За сотни лет ничего не изменилось. Сизый клуб кальянного дыма не спеша поднимался к потолку, сливаясь с плотной туманной завесой. Я уже не мог сосчитать, сколько их таких воспарило ввысь и смешалось с предыдущими. Лениво выдохнул дым и переложил парчовую подушку из-под спины в сторону. Полежал еще немного. Положил подушку под голову. Спустя еще несколько, тягучих как мёд минут, вернул подушку под спину. Вздохнул, встал. Скучающе оглянулся. Ничего не менялось вокруг.
Лениво взмахнул рукой. На низком столике появились вино и фрукты. Я мог добыть себе всё что пожелаю. Многие люди готовы отнять не одну жизнь за эту способность. Смешно. Ведь я не мог добыть себе главного. Свободы.
Заточённый в этой круглой комнате, я существую уже несколько сотен лет. Здесь нет двери, нет окон. Ни малейшей щели наружу. Только бесконечное количество подушек, столик и еда, появляющаяся по моему желанию. Эта комната видела многое: магический огонь, сжирающий скромную обстановку; мутные воды, заполняющие помещение до крыши; жадный лёд, стремящийся сковать мою огненную сущность. Ничто не помогло. Я не мог умереть, какие бы силы не призывал.
Книги. Они скрашивали моё одиночество. Раньше я мечтал, чтобы у меня было достаточно времени на них. Сейчас я отдал бы все библиотеки мира, чтобы увидеть еще хоть что-то кроме них. Зачем нужны бесценные знания, если их совершенно негде использовать.
Иногда моё размеренное существование нарушают они. Кошмары прошлого, захватывающие сознание во снах. Чарующая улыбка моей возлюбленной Эсфирь превращается в злобную усмешку Гията. Моего брата и, как оказалось, соперника. Ему я обязан этим заточением. Хотя до последнего не верил, что он способен причинить мне вред. Поэтому спокойно и доброжелательно принял его в своём доме. Он преподнёс мне подарок — изящную медную лампу, украшенную драгоценными камнями и странными знаками. Он знал, что я неравнодушен к подобным вещам. Жаль только, я не знал, что мой брат неравнодушен к тёмной магии. Когда я коснулся неожиданно тёплой лампы, она засветилась, и яркая синяя вспышка ослепила меня. Очнулся уже в комнате.
Со временем понял, что случилось и где оказался. Моя ненависть к Гияту была безграничной. Бесконечно-длинными часами я представлял, как отомщу ему. Вырвусь из лампы и, используя дарованную силу джинна, уничтожу его. Несколько десятков лет, проведённых в лампе, показали мне бессмысленность этих мыслей. Никто не касался моей темницы, призывая меня. Чувства угасали, их сменяла лень, апатия и равнодушие.
Ещё один клуб дыма воспарил к потолку, лениво покачиваясь. Казалось, я мерно раскачивался вместе с ним, закрывая глаза и устремляясь ввысь. Движение усилилось, воздух вокруг стал ощутимо горячее, затем сильный порыв ветра подхватил моё тело, и я исчез. А затем вернулся к существованию, но уже вне лампы.
Первое, что ощутил — это порыв ветра. Не волшебного, которым разгонял кальянный дым от скуки, а настоящего, с запахом морской соли и прелых водорослей. Огляделся, так и есть. Белая коса пляжа устремлялась вдаль, насколько видно глазу. Волны с силой обрушивались на прибрежные камни, щедро орошая меня солёными брызгами. Изящная лампа валялась чуть в стороне на песке — там, куда не дотягивало свои бирюзовые щупальца море. Чёрная птица, нахохлившись, сидела на вывороченной коряге рядом. Я обернулся по сторонам, пытаясь найти того, кто освободил меня, но кругом не было ни души.
Перевёл взгляд на сидящего ворона. Тот в ответ сердито каркнул. Я изумленно смотрел на него, понимая, кому обязан освобождением. Затем спохватившись, торопливо прищёлкнул пальцами, вызывая в себе способность понимать язык птиц. Торжественно приосанился и начал заранее отрепетированную речь:
— Я — Джинн, узник волшебной лампы. Ты вызволил меня из многолетнего заточения, ворон, и, взамен, я обязуюсь исполнить…
— Три моих желания? — сердито каркнула птица, перебивая меня. — Так дело не пойдет, знаешь ли. Думаю, тебе прекрасно известно, что условия заклинания, заточившего тебя в лампу, были совершенно другие!
Я ошарашенно молчал, пытаясь понять откуда ворону это известно. Мне были доступны все книги мира и найти информацию о странных знаках на лампе, было не так уж и сложно. Но пернатый-то как узнал?
— Итак, джинн. Или мне лучше называть тебя Арсалан? — в словах ворона мне чудилась насмешка. — Готов исполнять мои желания, пока своей свободной волей не отпущу тебя?
— Готов, — слова вырвались неохотно, подталкиваемые моей связью с лампой.
— Отлично! — взмахнул крыльями ворон, — для начала верни мне моё истинное обличье!
Я смотрел на птицу, прикидывая, как можно истолковать приказ с выгодой для себя, но в голову ничего не приходило. Ничего не оставалось, как прищёлкнуть пальцами, исполняя желание.
Когда вместо ворона на песке остался стоять человек, я с трудом подавил в себе желание протереть глаза. Зато заклинание огненной волны послал с удовольствием, мечтая, как она сожжёт его дотла. Ведь передо мной стоял Гият. Он небрежно отмахнулся от заклинания, как от досадливой мухи. Затем насмешливо глянул на меня:
— Так-то ты приветствуешь родных, брат?
— Я убью тебя! — рванулся вперёд. В сердце разом ожили забытая ненависть, злоба и горечь. Я рвался к горлу брата, забыв обо всём.
— Стоять, — лениво бросил Гият, насмешливо поднимая бровь и улыбаясь. Я замер как вкопанный, неспособный даже моргнуть. — Не следует джину причинять вред своему хозяину.
Я со злобой вглядывался в лицо Гията, невольно отмечая, что он не постарел ни на год. Те же правильные черты лица, чёрные глаза и спокойный собранный вид. Помню, как наша матушка смеясь говорила, что разозлить брата не смогут и сто его врагов. Он всегда оставался невозмутим.
Вот и сейчас, он подходил ко мне ближе, ничуть не страшась синего пламени, полыхающего вокруг меня. Как же произошло, что минувшие столетия нисколько не изменили его лица? Сколь же велики его знания и мощь тёмной магии? Он разглядывал меня, обходя кругом, затем замер спиной ко мне, смотря на волны:
— Знаешь, Арсалан, это так утомительно, провести триста лет в обличии птицы. Застрять в нём и не иметь возможности нормально говорить, есть, спать. Приходилось всё время кружить вокруг этого острова, ожидая, пока самые загадочные из морских обитателей обыскивают морское дно, порабощённые моей волей. А всё ради тебя, братец.
— Почему? — смог прошептать я, чувствуя, как к телу возвращается подвижность.
— Почему я поступил так с тобой? — безошибочно понял меня брат. Как раньше, когда мы ещё были дружны. — Это было так давно. Трудно правильно оценивать свои поступки спустя столько лет. Я пожалел лишь о том, что выбросил лампу в море с корабля, страшась, что кто-то призовёт тебя. Такая глупость! Создать джина и променять на девчонку!
— Что стало с Эсфирь? — я сжимал кулаки, непроизвольно страшась ответа. Забыв о том, сколько времени утекло с тех пор.
— Неважно, — махнул рукой Гият, — нам пора. Возвращайся в лампу, Арсалан. Теперь я смогу выбраться отсюда сам.
Синяя дымка, тянущаяся из носика лампы, подхватила меня и утянула внутрь. Я стоял посреди знакомой комнаты и смотрел на стену с ярким ковром. Говорят, что джины способны разглядеть истинные желания в душе людей. Что ж, мне не повезло. Я не смог разглядеть в Гияте самой души.
