначены части войск с Северного и Западного фронта, генерал Иванов назначен диктатором с объявлением военного положения в Петербурге, и царь выехал 1 марта из Ставки в Царское.
Но в то же время наши инженеры Некрасов и (прогрессист) Бубликов вместе с левыми вошли в связь с железнодорожным союзом и оказались хозяевами движения по всей железнодорожной сети. Под этими впечатлениями находился и Исполнительный Комитет Совета р. и с. депутатов, и, может быть, этой угрозой объясняется и настроение делегатов, и их сравнительная уступчивость в ночь на 2 марта ».
Член Государственной думы, инженер Бубликов вместе с командой солдат занял здание министерства Путей сообщения, арестовал министра и разослал две телеграммы вдоль всех станций железных дорог, которая извещала о падении старой власти и образовании в Петрограде новой, революционной, и призывала их поддерживать с удвоенной силой движение поездов. Вторая телеграмма запретила движение каких-либо воинских эшелонов в 250 км от столицы. Тем самым революционеры поставили себе под контроль железные дороги, обезвредив Иванова. Тем временем, Гучков ездил по казармам, призывая войска поддержать Думу и тем самым сохранять порядок, рассчитывая на их помощь в борьбе с карательным отрядом. Правда, из этого мало что вышло.
В 7 утра 1 (14) марта генерал проснулся на станции «Дно». Комендант станции и начальник местного жандармского управления пришли к нему с жалобой, что они не в силах сдержать бесчинства солдат, которые отбирают оружие у офицеров, и поток солдат-дезертиров из Петрограда, которые ехали даже в штатском! Иванов осведомился о местонахождении императорского поезда – выяснилось, что Николай II ещё не в Царском, а лишь едет на станцию «Дно». Генерал приказал Пожарскому досматривать проходящие поезда, чтобы путь перед императорским поездом был чист. Иванов попытался сам осмотреть поезда – и был шокирован давкой и забитостью поездов, причём некоторые пассажиры сами сдавали ему дезертиров и солдат, отбиравших оружие у офицеров.
Показательно, как Иванов «усмирял» солдат. Мимо него бежал солдат с двумя отобранными офицерскими шашками и чуть не сбил его с ног. Генерал оттолкнул его, оцарапал руку шашкой и крикнул: «На колени!», положив ему руку на плечо. Солдат укусил генерала и адъютант Иванова, Лодыженский, арестовал солдата.
Далее произошёл следующий эпизод. Как говорил сам генерал в своих показаниях: « Подходит поезд, 46 вагонов. Смотрю, в конце поезда стоит кучка, кидают шапки. Я этим заинтересовался, подошёл. Слышу: «Свобода! Теперь все равны! Нет начальства, нет власти!» Приближаюсь, смотрю, стоит несколько человек офицеров, а кругом кучка солдат. Я говорю: «Господа. Что же вы смотрите!» Они растерялись, я то же самое приказал: «На колени!» Они немедленно встали на колени ».
Арестовав несколько бунтовщиков и отобрав офицерское оружие, числом 77-100 штук, генерал поехал в Вырицу, куда прибыл в 6 вечера. Здесь он остановился и отдал приказ: « Приказ главнокомандующего Петроградским военным округом. 1-ого марта 1917 года № 1, станция Вырица. Высочайшим повелением от 28-ого февраля сего года я назначен главнокомандующим Петроградским военным округом. Прибыв сего числа в район округа, я вступил в командование его войсками во всех отношениях. Объявляю о сём войскам, всем без изъятия военным, гражданским и духовным властям, установлениям, учреждениям, заведениям и всему населению, находящемуся в пределах округа. Генерал-адъютант Иванов ».
Генерал планировал прибыть в Царское и там собирать войска для похода на столицу. Тут ему поступило экстренное сообщение о том, что в Царском взбунтовался гарнизон, а в Петрограде Совет министров вышел в отставку и был арестован. Генерал решил немедленно ехать в Царское, куда были вызваны начальствующие лица экспедиции – начальник пехотной дивизии и командир Тарутинского полка. В Вырице его поезд был остановлен перешедшими к революционерам железнодорожниками, которые, несмотря на угрозы генерала применить оружие, отказывались пускать поезд дальше. После запроса Ломоносова в Думу было разрешено пропустить только самого генерала в Царское экстренным поездом.
Февральская революция. Царские гербы выброшены на лед Фонтанки
В этот день гарнизон окончательно взбунтовался, солдаты начали пьянствовать, а части дворцовой охраны стали потихоньку дезертировать. Вскоре стали поступать другие сведения. В Луге головной эшелон с войсками из 68 пехотного Лейб-Бородинского полка был разоружён местным гарнизоном во главе с ротмистром лейб-гвардии Конного полка Н.В. Вороновичем. Он вместе с двумя офицерами (поручиком Гуковским и прапорщиком Коночадовым) пригрозил силой полковнику Седачёву, затем солдаты по приказу вынесли всё оружие на платформу, вагон с пулемётами и гранатами был отцеплен и уведён на запасной путь, а дальше ушёл пустой эшелон. В полдень 1 числа Алексеев приказал прекратить отправку гвардейцев с Юго-Западного фронта.
В 9 вечера этот поезд прибыл на вокзал в Царское село. К нему явились комендант города, начальник жандармского управления и два генштабиста, назначенных в его распоряжение: полковник Романовский и подполковник Тилле (его бывший сослуживец по штабу Юго-Западного фронта) и нарочный офицер от императрицы с приглашением на аудиенцию к ней.
Тут же генералу вручили телеграмму от Алексеева, которая, фактически, изменила весь ход дел: « Частые сведения говорят, что в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному Правительству, в полном составе приводятся в порядок. Временное Правительство под председательством Родзянки, заседая в Государственной Думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное Временным Правительством, говорит о незыблемости монархического начала в России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства.
Ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить ему всё изложенное и просьбу принять это пожелание народа. Если эти сведения верны, то изменяются способы ваших действий, переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы. Воззвание нового министра Бубликова к железнодорожникам, мною полученное окружным путём, зовёт к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт. Доложите Его Величеству всё это и убеждение, что дело можно привести к хорошему концу, который укрепит Россию. Алексеев ».
Итак, сомневающийся генерал, не горевший желанием стрелять и вешать, фактически получил возможность не делать этого. Генерал, прочитав телеграмму, отправился во дворец, к Императрице.
По свидетельству Великого князя Николая Михайловича « государыня, казалось, очень хорошо владела собой и была невозмутимо спокойна. Она уверяла генерала, что энергичными действиями он легко может восстановить порядок в Петрограде, и затем императрица наивно прибавила несколько слов удивления на ожесточение, которое проявляется против нее и супруга… Иванов был ошеломлен всем этим разговором, старался показать невозможность идти на Петроград и должен был сознаться, что он может принять только единственное решение – это вернуться в Могилев ».
Иванов докладывал следствию, что Александра Фёдоровна беспокоилась о его прибытии, даже хотела послать аэроплан за генералом. На просьбу Императрицы о посылке письма Императору Иванов ответил, что у него нет людей для этого поручения. После её вопросов о причинах недовольства Иванов отвечал то же, что и Императору – непопулярность министров и требование общественных деятелей в деле управления страной.
Сама Императрица об этой встрече написала супругу: « Милый старик Иванов сидел у меня с 1 до 2/2 часов ночи и только вполне уразумел положение… Я думала, что он мог бы проехать к тебе через Дно, но может ли он прорваться? Он надеялся провести твой поезд за своим ».
Баронесса Буксгевден вспоминала об этом: « Этой же ночью 1-ого марта из Ставки прибыл генерал Иванов. Его встреча с императрицей состоялась уже в два часа пополуночи. Генерал Иванов был послан с войсками на подавление мятежа в столице. Свои войска генерал оставил в Вырице, примерно в 20 верстах. Генерал просил разрешения императрицы использовать солдат, защищающих дворец для охраны тыла – на то время, пока он будет продвигаться к Петрограду с батальоном Святого Георгия.
Императрица совершенно обоснованно заметила, что генерал получил всю полноту власти, потому волен действовать так, как считает нужным. Сама же она не может отдавать никаких распоряжений. Кстати говоря, генерал Иванов так ничего и не сделал. Он оставался со своим батальоном в Вырице и даже не высадил своих солдат из поезда ».
Воспоминания генерала Спиридовича проясняют картину и объясняют бездействие генерала: « Около полуночи стало известно, что на вокзал прибыл генерал-адъютант Иванов и что эшелоны с его войсками где-то задержали. Появилась надежда узнать что-то о Государе. Императрица просила генерала приехать во дворец. Генерал Иванов, приехав на вокзал, принял кого-то из представителей города и гарнизона, а также прибывшего к нему из Петрограда полковника Доманевского, назначенного к нему начальником штаба. Доманевский доложил о том, что происходит в Петрограде, и что вооружённая борьба только осложнит положение.
На вокзале Иванову была вручена телеграмма от начальника штаба Алексеева. По этой идиллической телеграмме было ясно, что ставка благожелательно относится к революционному правительству и признаёт даже его министров. Телеграмма Алексеева свите императрицы была известна, так как она передавалась Иванову через дворцовую телеграфную станцию ».
Много позже Гучков в беседе с историком Мельгуновым намекал, что присылка Доманевского и вместе с ним полковника Тилле была инициирована Думой, дабы удержать генерала от дальнейшего продвижения. Да и без этого телеграмма Алексеева, сообщавшая генералу, что есть возможность без крови наконец-то выбрать «ответственное министерство», могущее успокоить население, отвечала чаяниям самого генерала, и он решил ничего не предпринимать до выяснения дальнейшей обстановки.
В ночь с 1 на 2 марта, прибыв из дворца на вокзал Царского Села, Иванов получил телеграмму следующего содержания: « Царское Село. Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай ».
После чего Иванов с чистою душой отвёл батальон в Вырицу. Угроза приближения революционного запасного батальона Лейб-гвардии стрелкового полка с артиллерией к Царскому Селу придала дополнительный стимул генералу. « Я решил уехать. Было три часа ночи, и выходило, будто я удираю, это было с 1 на 2 марта. Я хорошо понимал, что если придёт толпа, то тысячи уложишь. Я решил уходить, и все окружающие это разделяли. Приказал готовиться к отходу », — говорил генерал. Там он сделал попытки связаться с начальниками вверенных ему частей для выяснения настроения войск, но получил ответ, что его приезд нежелателен. Две телеграммы, отменявшие его действия, сняли камень с генеральской души, но он решил всё-таки окончательно выяснить всю обстановку с войсками, Петроградом и своим положением.
2 марта, находясь в Вырице, Иванов получил телеграмму от Гучкова: « Еду в Псков, примите все меры повидать меня либо в Пскове, либо на обратном пути из Пскова в Петроград. Распоряжение дано о пропуске вас на этом направлении ». Иванов ответил: « Рад буду повидать вас, мы на ст. Вырица ». Гучков ответил: « На обратном пути из Пскова постараюсь быть в Вырице, желательнее встретить Вас Гатчине-Варшавской ». Иванов поехал в Гатчину, но был остановлен на ст. Сусанино и потом вернулся в Вырицу. Гучков телеграфировал, что не сможет заехать.
А в 21 час 40 минут генерал Рузский от имени Государя возвестил телеграммой генерала о том, что он снят с должности командующего Петроградским военным округом. Тогда же приказано вернуть на фронт остальные части, которые были двинуты на Петроград для подавления восстания.
2 марта Николай II отрекся от престола. 3 марта Иванов получил телеграммы, подтверждавшие его снятие с поста, переговорил с новым Главнокомандующим округом – генералом Корниловым и отправился назад в Могилёв, где 5 числа отрапортовался Алексееву и тепло попрощался с георгиевцами.
Великий князь Николай Михайлович скептически отозвался об этом сорванном предприятии по спасению трона: « Карательная экспедиция сделалась водевилем, и позднее он понял, что вся эта инсценировка была созданием рук Гучкова и Алексеева, чтобы усыпить возможное беспокойство императора, и чтобы создать себе отчёт об истинном настроении войск Царскосельского гарнизона ».
Генерал Половцов тоже скептически отнёсся к этому предприятию: « Поход Иванова особенного волнения не вызвал, ибо теперь с одним батальоном ничего не поделаешь и настроение в этом батальоне было не ахти какое воинственное ». В заключении комиссии было решено Иванова из-под следствия освободить ввиду отсутствия вины.
В заключение стоит подытожить сложившуюся тогда ситуацию. Коллапс в столице, апатия правительства и просьбы Хабалова о присылке войск вынудили Ставку срочно решать задачу, которую собирались решить в течение всего 1916 года – введение военного диктатора, который бы железной рукой контролировал бы тыл и заодно навёл бы порядок в столице.
Сам факт отправки карательной экспедиции не на шутку встревожил революционеров, которые предприняли всё возможное, чтобы вынудить Ставку прекратить это мероприятие, и для этого они уверяли, что исключительно Дума является оплотом порядка, и только она сможет удержать страну от анархии. Это и стало причиной, по которой карательная экспедиция была отложена – по мнению Алексеева, если появилась возможность договориться с Думой, то и нужды в военном диктаторе уже не было.
Так как сам Иванов колебался перед применением силы и настаивал на реформах, то подобного рода известия дали ему возможность отойти от дел, уйдя с батальоном на Вырицу, а оттуда уехать в Могилёв. Собственно, этот поход стал неудачной попыткой спасти монархию, активизировал революционеров и так и не сыграл решающей роли в борьбе за власть.
Перенесено силами сообщества cat_cat с сайта fakel-history.ru.
https://vk.com/fakel_history — паблик Факела в ВК.