Наши демоны бывают слишком милы.
– Давай не пойдем, – говорит он мне.
Я лежу на диване с книгой, закинув ноги на подлокотник.
– Мы обещали, – отвечаю я, не отрываясь от чтения.
– Но там же пасмурно!
Из-за спинки дивана торчат маленькие рожки, а еще уши-локаторы, смешные и мохнатые.
Я вздыхаю и опускаю книгу. Смотрю в окно.
– Нормальная погода.
– Но он зануда! – тут же находит что сказать демон.
Завязывается словесная перепалка, где я почему-то выгораживаю друга. Хотя сам считаю его занудой. Причем жутким.
Наконец у меня заканчиваются аргументы, и я зло хлопаю книгой.
– Хватит! – рявкаю я.
Даже закладку не положил…
Рога за диваном опускаются, и я остаюсь в блаженной тишине. Только вот читать мне уже не хочется.
Так и лежу, сложив руки на груди. Точнее на книге. Лицо злое. Смотрю в потолок.
За диваном опять возникают черные рога. Моя правая бровь вопросительно поднимается.
Он расшаркивается, точно думает с чего начать.
– Кофе будешь? – наконец говорит демон.
Над диваном возникает лапа с чашкой. Почти белый флаг – но черный.
– Я приготовил.
Я фыркаю. Но улыбаюсь. По комнате плывет густой кофейный аромат.
– Буду.
Затем сидим и пьем кофе на диване.
– Но гулять все равно пойдем.
– Пойдем, – соглашается он.
И я кошусь на него. Он увлеченно болтает ногами, зарывшись спиной в подушки. Наверно уже придумал новую пакость.
Но на улицу выходим дружно. Хотя я то и дело слышу: «мне не нравится…»
Для нас это норма. Порой я сам могу покривить носом и кивнуть: «мне тоже не нравится». И тогда мы идем и смеемся.
***
Он не любит выходить из дома. И знакомиться с людьми тоже не любит.
Хотя, например, у меня есть подруга, в которой он души не чает. Точнее дружит с ее внутренним ребенком. Которым наверно когда-то и был. Да только странное детство и всё такое…
Мы часто созваниваемся с ней и болтаем. Но есть звонки экстра-класса.
Они всегда внезапны – как сквозняки при закрытой форточке. Голос подруги напряжен. Говорит быстро. Она вводит меня в курс дела, заканчивая тем, что надо принять решение. Конечно серьезное. Конечно быстро. Но я уже знаю какие берега мы посетим, более того к каким причалим.
На одной чаше весов как всегда общество, чужое мнение, да скалы чужого ожидания. Сторонников в том лагере хватает. Как и осуждения: «У тебя что гордости нет?», «Ты себя слышала?», «И что подумают люди?».
Настоящий дьявольский хор голосов, точно Гидра массового сознания вдруг подняла свои головы.
На другой же стороне... что ж, мало кто осмеливается озвучить что на другой стороне. Но мы то с вами знаем.
– А ты чего хочешь? – спрашиваю я и переглядываюсь с демоном.
Мы валяемся на ковре. Лето. Солнце. Окна на распашку.
– Я?
Она молчит. Затем высказывает предположение. Довольно робкое. Точно не догадывается. Это тоже часть игры.
В воздухе повисает невысказанный вопрос.
И тогда я говорю:
– Действуй!
– Это я и хотела от тебя услышать!
И тогда мы с демоном пляшем весь день. Солнце блестит над заливом, а воздух полон чаек. А всё потому – что мы выручили друга из беды. А большего нам и не надо.
***
Я часто думаю, почему он так не любит людей. Ведь у каждого есть свои демоны. Это я еще про страхи не начинал рассказывать…
Но вот мы подходим к парку, и он прячется. Заползает ко мне под воротник. Я похлопываю по нему рукой, и он успевает укусить меня за палец. Так исподтишка. Но чувствительно.
На его счастье ко мне уже спешит друг. Выныривает из тени деревьев. Издалека он выглядел хмуро. Но чем ближе подходит, тем шире улыбка. И вот уже искры летят.
Мы обнимаемся и решаем пройтись по аллее. В то время как демон внутри бухтит, что: «в тени холодно», «кругом лужи», а друг и вовсе «на уши сейчас подсядет, того и смотри».
Но в итоге подсаживаемся мы – на скамейку к пожилой паре. Они и вовсе вскоре уходят. А мы углубляемся в беседу, выспрашивая кто как живет и чем.
***
– И тебе не одиноко?
Меня часто об этом спрашивают. Я бы даже сказал, чаще чем следовало. Внутри у меня все подбирается. А на лице появляется улыбка.
Я начинаю перечислять сколько всего есть в моей жизни – что-то подсказывает демон – что-то говорим в голос. Что у меня дома как в голубятне сидят книги на полках. Много книг. И я никогда не успею всё прочитать. Вот честно: никогда. Потому как приношу домой новые. Категорически не могу пройти мимо хорошей истории. А в мире их много.
– Звучит одиноко, – говорят мне.
И тогда я рассказываю, как прихватив термос с чаем мы отправляемся на залив. Я и правда чуть не говорю «мы». Но вовремя себя поправляю. Друг делает вид, что не замечает. А может и правда не замечает. У него в руках телефон. Он то и дело отвлекается на него. Какие-то уведомления, новости, новые сообщения. Он вообще занятой.
Я рассказываю, как спустившись по камням к заливу сижу и смотрю на воду, слушаю волны.
– Совсем один?
– Ну, да, один, – пожимаю плечами я.
А внутри меня укоризненно ковыряют лапой.
– А после заката там звезды.
Друг на миг отрывается от телефона. На лице ужас.
– Там очень красиво, – настаиваю я.
На меня все еще косятся. Говорят, о том, что шляются там всякие. Да только я никого ни разу не видел. Затем его отвлекает очередное уведомление.
– Ну хоть бы сторис запилил.
– Сторис…
А затем я вдруг вспоминаю и улыбаюсь.
– А когда есть настроение брожу по городу!
В Петербурге столько парков, старых домов-колодцев, мощеных булыжником мостовых. И все они пропитаны историями. Какие-то уходят корнями во времена Достоевского, какие-то даже застали Петра. Где-то зеленеет мох, где-то деревце пробилось сквозь крышу… Всё это будоражит меня. И вот я уже что-то строчу в блокноте, болтая ногами на скамейке.
Друг вздыхает. На лице скорбь. Скорее всего хоронит меня заживо.
Вот в могилу отправляется моя карьера, затем какой-то там потенциал – ведь я совсем не развиваюсь – и под конец моя осознанность. О ней все только и говорят. Я как понял, это аналог бессмертной души.
Я еще что-то говорю, точно оправдываюсь.
– И все равно одиноко, – выносит приговор друг, – кошку хоть заведи.
И я понимаю, что мы же не обо мне говорим. Поднимаю глаза. Ну точно. Ни в какой телефон он не смотрит. Скорее куда-то под ноги. А лицо несчастное.
«Ты в порядке?», – хочу спросить я, но говорю совсем уж глупое:
– Да не одиноко вовсе, чего ты?
Не умею я утешать.
Он усмехается, даже неприятно как-то. Лезет в телефон, закрываясь им как щитом.
– Не одиноко ему. Ну ладно.
А я все смотрю на него и понять не могу. У него ведь жена, дети. Кошку уже третью завели…
Расспрашиваю как жизнь, и все у него замечательно: сторисы что ли не смотрел?
– Не смотрел, – признаюсь я.
– О чем и речь.
Опять путаюсь в «я» и «мы», говоря, что мы там редко бываем. На вопрос «кто это – мы?», говорю «я».
В мире взрослых не любят говорить о своих демонах, тем более о внутреннем ребенке. Все упорно работают и делают вид, что счастливы. Такие вот тенденции.
На меня накатывает отчаяние. Я буквально слышу, как друг пытается что-то мне сказать. Но я его не понимаю. Лишь сижу и слушаю. О семье, работе, о планах по развитию.
А планов очень много. Я даже начинаю путаться в какой-то момент. Голова идет кругом. Мне кажется, что некоторые его планы не согласуются. Точно вы пытаетесь уследить разом за несколькими параллельными вселенными. Или за расходящимися в разных направлениях поездами.
Внутри удрученно поскрёбывает демон.
– И машину хочу, – говорит друг, – в идеале…
Я внимательно слушаю и смотрю на него. Не могу отвязаться от странного ощущения. Мне чудится: кричит ребенок. Где-то глубоко внутри, в темноте. Кричит за запертой дверью. Я будто вижу, как он отчаянно скребется в дверь.
Мой демон вздрагивает, и я незаметно провожу рукой по воротнику. Это не наш ребенок, понимаю я. И он опускает голову.
«Взрослый – это ребенок который выжил», – сказала как-то Урсула Ле Гуин. Точнее не помню. Потом еще этой фразе сильно досталось. Но посыл таков. И я с ним согласен. Для кого-то взросление не прошло незаметно.
– Неужели тебе никогда не бывает одиноко?! – не выдерживает друг.
– Бывает, – честно говорю я.
Он удивленно вскидывает брови.
– Иногда, – говорю я, – но это нормально.
– Нормально…
Он пробует это слово на вкус. И я понимаю, что в его случае это совсем не нормально. Это совсем другое одиночество. Одиночество непонятого. Одиночество непринятого. Одиночество в себе.
И наверно страх.
***
Бывает ли мне одиноко? Конечно.
Когда мой внутренний демон хондрит, ему кажется, что я его совсем не люблю.
Он тогда жутко обижается. Вот по любому поводу. Начинает греметь посудой, сидя над раковиной. Точно без этих звуков ее никак не помыть.
Хмуро вжимается лбом в окно. В глазах тоска. Ты и слова ему не скажи.
«Я такой одинокий!» – кричит один его вид.
А стоит дотронуться – колючий как ёж. Еще и лапой по руке даст.
Вот я и сижу в другой комнате. Читаю книгу и тихо вздыхаю. Я всегда вздыхаю, когда мне грустно.
Мы почти не разговариваем эти дни. В голове сплошной экзистенциализм. Воют Сартр, Кафка, бормочет Кьеркегор под окном.
Тоска. Погода обязательно пасмурная.
А потом мне ночью становится нечем дышать. Я лежу, свернувшись в клубок на непомерно большой кровати. Один. Дрожу. Мне холодно.
И кажется, что я на дне большого колодца – опускаюсь в густой и темный ил. И нет во вселенной никого кто знал бы где я, кто знал бы, кто я…
И тогда по ковру шоркают ножки, проминается матрас и у меня на груди устраивается что-то теплое и пушистое. Мне конечно рога в щеку тычут и чихнуть хочется, от шерсти в носу. Но я молчу. Глаза мокрые.
Но потом все же говорю сдавленным голосом:
– Ты не один.
В идеале: никто не один.
И это правда. И мы лежим молча. Мы есть друг у друга. Пусть и не ладим порой. Пусть вредные. Какие есть.
Так и засыпаем. А затем утро, солнце, небо глубиной в океан за окном!
Демон варит кофе, напевая себе под нос. Ужасно фальшивит. Но я молчу. Я сонный и довольный. Довольный жизнью. Ведь я не одинок. И никогда не был.