.
.
Наталья Васильевна Крандиевская-Толстая 21 января 1888, (Москва — 17 сентября 1963, Ленинград) — русская советская поэтесса и писательница, мемуаристка. В истории русской культуры её имя связано с писателем Алексеем Николаевичем Толстым. До революции, о ее стихах положительно отзывался Бунин, Бальмонт , Блок, и Софья Парнок. Может быть, как поэт она уступает Ахматовой и Цветаевой, но заслуга ее состоит в том, что она не подражала, ни той, ни другой, писала в своей манере, немного напоминающей Мирру Лохвицкую , и отчасти Блока. Вернувшись из эмиграции с Алексеем Толстым, прожила она в СССР более менее благополучно, если не считать расставания с Алексеем Толстым, которого она очень любила, была ему преданной . В СССР она писала в основном детские стихи про Буратино к повести- сказке Алексея Толстого. И только, в относительно поздние годы вернулась и к взрослой своей лирике, не уступающей ее ранним, дореволюционным стихам.
.
.
Х Х Х
.
.
Какой тебе знак нужен, любовь?
Прошел впереди человек, обернулся,
В лицо заглянул и вдруг согнулся-
Обернулся еще, и вновь, и вновь.
Было красиво его лицо,
И в тоске незнакомой душа запела.
Я быстро зашла в чужое крыльцо,
Идти за ним не могла, не смела.
Но глухо у сердца стучала кровь.
Ах, был его взгляд так смятенно-нежен!
Какой тебе знак нужен, любовь?
Путь твой никем, никем не прослежен.
1915
КАСАЯСЬ БЕГЛЫХ СЛОВ О СУДЬБЕ ПОЭТЕССЫ
.
.
Говоря же о ее судьбе, в более подробных чертах , можно констатировать, что это тот случай, когда талантливая поэтесса оставаясь в тени мужа "красного графа Алексея Толстого", (поначалу Наталья Крандиевская недолго была замужем за Фёдором Волькенштейном )в то же время оставалась и в тени Цветаевой (чьей памяти она посвятила стихи) и Ахматовой, при этом не пытаясь из этого теневого места выбраться, поскольку ,любовь для нее к Толстому была важнее. В 1917 году родился их первый общий сын Никита (будущий отец писательницы Татьяны Толстой). Однако, Алексей Толстой в свои 53 года вскоре ушел к молодой девушке , которой он увлекся. Поэтесса же с двумя сыновьями осталась в Ленинграде, пережив блокаду, и не уехав в Москву, хотя Алексей Толстой ее звал. Как она писала в своих дневниках "Он пил меня до тех пор, пока не почувствовал дно." Выразительно и емко сказано.
ЗА ВОДОЙ
.
Привяжи к саням ведерко
И поедем за водой.
За мостом крутая горка, —
Осторожней с горки той!
Эту прорубь каждый знает
На канале крепостном.
Впереди народ шагает,
Позади звенит ведром.
Опустить на дно веревку,
Лечь ничком на голый лед, —
Видно, дедову сноровку
Не забыл еще народ!
Как ледышки, рукавички,
Не согнуть их нипочем.
Коромысло, с непривычки,
Плещет воду за плечом.
Кружит вьюга над Невою,
В белых перьях, в серебре...
Двести лет назад с водою
Было так же при Петре.
Но в пути многовековом
Снова жизнь меняет шаг,
И над крепостью Петровой
Плещет в небе новый флаг.
Не фрегаты, а литые
Вмерзли в берег крейсера.
И не снилися такие
В мореходных снах Петра.
И не снилось, чтобы в тучах
Шмель над городом кружил,
И с гудением могучим
Невский берег сторожил.
Да! Петру была б загадка:
Лязг и грохот, танка ход.
И за танком ленинградка,
Что с винтовкою идет.
Ну, а мы с тобой ведерко
По-петровски довезем.
Осторожней! Видишь, горка.
Мы и горку обогнем.
1943
.
ПАМЯТИ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
Писем связка, стихи да сухие цветы —
Вот и все, что наследуют внуки.
Вот и все, что оставила, гордая, ты
После бурь вдохновенья и муки.
А ведь жизнь на заре, как густое вино,
Закипала языческой пеной!
И луна, и жасмины врывались в окно
С легкокрылой мазуркой Шопена.
Были быстры шаги, и движенья легки,
И слова нетерпеньем согреты.
И сверкали на сгибе девичьей руки,
По-цыгански звенели браслеты!
О, надменная юность! Ты зрела в бреду
Колдовских бормотаний поэта.
Ты стихами клялась: исповедую, жду! —
И ждала незакатного света.
А уж тучи свивали грозовой венок
Над твоей головой обреченной.
Жизнь, как пес шелудивый, скулила у ног,
Выла в небо о гибели черной.
И Елабугой кончилась эта земля,
Что бескрайные дали простерла,
И все та ж захлестнула и сжала петля
Сладкозвучной поэзии горло».
50е годы.
.
В КАЧЕСТВЕ ЭПИЛОГА К МОЕМУ НЕБОЛЬШОМУ ОЧЕРКУ
.
.
.
Возвращаясь е ее стихам, ( как уже было замечено мной и ранее), заслуга ее не в том, что ее можно сравнить с Цветаевой или Ахматовой, конечно она им несколько уступает, а в том, что удержалась от соблазна влияния обоих больших поэтов, в пору когда Ахматовой и Цветаевой подражали многие . Не искушай чужих наречий, как писал Мандельштам. Заслуга поэта не только в степени его таланта, но и в степени его самостоятельности (рода поэтического мужества души.) И хотя, ее стихи написаны в общем ключе и традиции Серебряного Века, ее тем не менее ни с кем и не спутаешь, ее поэтика не похожа , ни на поэтику символистов ни на поэтику акмеистов , хотя можно все -таки сказать, что она ближе к Бунину, чем Бальмонту, но близка она и Блоку, хотя, в ее стихах нет совсем блоковских "туманов и далей". Но все-таки, в ней узнается и что то блоковское. Однако, мир у нее очень свой. Ее же стихи "когда архангела труба" не уступают по силе, ни Ахматовой, ни Цветаевой.
Когда архангела труба...
Когда архангела труба
Из гроба нас подымет пением,
Одна нас поведет судьба
По рассветающим селениям.
И там, на берегах реки,
Где рай цветет нам уготованный,
Не выпущу твоей руки,
Когда-то на земле целованной.
Мы сядем рядом, в стороне
От серафимов, от прославленных.
И будем помнить о земле,
О всех следах, на ней оставленных.
1914
ВЕРБЫ
.
Распустились вербы мягкие, пушистые,
Маленькие серые зверьки.
Стебли темно-красные, блестящие, чистые
Тянутся к небу беспомощно-тонки.
На деревьях облаком влажным висит
Теплая, мягкая паутина сонная.
Небо над садом бледное, зеленое;
Небо весеннее о чем-то грустит.
В белой церкви звонят. Колокол качают.
Люди проходят усталою толпой.
Кто-то в белой церкви свечи зажигает
Слабой, несмелой, дрожащей рукой...
Плачьте, люди, плачьте! Всё услышат мглистые
Вешние сумерки с далекой высоты,
Всё поймут весенние, маленькие, чистые,
Грустные цветы.
1915
_________
P. S.
Сколько же и в мире и в жизни, оброненного, а то и просто, незамеченного...