Найти тему
Стакан молока

«Ты хочешь помочь своему ребёнку?»

Продолжение повести "Баба Яга" // На илл.: Художник Даниэл Смит
Продолжение повести "Баба Яга" // На илл.: Художник Даниэл Смит

Начало повести здесь

Где-то на кухне раздался лёгкий шорох. Вот, ещё и мыши до кучи... Мышей Мария не боялась, но не испытывать естественной брезгливости не могла. Дома мышам не место. Снова заскребло по половицам, да так тихо и с оттяжкой, словно что-то волокли. Печеньку потащила... Пусть пирует. А Кирилл как лег на один бок, так и не пошевелился ни разу. Убегался за день. И чего она опять на него наорала?.. И сам хорош – чуть не заблудился в лесу, и тут же дочку потащил туда гулять... Зачем они туда ходили? Вроде быстро вернулись. Не доверяет она тут никому, не доверяет...

В тишине откуда-то со стороны кухни раздалось глухое низкое ворчание. Вот ещё, подумала Мария, что и за мыши пошли – печеньку украла, да ещё ворчит... Хорошее, между прочим, печенье... Прошла ещё одна минута, и тут холод сковал вдруг тело, лицо словно свело судорогой, дыхание остановилось... Мыши пищат, скребутся, брякают посудой или сухой корочкой, но уж точно не ворчат таким глухим голосом. Мария вслушивалась, ощущая, как сжимаются от страха все внутренности. Сон разом слетел. Холодной рукой она нащупала спину мужа, толкнула его, но Кирилл никак не отреагировал.

Мария закусила губу, осторожно приоткрыла глаза. С того места, где она лежала, через распахнутые белеющие створки дверей в едва рассеивающихся сумерках, вторая комната видна была почти вся. Вот стол, скамейки, светлый угол печки, занавески, отгораживающие кухню... Там, около угла скамейки, темнота сгрудилась бесформенным пятном. Женщина долго всматривалась, но ничего не могла разглядеть. Кажется, показалось. И только она расслабила сжатые в кулаки пальцы, успокаиваясь, как пятно дрогнуло, двинулось, заслонив на короткий миг край скамьи и чуть слышный голос проговорил недовольно:

– Пол бы хоть подмела, хозяюшка...

Мария взвизгнула, дернулась в постели, вжалась вся в изголовье и принялась что есть силы теребить Кирилла.

– Да проснись же ты, наконец!

Спящий обычно чутко Кирилл едва заворочался, замычал недовольно, с трудом просыпаясь. Ужас не давал Марии опомниться, она начала колотить мужа по плечам, закусив губу, чтоб не закричать в голос и не напугать ребенка. Она всё смотрела на дверь, в темноту, боясь отвести широко раскрытые глаза, охваченная паникой, и била, не глядя, куда попало.

– Что ты дерёшься-то?! Прекрати! – Кирилл схватил, наконец, Марию за руки, сел в кровати.

– Там кто-то есть!

– Где?

– В той комнате! Да проснись же ты, болван! Я видела!

Кирилл тяжело потряс головой, потёр с силой глаза.

– Где? – опять тупо спросил он.

Мария почувствовала, что сейчас разревётся. Она закрыла лицо руками и тихо заскулила, всхлипывая. Кирилл минуту посидел, потом слез с кровати и пошёл в комнату. Вспыхнул яркий свет, резанул по глазам. Мария опустила руки, со страхом взглянула туда – полуобнаженный муж стоял около стола и смотрел по сторонам, щурясь спросонья.

– Где и кого ты видела? – спросил он.

Мария осторожно спустила ноги на пол, крадучись подошла к нему, показала рукой на край скамейки ближе к кухне.

– Вот здесь.

– Тебе показалось.

– Говорю тебе – нет! Оно было большое...

– Кошка, может, забралась как-то?

– Крупнее...

– Здесь нет никого, ты сама видишь. Всё заперто. Комната маленькая, спрятаться негде. Ну, бывает ведь, когда сон такой, что не сразу поймёшь, что происходит. Просто тебе кошмар приснился, успокойся.

– Оно говорило! Он сказал, чтоб я пол подмела!

Брови Кирилла удивленно поднялись вверх, он покачал головой.

– Да-а... Ты и правда, прибралась бы, Мань...

– Дурак! – зло топнула ногой женщина и заплакала. – Мне страшно, а ты издеваешься! Я даже в туалет нормально сходить не могу, а тебе смешно! Привёз нас чёрт знает куда, зачем-то...

Слезы душили горло, Мария сжалась, обхватила себя руками. Кирилл вздохнул, обнял её, хотя она и дёрнулась, сопротивляясь, прижал к себе.

– Ладно, успокойся. Завтра уедем. Пойдём, я сведу тебя в туалет, и не шуми, Настюху разбудишь.

После всего Кирилл уложил Марию к стене, сам поправил одеяло у дочери и тоже лёг спать. Голова всё ещё была тяжелая. Молоком от сонной коровы напоила баба Аня, что ли? В комнате чуть заметно стало светлеть. Мария сперва порывисто вздыхала, как наревевшийся ребёнок, потом затихла. Кирилл лежал неподвижно, в голове всё крутилась одна мысль – корова была сонная, молоко от сонной коровы... Он почувствовал, как женщина осторожно придвинулась и прижалась спиной к его спине, но не пошевелился. Это не был жест любви, просто ей требовалась защита. Пусть.

Заснуть по-настоящему не удавалось. Разум словно завис между сном и явью, с трудом отличая одно от другого. Домовой напугал Машу... Молоко... Корова спала, пока её доили, вот и его в сон сморило. Молоко от сонной коровы...

Кирилл чуть приоткрыл веки и увидел, как Настя сидит в кровати и монотонно качается, словно баюкая себя. Ничего, сейчас опять ляжет и уснет. Такое бывает иногда, главное, не напугать её. А может, ему всё снится. Бывают ведь такие сны, когда не понимаешь, правда ли всё, или нет...

Время перестало существовать, растекаясь бесконечными минутами, словно замкнутыми в кольцо обрывочных мыслей. Лица коснулся прохладный уличный воздух, тяжелые веки приоткрылись едва – Настя всё так же сидела, покачиваясь, а легкий сквозняк шевелил занавеску. За окном занимался рассвет. Просто снится. И баба Аня, стоящая у кровати Насти, тоже снится. Чего бы ей тут делать?

«Кто это у тебя в доме, а, хозяюшка?» – прорвался сквозь непреодолимую дрёму женский голос откуда-то с улицы через приоткрытое окно. «Я, матушка, Анна», – ответила баба Аня негромко. «Более никого?» – настаивал голос. «Не одна, матушка, ох, не одна! А прицепилась ко мне беда горькая, болячка поганая!» – нараспев тянула старая женщина. «Так выкинь её ко мне в окошко!» – предложил другой голос. Да, выкинь уже, подумалось Кириллу, и я буду дальше спать спокойно. «И рада бы выкинуть, да не могу, матушка!» – «Это почему же?» – «Если выкину её, поганую, то и дитё-чадушко выкинуть придётся, оно в ней сидит», – сетовала, вздыхая, баба Аня. «А ты подай мне дитя, я его в печи запеку, боль-сухотку выведу», – уговаривал голос за окном. Ого, подумал Кирилл, как всё интересно. Это из каких же сказок в его снах такие побасенки? «Ты, матушка, болячку-то запекай, а дитя не запеки!» – «А что, и её запеку, лишь бы сухотку извести!» – «Да ты сухотку запекай, а дитя мне продай». Снова опахнуло сквозняком с запахами влажной травы и земли, и стало тихо. Кирилл прислушался, но голоса пропали. Ну вот, всё и кончилось. До утра можно поспать, а там будем домой собираться. Тело расслабилось, погружаясь в покой.

Через некоторое время спине стало холодно – это отодвинулась Мария. Просыпаться не хотелось, но что-то мешало спокойно отдыхать. Нет, ну это был сон. Да и не дала бы Настя себя забрать – она чужих людей к себе не подпускала, начинала кричать, если её трогали. Рукой Кирилл пошарил по кровати, но Марии не обнаружил. Встала, видимо. Утро наступает, ночные страхи прошли. Это надо же – домового увидеть... Он за всю жизнь слышал о таком только раз, да и то не поверил. А кто мог ещё быть, кроме домового? Сам на ночь крючок на дверь накидывал, не столько из боязни, что кто-то зайдёт, сколько после побега дочери. Так что в дом с улицы не попасть. Куда Мария подевалась? В доме тихо... Надо посмотреть, всё ли в порядке. Спать охота... Молоко-то не простое было...

С большим усилием воли Кирилл открыл глаза. Солнце стояло низко, только ещё начиналось утро. Через приоткрытое окно прохладный воздух легко проникал в комнату. На кровати Насти одеяло было сбито, а девочки не было. Кирилл рывком сел, осмотрелся непонимающе. Марии тоже не видно и не слышно. В доме царила полная тишина. Кирилл торопливо натянул на себя одежду, выглянул в окно. Трава внизу была примята, и больше ничего.

Кирилл быстро пробежал по дому, но нигде не обнаружил признаков жены и дочери. Выскочил на крыльцо – вроде всё как обычно. Машина терпеливо дожидалась его у дома, по деревне стелился лёгкий туман, словно приподнимая избы над землёй и отрывая деревья от корней. Час от часу не легче! Куда все подевались?! Не могли же Мария с Настей пешком уйти из дома? Как давно он один? Что за глупые шутки?!

Понимая, что начинает закипать злостью, мешающей думать, Кирилл глубоко вздохнул, задержал дыхание и медленно выдохнул. Спокойно. Чем бестолково метаться, теряя драгоценные минуты, надо успокоиться и просто подумать. Как так случилось, что Мария ушла и не попыталась даже разбудить его? Куда она могла податься? Следует посмотреть, что пропало из дома. Одежда, вещи. Если она ушла, то что-то же должна была взять с собой. Борьбы не было, её Кирилл точно услышал бы, уходила Мария тихо.

Кирилл вернулся в дом, внимательно осмотрелся. Из всех тех нехитрых вещей, что они привезли с собой, не хватало только тёплой кофты жены да курточки Насти. И ещё новой куклы из лоскутков. Значит, у Насти было время собраться и одеться. А вот телефон Мария оставила. Странно, она с ним вообще не расставалась, даже в душ с собой брала. Время, сколько время? Половина шестого. Когда он последний раз смог открыть глаза, солнце уже вставало, было светло, значит, прошло от силы полчаса. Далеко женщина с ребёнком за такой короткий промежуток времени уйти не могла. Знать бы только, куда они направились.

Кирилл снова выбежал на крыльцо, и прошел под окнами дома, как ищейка, низко наклонившись к земле. На влажной траве видны были следы, и шли они к лесу. Дошли до тропинки и пропали на плотно сбитой почве. Он остановился, выпрямился. Кто-то увёл дочь и жену в лес? При чём тут баба Аня? Это её затеи? Или она всё же приснилась? Кирилл покачал головой, огляделся. Идти в лес, искать там? А вдруг он только время потеряет?

Пока он раздумывал, внимательно вглядываясь в темноту чащи, в глаза бросилось яркое пятно на тропинке. Он подошел к нему и поднял с земли маленький бант. Такие были на платье у Насти. Повертев бант в руке, Кирилл прошел по тропинке дальше. Или ему показалось, или... Через некоторое расстояние на яркой от росы зелени лежал ещё один бантик. Удивлённо пожав плечами, Кирилл быстрее пошёл вглубь леса, высматривая невольно ещё подсказки. Напротив пруда лежала прямо на тропинке цветная резинка с волос девочки. Кирилл уже почти бежал. В утреннем холодном воздухе, в полумраке среди деревьев, он уходил всё дальше и дальше, повинуясь знакам.

Так далеко в лес в прошлый раз он не забирался. Тропинка петляла среди выступающих корней и не становилась хуже. Видимо, ею часто пользовались. Вот и ещё одна резинка с волос Насти, теперь зелёная. Если бы она лежала не на чёрной сочной земле, которая иногда мягко продавливалась под ногами, Кирилл мог бы её и не заметить. Косички у Насти было две, возможно, больше подсказок он не увидит. Но это уже было не так важно, Кирилл быстро бежал, стараясь нагнать упущенное время. И всё же вскоре он увидел ещё один яркий лоскуток – это была косынка с головы новой куклы. Кирилл затолкал красный в горошек треугольник в карман к остальным находкам и поспешил дальше.

Солнце разгоралось, поднимая лёгкий туман к небу. Прямые солнечные лучи пронизывали лес насквозь, вплетаясь золотыми нитями в кружево листвы деревьев, кустов и трав. Капли густой росы блестели и переливались всеми цветами радуги, вспыхивая то здесь, то там на сочной, свежей зелени. Было удивительно тихо, лес молчал. Но тревога мешала Кириллу увидеть красоту утреннего волшебства. Он всё бежал вперед, и уже начал уставать. Грудь зажгло, сердце колотилось, мышцы закаменели. Он не знал, сколько прошло времени, но казалось, что бежит не меньше часа. И тут лес внезапно расступился – Кирилл выскочил к избушке. Он резко остановился, оглядываясь и тяжело дыша.

Трава вокруг домика была когда-то давно выкошена и уже успела прорости молодой зеленью. Сам дом был приподнят над землёй, опираясь на пни от четырёх деревьев. Избушка на курьих ножках, промелькнуло в голове у мужчины. Как в сказке. Небольшое подслеповатое оконце одиноко смотрело на тропинку. К низкой, массивной двери вели несколько ступенек из располовиненных брёвен с грубо сколоченными перилами. Всё – и стены дома, сложенные из массивного леса, и ступеньки, и крытая настоящей дранкой пологая крыша – уже потемнело от времени и покрылось мхами. На крыше даже видны были тоненькие веточки молодой поросли берёзки и осины. Рядом с крыльцом возвышалась старая сосна, укрывая избушку сенью своих ветвей.

Кирилл прислушался – показалось, что через приоткрытую дверь донеслись голоса. Вроде, голос Марии. И ещё один, тоже женский, не знакомый. Он сделал несколько шагов вперед. Говорили тихо, не споря. Точно, Мария. Голос словно уставший, печальный. Осторожно поставив ногу на широкую ступеньку, Кирилл оглянулся. Ещё шаг. Почему-то тихие эти голоса заставили его насторожиться ещё больше.

Он прислушался. Встал вплотную к двери, попытался заглянуть через узкую щель внутрь. Увидел скупо освещённую комнату, край стола в дальнем углу. Слева угадывалась большая, почти в полкомнаты, печь. Вдоль стены напротив двери стояла скамья, на которой лежала Настя, показавшаяся такой хрупкой в этой необычной обстановке. Кирилл хотел уже дёрнуться в дверь, броситься к дочери, но черная тень заслонила от него на секунду всю комнату, и он услышал тихий голос:

– Спит твоя девочка, не тревожь её.

Кирилл удивленно замер, и только потом понял, что слова сказаны были не ему, а сидящей у стола в углу Марии, которую он не мог видеть, только слышал. Он снова притих.

– Ну, с тобой всё ясно, – сказал незнакомый голос. – Теперь расскажи о дочери. Как ты её зачала?

– Да как все, так и я, – довольно недружелюбно отозвалась Мария.

– Я не о том тебя спрашиваю, – терпеливо сказал строгий голос. – Ты любишь своего мужа? Ребёнок от него?

На минуту стало тихо, у Кирилла замерло дыхание.

– Он хороший человек, – проговорила Мария негромко.

– Так...Чей же это ребёнок? Говори, милая, если хочешь помочь своей беде. Я-то всё равно пойму, но лучше сама откройся, и тебе же легче станет. Был другой мужчина? Любила его сильно?

Видимо, Мария кивнула, потому что было тихо. Кирилл почувствовал, как сжались непроизвольно кулаки напряженных рук. К горлу подкатил комок горечи.

– И что же произошло? Ты глаза-то не прячь, рассказывай. Встречалась с обоими? А когда забеременела, тот, кого любила, ушел от тебя? Пыталась ребёночка извести, да не получилось? Решила выйти замуж за нелюбимого? Сказала, что ребёнок от него? А сама не верила? Да вот только, когда стала девочка подрастать, поняла, что даже ребёночка от любимого нет, что носила и рожала нежеланное дитя?.. Вот так. Поплачь, милая, поплачь. Материнское проклятье – самое тяжелое для дитя.

Тихий шелест слов раздавался набатом в голове мужчины. В памяти всплывали моменты их встреч с Марией. Её отрешенный взгляд, перепады настроения, скованность. То, что он просто не хотел замечать, ослеплённый своим чувством. И тот разговор, когда он узнал, что она беременна. Её напряженный голос и горечь в глазах, в то время, когда он смеялся от счастья... В висках молотом стучало сердце, свет солнца из золотого стал серым, и мир сузился до размеров паутинки, прицепившейся к грубо отёсанному косяку двери. Дурак, вот дурак!

– Ты хочешь помочь своему ребёнку? – через некоторое время спросил всё так же спокойно и отрешенно голос. – Хочешь? Готова пройти испытание? Скажи мне словами – готова ли ты? – Мария всхлипнула, ответила согласно. – Тогда будем заново рожать дитя. А я попробую снять проклятье. Но основную работу делать тебе, мать. Когда ребёночек будет рождаться, думай о ней с любовью, с радостью, чтоб она знала, что ты ждешь её. Слышишь? Скажи все самые хорошие слова, которые знаешь, как бы ни было больно. Не о себе думай, а о ней, ведь ей ещё труднее, чем тебе сейчас. Ты поняла? Ты готова? Всё зависит от тебя... На вот, выпей это... Горько, знаю. Пей до дна.

Из оцепенения мужчину вывел громкий шелест крыльев над головой. Кирилл поднял голову и увидел усевшегося на сосну над самым крыльцом ворона. С минуту они разглядывали друг друга. Трудно было не узнать эту старую, с проседью у клюва, птицу. Ворон сделал несколько шагов по ветке в сторону Кирилла, встряхнул оперение, наклонился и вдруг громко каркнул ему в самое лицо. Кирилл вздрогнул и невольно отшатнулся. В ту же минуту тяжелая дверь распахнулась, и из темноты на него глянуло бледное, обведённое чёрным платком, лицо.

– А, явился! – произнесла женщина.

Она бросила быстрый взгляд на ветку, где сидела птица. Кирилл тоже посмотрел туда. Ворон переминался с лапы на лапу, недовольно что-то ворча. Из дома донёсся приглушенный стон Марии. Кирилл хотел было войти, но неожиданно наткнулся на тонкую, но сильную руку женщины. Лицо её посуровело, брови сдвинулись.

– Хочешь помочь жене и дочери? – спросила она.

Кирилл растерянно смотрел на неё, потом молча коротко кивнул. Мария вскрикнула, заплакала. Глаза женщины сузились, рука, обтянутая чёрной тканью до самой кисти, резко оттолкнула мужчину прочь.

– Тогда принеси три ветки цветущего вереска, слышишь? Сейчас!

В голосе и взгляде женщины было столько силы и власти, что Кирилл буквально слетел с крыльца и помчался по тропинке в лес. Дверь тут же захлопнулась.

Кирилл бросился в одну сторону, в другую, пробираясь через крапиву и малину, повторяя про себя: «Три ветки вереска... Три ветки вереска...» На глаза попадались кусты черники, мхи, грибы. Он шарил руками в траве среди опавшей листвы, по трухлявым стволам лежащих деревьев, как во сне, не понимая, что делает. Три ветки цветущего вереска... Он едва не влетел с размаху в большой и старый муравейник, запнулся за какой-то корень и растянулся на земле во весь рост. Взревел зверем, зарывшись лицом в остро пахнущую лесную подстилку и вдруг успокоился.

Перевернулся на спину, и с минуту смотрел в ярко-синее высокое небо между ветвей. Развела, как дурака. Поди туда, не зная, куда... Кирилл поднялся, растёр саднящие от ожогов крапивы руки, и пошёл обратно к избушке. Ворон встретил его приглушенным клёкотом, но Кирилл даже не взглянул на него. Он дёрнулся в дверь, но та была заперта изнутри. Кирилл прислушался. Едва слышно доносился голос, словно читающий что-то нараспев. Кирилл подошел к окну, примерился. Но в оконце, забранное маленькой толстой рамой, едва пролезли бы даже плечи. Он взлостях ударил кулаком по старому, слежавшемуся в камень, дереву. Опять вскрикнула Мария. Да что она там с ней делает?!

Кирилл снова затряс дверь, чувствуя, как ярость застилает глаза. Никакого эффекта. Стоны жены, переплетающиеся с голосом хозяйки избушки, тело дочери на лавке лишали разума. Кирилл заметался по крыльцу, стуча по стенам и двери, колотил ногами, кричал, несколько раз обежал вокруг дома, не помня себя, пока вдруг не осознал, что стало очень тихо. Он прислушался, но только ветер играл с хвоей в ветвях сосны. Дом молчал. Кирилл обессиленно опустился на ступеньку и заплакал, по-мужски неумело, неуклюже растирая слёзы по щекам. Ворон заворчал опять по-своему, Кирилл поднял лицо, нащупал рукой шишку и со всей силы запустил ею в птицу:

– Да чтоб тебя!

Ворон взлетел, шумно махая широкими крыльями. Кирилл без мыслей, в отупении, смотрел застывшим взглядом прямо перед собой. Только кулаки подрагивающий рук непроизвольно сжимались и разжимались. То, что происходило сейчас, не укладывалось в голове. Он, взрослый человек, привыкший контролировать всё в своей жизни, сидел беспомощно на крыльце избушки на курьих ножках, в котором лесная ведьма заперла его жену и дочь. Что делать дальше, он даже не представлял.

Неожиданно сверху на волосы и плечи посыпался какой-то мусор. Кирилл матюгнулся, замахал руками, не понимая, в чём дело, поднял голову. Прямо над ним кружился ворон, набирая высоту. Может, и показалось, но удаляющийся клёкот его очень уж напоминал издевательский смех. Кирилл снова заругался, вложив в слова всю горечь и обиду. За спиной тихо скрипнула дверь. Кирилл вскочил. На крыльцо из тёмного провала избы вышла Настя. Она чуть улыбнулась, увидев отца, протянула к нему руку.

– Папа!

Кирилл бросился к ней, подхватил, с тревогой смотря на её личико.

– Настенька, доченька! Слава Богу! Ты в порядке? Ничего не болит?!

– Папа, со мной всё хорошо, – улыбнулась девочка.

Кирилл с изумлением смотрел на неё. Настя тоже посмотрела ему в глаза. Она смотрела на него! Она улыбалась!

– Ты лучше маме помоги.

Кирилл осторожно опустил дочку на землю, но не выпустил её руки, и она не убрала свою ладошку. В проёме показалась Мария. Прижимая одной рукой к груди кофту, другой держась за косяк, она медленно вышла, щурясь на свет. Лицо её раскраснелось и припухло от слёз. Она разом словно постарела на несколько лет. Увидев Кирилла, она замешкалась, словно испугавшись его взгляда, опустила низко голову. Совершенно потерянная, разбитая пережитым, угнетенная, она не знала, что делать. Казалось, ещё минута, и она скроется обратно. Острое чувство жалости переполнило мужчину. Он потянул Марию к себе, прижал безвольное, вздрагивающее тело к груди, сжал ладонью её голову, ткнулся губами в волосы.

– Ну, ладно... Ну, чего ты?! Всё уже прошло. Ну, тихо, тихо, не плачь, всё будет хорошо...

Настя обхватила их обоих руками, и так они и стояли на поляне около избушки, прижимаясь друг к другу, в лучах утреннего солнца. Краем глаза Кирилл заметил, как дверь тихо затворилась. Они остались одни. Он вздохнул, потрепал дочку по распустившимся волосам, чуть отстранил от себя Марию.

– Пора домой.

– Домой! – Настя захлопала в ладоши, развернулась и вприпрыжку побежала по тропинке в лес.

Придерживая жену, тяжело опирающуюся на его руку, Кирилл пошёл следом за дочерью, ни разу не обернувшись.

– Настенька, у тебя платье сзади всё чёрное! – окликнул он убегающего ребёнка.

– Это я в печке сидела, – девочка попыталась отряхнуть одежду.

– В печке?! И ты не испугалась? – искренне удивился Кирилл.

– Ну что ты, папочка! Мы же в сказке! Здесь нечего бояться! Ещё когда только мы приехали сюда, я сразу поняла, что мы попали в сказку. И у меня была свечка... Ты собрал мои хлебные крошки?

– Какие хлебные крошки?

– Подсказки, которые я оставляла, чтоб ты нас нашел. Помнишь, ты читал мне про Гензель и Гретель? Ты видел их?

– Да, дорогая моя! Ты хотела, чтоб я нашел тебя?! Умница моя!

Кирилл достал из кармана бантики и резинки Насти, а так же платочек в горошек. Настя взяла всё из руки отца, положила в карман курточки. Кирилл ждал, что она вспомнит про куклу, но девочка ни слова не сказала. Сам спрашивать он предусмотрительно не стал. Раньше потеря одной из любимых игрушек повергла бы девочку в истерику.

Резкая перемена в поведении дочери всё ещё обескураживала его. Казалось, перед ним обычный здоровый ребёнок. Разве такое возможно? Он хотел сказать об этом Марии, но, заглянув в её ушедшие в себя глаза, промолчал. Марии надо отдохнуть, не стоит беспокоить её сейчас. Ещё будет время поговорить по душам.

Окончание здесь

Tags: Проза Project: Moloko Author: Фирстова Надежда

Серия "Любимые" здесь и здесь

Начало повести здесь