С предметом похищения в последней экранизации повестей о Анискине, Виль Липатов сам создал себе непростую задачу. В оригинальной повести «Анискин и Боттичелли» в общем все логично и гладко, злоумышленник ворует иконы – то есть, вещи представляющие высокую религиозную, историческую (что делает их национальным достоянием) и, что важно в контексте детектива, материальную ценность. Нездоровый интерес преступного элемента и нечистых на руку коллекционеров здесь не просто гарантированное, а неизбежное зло. Эти предметы относительно легко перемещать (скажем, по сравнению с мебелью времен Людовика XV – её тоже бы нашлось немало желающих утащить, вот только как?), спрятать, что опять же важно для преступника – сбыть с рук, ввиду высокой востребованности даже в пределах СССР. К тому же из-за высокой ценности возникает сильный общественный резонанс, для детектива дело еще и в значимости преступления.
Но вот как перенести это в телефильм? В условиях того времени, по идеологическим причинам, совсем никак. Сценарий пришлось в корне править. Ибо священник в повести явная насмешка (имеется еще и поп-расстрига), а на телевидение ерничанье и ирония такого рода не приветствовалась. Есть журнал «Крокодил» - вот туда и пишите, там можно, а советское телевидение чувств верующих старалось не оскорблять. Да и директор школы, коллекционирующий иконы, хоть и твердящий о их народной ценности (и непонимающий их религиозного значения), не очень подходящий с идеологической точки зрения герой. Максимум, можно было оставить только старушку Валерьяновну, вот только это мало.
Поэтому Виль Владимирович Липатов и заменил иконы на керамику. Сложный выбор и неоднозначный, над которым автор, наверное, долго думал и потом согласовывал. И, наверное, его огорчало снижение детективной составляющей его произведения по всем параметрам, собственно, оригинал-то у него детектив настоящий, хоть и слегка иронический, а вот фильм – вещь скорее лирическая.
Кто такой «шабашник» Молочков, он же художник Тупицын, он же Боттичелли в оригинале? Это талантливый художник, одержимый коллекционер, мастер перевоплощений, которого бы оценил и Шерлок Холмс. Слабое место, однако, это как он шабашил в парике, гриме, да накладных ресницах? Он же постоянно на глазах бригады – ни лицо умыть, ни макушку почесать. И неясно, почему он не смог решить проблему высокого роста – мог бы изображать сутулость в другой своей ипостаси, вспомним распрямляющегося Деточкина в сцене, когда Максим Подберезовиков зачитывает его особую примету.
Его мотивы становится ясны в финале – личное «духовное» обогащение, какое там продать, он и показывать никому иконы не собирается, его мечта как подобно царю Кощею «над златом чахнуть». Но он не уголовник, ведь единственная случайная его ошибка, это забытая палка у дерева, все остальное несусветная глупость для матерого грабителя. Профессиональный преступник никогда бы не стал иметь дело с полусумасшедшей Веркой Косой и мутным рефлексирующим алкашом-матросом, ибо уж кому-кому, а бандитам известно, что это «клиентура» Анискина, собственно, Анискин в повести сразу идет в избу местного маргинала, ибо это азы оперативной работы, и сразу, играючи цепляет обоих – старого воробья на мякине не проведешь. А уж и писать официальные письма директору и подметное письмо батюшке, на одной и той же машинке, ни в какие ворота не лезет.
А вот Молочков-Чулымский в исполнении Александра Белявского… Какие у него мотивы? Ведь он похож уже на настоящего бандюгу, по крайней мере у него хватает ума не переписываться с директором музея от собственного имени, по своей же прописке. Хотя попался на своем же почерке с запиской. Что он дальше собирался делать с похищенной керамикой, любоваться на нее? Слабо. Продать ее невозможно, это слишком специфичный предмет коллекционирования, таких любителей днем с огнем искать надо, да и не купят они, ибо известны наперечет. Вот желание приобрести иконы может возникнуть внезапно у любого подпольного советского «миллионера», а ведь даже по-настоящему уникальную керамическую «Жар-Птицу» кто сможет оценить по достоинству? Да, и Валерьяновна, понятное дело, в фильме только шутит по поводу жалобы министру, а вот в повести нет, так как старая икона Иоанн Креститель это уже не шутки.
Неожиданно подумалось – а почему не был использован в телефильме такой, казалось бы, отличный вариант, как монеты? Наличие их в сельском отдаленном музея вполне объяснимо, скажем, клад редкой сибирской чеканки, или еще что-нибудь эдакое. И сразу появляются мотивы преступников, ценность похищенного, общественная значимость. И так же как у керамики, полное отсутствие идеологического окраса.