XXIII
Голова мечется по горячей подушке.
Боль, без конца боль. На животе эластичный ремень цедит боль по каплям в каждом ударе сердца, каждый его удар, как быстрая капель весной, пульсирует изнутри наружу.
В каждом вдохе-выдохе, боль-боль.
Вздутые от напряжения вены, боль орёт и ревёт, как морская волна, сметая сознание, выворачивает наружу, до тоскливого ужаса, до самого дна беззвучно разинутого пересохшего рта.
Отлив.
Катарсис дрожит, зубы стучат, морозит, от пола до потолка тянет наверх гусиная кожа, тонкая иголка шьёт ледяными нитками, обжигает остриём. Маленькое жалкое сердце устало изображать, что оно большое.
Измученные нервы, как оборванные провода высоковольтки.
Приносят ребёнка, похожего на Нефертити, высокий лоб, голова вытянута прохождением родовых путей, под шею подложена свёрнутая выглаженная пелёнка, которая возвышается над затылком как венец.
Длинные пальцы с длинными ногтями важно возлежат на грудке, в них музыка, гармония высших сфер. Нездешний взгляд из далёкого-издали. Рождается из этого взгляда, как свежий росток, имя "Рина".
Окровавленные тряпки в ведре.
Дом без крыши, в котором идёт снег, то ли пыль. Следы маленьких ножек на лестнице, то ли в пыли, то ли в снегу, пробежали легко маленькие ножки, где вы, мои маленькие пальчики.
- Я устала, Змей-Змея. Отключи камеру.
Он лежит на её груди, тихо-тихо, как маленький ребёнок, затаился, молча внимает её ласковым пальцам в своих волосах.
Ей хочется, чтобы он её пожалел, отпустил, но боится просить, боится, что откажет.
Странный мир. Можно жить в голове своих умерших детей, бродить по их воспоминаниям, как по лабиринту. Чувствовать их чувства. Думать их мысли. И от этого кажется, что смерти не существует. Что её придумали для иллюзии выхода, для надежды на освобождение от непосильных нош и вросших в нутро оков.
Разве может быть правдой почерневшая мёртвая голова на письменном столе и пыльный хлам в комнате, которым стали любимые вещи.
Разве может быть правдой мельтешня дрозофил и молодой маршал, которого неудержимо рвёт на дверной косяк.
Мальчик в маске приложивший к её дряблой шее пальцы что-то говорит, нецензурно бранится.
Со стола свисают волосы, а она скоро уснёт, совсем скоро уснёт сном младенца. Уплывёт так легко, далеко-далеко, и всё глубже на дно тишины.
#жестокиймир