Алина долго взвешивала: уезжать на лето или нет? Боязно было оставить мужа одного на два с половиной месяца. Слишком много соблазнов в столице для мужчины тридцати пяти лет. Решила, что загулять, в конце концов, муж может и живя под боком, а морской воздух и витамины детям ой как нужны. В начале июня она уехала к родителям в Сочи с двумя сыновьями — годовалым Максимом и восьмилетним Антоном. Там детям рай: море, фрукты, бабушкина и дедушкина любовь. Муж Никита остался в Москве — отпуск ему полагался осенью. Причины для сомнений, увы, существовали в действительности, как ни старалась Алина себя убедить, что всё это ей чудится из-за хронической усталости и постоянного недосыпа. Внешне Никита вёл себя безукоризненно: после работы возвращался в одно и то же время, выходные почти всегда проводил с семьёй. Но Алина ещё до отъезда к родителям чувствовала, что муж живёт двойной жизнью.
Перед отъездом Алина дала подруге Маше шутливый наказ: иногда подкармливать Никиту, чтобы не слишком исхудал. Готовить для себя муж ленился, и Алина предполагала, что питаться он будет как попало. Поскольку речь шла в присутствии Никиты, то он (тоже шутливо) сразу же поддержал просьбу:
— Я только «за»! Там, где вкусная еда, там готов я быть всегда!
Алина с Машей рассмеялись.
***
Было утро воскресенья, когда первый раз за всё время отсутствия жены Никита заехал к Маше в гости — на пирожки. Запахи мяса и жареной капусты просочились в подъезд даже сквозь монументальную входную дверь. Никита потянул носом воздух и нажал на кнопку звонка.
Хозяйка у порога оглядела его с ног до головы:
— А ты ничего, совсем не исхудал.
— Ты тоже не изменилась, всё та же огненная масть.
— А мне не идёт? — Маша остановилась перед зеркалом и взъерошила рыжие волнистые волосы.
Никита поспешил заверить:
— Идёт! Очень даже идёт. Тем более к твоим зелёным глазам.
— Ох, какой проницательный!
— Правда-правда, у тебя глаза цвета недозрелого винограда, — блеснул красноречием гость.
— Скажешь тоже, — улыбнулась хозяйка. — Проходи, чай будем пить.
Маша заварила чай с бергамотом, красиво разложила на блюде пирожки двух видов: с капустой и мясом.
— Вкуснотища! — похвалил Никита. — Всё, как я люблю: пирожки маленькие, а начинки много, — и стал метать крохотные пирожки один за одним.
Маша ненадолго отошла на кухню — проверить, выключена ли духовка, а когда пришла, то увидела, что Никиты в комнате нет. Странно. Маша огляделась. Уйти он не мог, она бы заметила — входная дверь как раз напротив кухни. Да и чего ему так быстро уходить? Договорились же, что она ему с собой пирожков завернёт. И вдруг она услышала с балкона голос Никиты:
— Не могу говорить.
Маша выскользнула из мягких домашних шлёпанцев, бесшумно подошла к балконной двери. Никита сидел в кресле-качалке и вполголоса разговаривал с кем-то по телефону:
— Ну, всё. Целую тебя. Скоро буду.
Машу как кипятком обожгло. В три прыжка она оказалась в глубине комнаты. Когда Никита вернулся, она сидела на диване и разливала по чашкам вторую порцию чая.
— Чего ты там? Садись, продолжим, — предложила она как можно более непринуждённо.
— Извини, Маш. У меня образовалось срочное дело. Спасибо за пирожки, они великолепные. Если не жалко, заверни мне с собой.
— С чего бы мне было жалко? — Маша вышла из-за стола. — Я же обещала.
Она прошла на кухню и, пока Никита обувался в прихожей, быстро упаковала сначала в кальку, потом в пакет десятка полтора пирожков.
— Ой, спасибо! Я тебя обожаю! Пока! — Никита по-свойски смахнул мучную пыль с Машиной щеки, чмокнул её в эту щёку и скрылся за дверью.
Подруги созванивались ежедневно. Три дня Маша мучилась, решая дилемму: сказать об этом Алине или промолчать. Решила молчать. Муж и жена поссорятся, потом помирятся, а она, Маша, будет крайней. Ну уж нет.
Она старалась не думать о своей тайне. Как бы то ни было, прожила Алина с мужем почти десять лет, значит, и ещё проживёт. Была бы жена Никите безразлична, наверняка он давно бы уже загулял.
Но ничего подобного за восемь лет знакомства Маша от Алины не слышала. А может, всё это — её слуховая галлюцинация? Никита ни с кем по телефону не говорил, а она, Маша, вбила себе в голову весь этот бред и теперь мучается и жалеет подругу? Фантазия буйная, вот и лезет в голову чёрт знает что. Но как же объяснить эту картинку, которая до сих пор стоит перед глазами: Никита в кресле-качалке, старающийся ускользнуть из поля её зрения, телефон, прижатый к уху и его слова... С ума можно сойти от этих мыслей... Нет уж. Даже если сейчас что-то не так, со временем всё устаканится у Алинки. По-другому и быть не может. Вот скоро она вернётся, и жизнь потечёт по-прежнему.
***
Если бы Антону через несколько дней не идти во второй класс, Алина с детьми осталась бы у родителей ещё на месяц. Из-за школы в обратный путь двинулись в конце августа. Алина с детства страдала аэрофобией, поэтому поездки планировала всегда наземным транспортом. Чем ближе поезд «Адлер — Москва» приближался к пункту назначения, тем невыносимее становилось дышать. Смог от лесных пожаров крепко взял столицу за горло. Даже сквозь наглухо закрытые окна в вагон проникал дым. От него у Алины начался кашель.
Она дождалась, когда из вагона выйдут все пассажиры, надела на старшего сына Антона детский рюкзачок, выглянула в окно купе и заметила мужа. Он увидел её, махнул рукой и стал пробираться по перрону мимо обвешанных багажом пассажиров ко входу в вагон. Так и договаривались. «Нечего тебе тяжести таскать! Я сам вынесу чемодан. Ждите в вагоне».
Нет, как бы то ни было, а хороший всё-таки у неё муж. Заботливый.
На жаре асфальт плавился — каблуки вонзались в него, как входит в подтаявшее масло столовый нож. Никита нёс тяжёлый чемодан и Максима. Антошка соскучился по отцу и не отходил от него ни на шаг: забегал то справа, то слева, заглядывал в лицо отцу и сиял от радости. Алина, с небольшим саквояжем и дамской сумочкой, шла следом за мужем и детьми.
В машине почти не разговаривали. Несколько дежурных фраз мужа о её родителях — не в счёт. «Он как будто и не скучал вовсе», — уязвлённо подумала Алина.
Дома, открыв холодильник, она сразу поняла, что дома Никита не был самое малое дней пять. Хлеб в пакете покрылся зелёной плесенью. Сердце сжалось, но Алина промолчала. Мало ли почему заплесневел хлеб. Может, Никита после работы ужинал в каком-нибудь кафе и дома даже не открывал холодильник. Он же очень устаёт на работе, успокаивала себя Алина. Но ворчливый голос нашёптывал ей на ухо: «Принимаешь желаемое за действительное? Ну-ну!»
Из комнаты доносились радостные вопли детей и весёлый голос мужа. Эти звуки Алина готова была слушать с утра до вечера. Зачем опускаться до мелких придирок? Мало ли что мне могло показаться? Хороший у меня муж. У некоторых совсем никакого нет. А у меня — и красивый, и умный, и в карьере удачливый. Всё хорошо. И Алина занялась приготовлением ужина.
Пока она укладывала спать детей, а потом принимала душ, Никита на кухне смотрел по телевизору детектив. А когда Алина вышла из ванной, то муж уже спал крепким сном. Она выключила телевизор, ушла в комнату, легла на широкий диван и моментально уснула.
Наутро никто из них не сказал ни слова о вчерашнем недоразумении. Никогда за все годы брака Никита не уходил спать на кухню. Эта мысль точила Алину всё утро, пока она готовила завтрак и собирала мужа на работу. Но не устраивать же разбирательства утром. Как Никита потом будет весь день работать? Можно вечером поговорить.
Днём дела и дети завертели её так, что некогда было думать о всякой ерунде. Нужно было сходить в церковь — договориться о дне крещения Максима. Антона крестили в возрасте двух месяцев, а Максиму уже восемь месяцев, а до сих пор не крещён. Ребёнок слабый, с пониженным иммунитетом, постоянно болеющий. Мама посоветовала Алине срочно крестить сына, и та согласилась. Алина, хоть и не причисляла себя к истово верующим, но крестик носила и считала, что крещение ребёнку не повредит.
Священник из ближайшего храма сказал, что обряд можно провести 11 сентября, в субботу на следующей неделе.
Вечером, когда Никита приехал с работы, Алина готовила ужин. Он вошёл на кухню, не сняв костюма, будто собирался ещё куда-то ехать. Налил стакан сока, выпил залпом.
— Никита, тебе костюм не жалко? А если пятно посадишь? Переодевайся, через пять минут всё будет готово, — Алина помешала гуляш в глубокой сковороде.
Никита рассеянно посмотрел на неё, но ничего не ответил.
— Кстати, в субботу на следующей неделе будем крестить Максима.
Никита так же рассеянно посмотрел на жену:
— Хорошо. Я подъеду.
— В каком смысле? — Алина недоумённо уставилась на него. — Что значит «подъеду»? Разве мы не вместе поедем? Это же будет нерабочий день!
— Это значит, что я ухожу от тебя. Хочу пожить отдельно какое-то время. Надо было ещё вчера сказать. Но ты устала с дороги, я не стал расстраивать.
Радужные круги поплыли у Алины перед глазами. Она где-то читала, что вот это «хочу пожить отдельно какое-то время» — не что иное, как попытка мужчины оттянуть момент объяснения, а на самом деле он для себя давно всё решил. Никита точно это сказал или ей послышалось? Она взглянула на мужа и наткнулась на чужое лицо и отстранённый взгляд. Сомнений не осталось. Алина прислонилась к стене и вдруг истерически засмеялась:
— Не стал расстраивать? Пожалел волк кобылу — оставил хвост да гриву.
Никита поморщился, как от кислого:
— Ой, вот только не надо истерик. Тебе не хуже меня известно, что наши отношения давно себя исчерпали.
Он прошёл в комнату. С тихим звуком отъехала дверь шкафа-купе, и по лёгкому позвякиванию плечиков о кронштейн Алина поняла, что он снял сразу все свои костюмы, все пять, из них два летних. Серьёзно настроен, пути к отступлению себе не оставил. Алина услышала, как муж попрощался с детьми и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Только теперь она съехала по стене на пол, закрыла лицо руками и дала волю слезам.
***
Никита ехал в отвратительном настроении, чувствуя себя персонажем какой-то плохой пьесы. Можно же было попытаться хоть как-то объясниться с женой. Он погрузился в раздумья, прокручивая в голове события последних месяцев. Несмотря на вполне состоявшуюся карьеру и прочную семью, червячок неудовлетворённости точил его изнутри. Он и сам поначалу не мог осознать, что не так. А когда понял, покрылся холодным потом: выходило так, что всё в его жизни было хорошо, кроме... жены. Конечно, Алина, как и прежде, оставалась красавицей и умницей. Когда-то они окончили один факультет института, но Никита давным-давно перерос жену и в интеллектуальном, и в профессиональном смысле. Алина много лет безвылазно сидит дома, занимается детьми. Она не обращает внимания на свою внешность: джинсы, кроссовки, простая стрижка, никакой косметики, кроме гигиенической помады. Ей так удобнее: к чему выряжаться, когда везёшь ребёнка на тренировку или идёшь в магазин за продуктами?
А сравнить было с кем. Во всех поездках Никиту сопровождала помощница Екатерина — яркой внешности девушка двадцати пяти лет, с каштановыми волосами, собранными в тугой узел на макушке. С ней было легко и удобно решать любые задачи, она не говорила лишнего, кроме английского, прекрасно владела немецким и умела вовремя позаботиться о чашке кофе для начальника.
***
Алина покормила детей, включила им мультфильмы, а сама вернулась на кухню. Хотелось побыть одной и подумать. Всё-таки сама виновата. Не надо было оставлять мужа на всё лето одного. Какая пара была! Загляденье. Красивые, стройные, голубоглазые. Говорят, когда муж и жена друг на друга похожи, это к семейному счастью.
Поначалу так и было. Познакомились в институте, учились на одном факультете. Надышаться друг на друга не могли. Поженились на четвёртом курсе. Антошка родился сразу после защиты диплома. Алина с головой окунулась в материнские заботы, а Никите с его красным дипломом сам бог велел поступить в аспирантуру. Что он и сделал. Уехал в Москву, Алину с Антошкой временно оставил в Сочи. Снял квартиру, поступил в аспирантуру, учился и подрабатывал программированием.
После окончания аспирантуры карьера его пошла в гору. Конечно, повезло. Мало ли таких, умных и образованных, считают гроши от зарплаты до зарплаты? Никита же год поработал в филиале иностранной компании, стал прилично зарабатывать, хотя должность была среднего звена.
Он перевёз семью в столицу, пока в съёмную квартиру. А через пару лет переманили его в конкурирующую фирму, да не на абы какое место, а сразу — в кресло коммерческого директора. На должность претендовали два кандидата, но предпочтение отдали Никите — помогло отличное знание английского языка.
Перспективы открылись грандиозные, в том числе командировки по всему миру. В промежутках между командировками Никита успел стать отцом второго сына и купить в ипотеку собственную, пока небольшую, квартиру. На работе он преуспевал, совершенствовался. Алина старалась, чтобы внешний облик мужа был безукоризненным: подбор костюмов, рубашек, галстуков и запонок был её заботой.
Всё шло как по маслу, ипотечный кредит Никита погасил раньше срока, и в недалёком будущем маячила перспектива обзаведения трёхкомнатной квартирой — дети растут, им необходима отдельная комната. Да и им с Алиной не помешала бы отдельная спальня...
***
В таких размышлениях прошло три дня. Ежедневно звонила Маргарита Феликсовна, свекровь. И каждый раз Алина делала вид, что у них ничего не случилось и Никита вот-вот вернётся с работы. Алина никогда не испытывала к свекрови родственных чувств. Какая-то она холодная, отстранённая, чужая. Удивительно ей было, что некоторые называют свекровь мамой. Разве чужая женщина может быть мамой? Мама, своя, родная, с которой можно поделиться всем, была за много километров от Алины. Конечно, они часто созванивались. Но по телефону, во-первых, всего не расскажешь, а во-вторых, здоровье у мамы слабое, давление скачет, не хотелось её расстраивать. Вот и получается, что только подруге Маше Алина могла рассказать о том, что творилось у неё в душе.
***
Однако прошла уже неделя после возвращения Алины из Сочи, а Маша так и не позвонила ей. На работе был аврал, домой приезжала поздно. В субботу, запланировав с пятницы как следует отоспаться, Маша вскочила ни свет ни заря. Ей вдруг показалось, что на эту субботу Алина должна была договориться о крещении Максима. Тогда очень странно, что она не позвонила. Сначала за полгода объявила, что хочет, чтобы крёстной матерью стала Маша, а теперь молчит. Может, обиделась, что Маша за целую неделю ни разу не вышла на связь? Но Алинка не такая. С чего бы ей обижаться. Знает, насколько Маша загружена разнообразной работой. Нет, что-то здесь не так. Полседьмого утра. Неудобно звонить Алине в такую рань. А сна — ни в одном глазу.
Маша побродила по квартире, ни с того ни с сего решила вымыть окно на кухне. Для фона включила радио — совсем муторно в тишине. Покрутила ручку настройки, попала на радиостанцию «На семи холмах». Диктор говорил об истории Москвы, потом звучали песни о столице — завтра, в первое воскресенье сентября, будет отмечаться День города.
Еле дождавшись девяти утра, Маша набрала Алинин номер:
— Привет! Извини, что в такую рань. Не разбудила?— Нет, что ты! — голос подруги показался Маше блёклым.
— Ну, рассказывай, как съездили.
— Хорошо.
— Как родители?
— Нормально.
— Алина, у тебя всё в порядке? Что я из тебя по слову вытягиваю? Не хочешь меня слышать — так и скажи, — вспылила Маша. — Собственно, я позвонила, чтобы узнать насчёт крещения. Ты договорилась?
— Да, конечно. В следующую субботу, одиннадцатого.
— Отлично. Что от меня нужно?
— Ничего особенного. У крёстной должен быть крестик и косынка или шарфик на голове.
— С этим никаких проблем. Хорошо. Я поняла, пока!
Маша отключилась, бросила телефон на диван, сама улеглась рядом и уставилась в потолок. Странное поведение подруги не выходило у неё из головы. Ничего подобного с Алиной не бывало за всю историю их знакомства. Может, не с той ноги встала? Случается же такое. Небось скоро сама перезвонит. Но время тянулось, наступил вечер, а Алина так и не соизволила объясниться. Ну, ничего. Я не гордая.
В восемь вечера Маша забралась в кресло с ногами, придвинула ближе журнальный столик с вазочкой, наполненной жареным арахисом, и решительно набрала номер Алины. Начала без предисловий:
— Если ты, коза махровая, сию минуту не скажешь мне, что произошло, я сейчас оденусь и сама приеду.
«Коза махровая» — самое страшное ругательство Алинкиной мамы. Подруги всегда хохотали, вспоминая, как выводили из себя маму Алины, допытываясь, почему это животное махровое.
Алина всхлипнула и ответила бесцветным голосом:
— Приезжай, — и отключилась.
Похоже, действительно произошло что-то из ряда вон... Маша мгновенно собралась, вызвала такси и поехала.
***
Дверь ей открыла тень. Это не прежняя Алина. Обычно весёлая, сейчас она была безучастная, с ввалившимися щеками и тёмными кругами под глазами.
Маша сбросила кроссовки и последовала на кухню за подругой.
— Еду не предлагаю. У меня только каша детская, — прошелестела Алина.
— Я не голодная. Дети уже спят?
Алина кивнула.
— А Никита где?
— А кто его знает? — пожала плечами Алина.
— Как это? — только сейчас до Маши стал доходить масштаб случившегося. — Рассказывай!
Алина рассказала всё в подробностях, начиная с момента встречи на вокзале.
Маша выслушала молча, посидела, кусая губы, спросила:
— Ты его любишь?
Алина улыбнулась и пожала плечами. Улыбка вышла жалкой.
— Если любишь, за него надо бороться, — решительно отрезала Маша, и её рыжие локоны возмущённо подпрыгнули.
— Бороться? Я даже не знаю с кем, понимаешь?
— У мужиков бывают заскоки. Может, у него и нет никого, — сказала Маша и вспомнила, как Никита тайком говорил по телефону, сидя у неё на балконе. — Может, просто устал. Он давно не был в отпуске.
— Год, — поддакнула Алина.
— Вот! Подожди. У него мозги на место встанут, вернётся.
Потом пили чай. Вприглядку. Молчали.
— Кстати, крещение ребёнка — прекрасный повод для примирения, — подала голос Маша.
— Самое страшное, Маш, что мы даже и не ссорились. Просто он ушёл и всё.
— В церковь-то он приедет?
— Обещал. Сказал, что утром заедет за нами на машине, и вместе поедем в церковь.
— Ну, хоть что-то, — вздохнула Маша. — Приготовь обед. После церкви будем праздновать это событие. Я вина принесу. Красного. Глядишь, он тоже выпьет и останется ночевать. Не поедет же он на машине, если выпьет.
Алина грустно покачала головой.
— Не вешай нос раньше времени, подруга, — сказала Маша.
***
После крещения вышли из церкви. Стоял чудный день ранней осени: ярко голубело небо, сияло солнце на золочёных куполах. Хотелось жить, любить и радоваться жизни.
Маша глянула на Алину. щёки у неё раскраснелись, на губах блуждала улыбка. Маша ободряюще улыбнулась подруге, мол, всё идёт по плану. Никита открыл машину, усадил детей, пристегнул. Алина с трудом втиснулась на заднее сиденье между детских кресел. Крупногабаритная Маша заняла переднее. Всю дорогу Никита, как ни в чём не бывало, хохмил, развлекал Машу. Поднялись в квартиру. Алина накормила детей, расставила салатники, тарелки, пригласила всех к столу.
Никита с превеликим удовольствием уплетал салаты, нахваливал мясо по-французски, периодически брал в руки телефон и что-то писал. Вдруг посреди непринуждённого разговора поднялся, вышел в прихожую, и Алина и Маша услышали:
— Ну, я поехал. Всё было вкусно, спасибо!
Подруги не смогли вымолвить ни слова. Сидели и хлопали глазами.
Когда за мужем закрылась дверь, Алина сказала:
— И выпитое вино его не остановило. А мы-то, дурочки...
— Он такси вызвал, — сказала Маша. — Я только сейчас поняла, чего он в телефон пялился. — У меня такое чувство, что пора подключать тяжёлую артиллерию.
Алина вопросительно уставилась на подругу:
— Что?
— Феликсовна давно звонила? — ответила Маша вопросом на вопрос.
— Так почти каждый день, — отозвалась Алина.
— И что? — встрепенулась Маша.
— Что «что»?
— Она знает про Никиту?
— Нет. Он ей не сказал, а я зачем буду говорить? Получится, что ябедничаю, — пролепетала Алина. — Я вообще её боюсь. Она как айсберг. Холодная и вся такая правильная. Рядом с ней я себя чувствую пещерным человеком.
— Странная ты такая! Ты не ябедничаешь, а обращаешься к ней за помощью. Ты вообще-то семью хочешь сохранить. Или не хочешь? — возмутилась Маша.
Алина вздохнула:
— Насильно же не заставишь.
— Но попробовать можно, — твёрдо сказала Маша.
— Я не стану ей говорить, — упрямо ответила Алина.
— Ой, можно подумать, кроме тебя, и сказать некому, — фыркнула Маша. — Я сама ей скажу. Слава богу, у меня есть её номер.
— Я думала об этом, — вздохнула Алина. — Мне кажется, что Маргарита Феликсовна меня не любит и в данной ситуации как пить дать встанет на сторону единственного сына.
— Ну, это мы посмотрим, — отрубила Маша и переключилась совсем на другое: — Меня сегодня радует уже то, что ты не рыдаешь и поела наконец. Когда я тебя увидела неделю назад, то испугалась.
— Да. Я на пять килограммов за неделю похудела.
— Совсем не ела?
— Ела, — улыбнулась Алина. — Чай.
— О боже. Обещай по крайней мере есть. Если упадёшь в голодный обморок, что будет с детьми?
— Обещаю.
— Так мне звонить Феликсовне или ты сама вынесешь свой сор из избы? — Маша обвела рукой кухню.
— Я скажу, — тряхнула головой Алина. — Постараюсь.
— Ты уж постарайся. А там посмотрим, что будет. Есть такой афоризм. Не помню, кто сказал. «Не падайте заранее. Это дурная примета». Запомни!
Дома Маша долго не могла уснуть, стараясь представить, как поведёт себя Алинкина свекровь.
***
Маргарита Феликсовна была дамой миниатюрной, с фигурой изящной, как фарфоровая статуэтка. Искусствовед по профессии, она, в силу регулярных переездов с места на место с мужем-военным, по своей редкой специальности почти не работала. Но полученное в юности образование срослось с её сущностью, как вторая кожа, — плотно и навсегда.
Когда сын, будучи студентом четвёртого курса, собрался жениться, Маргарите Феликсовне стоило огромных усилий воздержаться от резких слов. Но она бы не была собой, если бы совершила поступок, о котором впоследствии пришлось бы пожалеть. Главным жизненным принципом Маргариты Феликсовны был такой: «Если не можешь повлиять на ситуацию, извлеки из неё всё самое лучшее».
— Ну, хорошо, — сказала она сыну, когда тот собрался вступить в брак. — Хочешь жениться — женись. Но даже не думайте повесить мне на шею детей, — продолжила Маргарита Феликсовна и заметила вытянувшуюся от удивления физиономию Никиты. — Я не против внуков, но не хочу общаться с ними по обязанности. У меня насыщенный график, много разных дел. Будет время — приеду. Нет — извините.
Пока шла подготовка к свадьбе, Маргарита Феликсовна успела примириться с предстоящим событием и даже нашла в нём несколько плюсов. Будущую невестку она знала на тот момент года полтора. Сказать, что Маргарита Феликсовна была от девушки в восторге, — значило бы погрешить против истины. Ей нравились особы утончённые, разбирающиеся в искусстве, с которыми было о чём поговорить. Однако будущая свекровь Алины была умна и понимала, что шанс соединить в одной семье двух искусствоведов крайне мал. Невеста сына в лучшем случае могла отличить Айвазовского от Шишкина. Но Маргарита Феликсовна в разговорах с ней обходила острые углы, чтобы ненароком не поставить девушку в неловкое положение. Знаниями можно при желании обзавестись всегда, а вот если нет воспитанности, это уже не исправить.
Алина была воспитанной девушкой. Она не лезла в глаза, чаще молчала, а если высказывалась, то кратко и по делу. По сердцу пришлась Маргарите Феликсовне манера Алины одеваться: неброско и со вкусом. Что ни говори, надо признать, что Бог уберёг Никиту от одной из этих... У которых юбка-манжета еле прикрывает зад, а из декольте того и гляди вывалятся соски. Тьфу! (Маргарита Феликсовна, хорошо знакомая с древнерусской литературой, презрительно называла таких «персиянками» — от древнерусского «перси» — груди).
Так что хорошая девушка досталась Никите — грех жаловаться. Со временем, особенно после появления на свет первого внука, Маргарита Феликсовна нашла с невесткой и общий язык, и темы для разговоров. Но она была не из тех женщин, которые распространяются о своём хорошем отношении и сюсюкают с невестками. Смолоду не привыкла озвучивать свои переживания — ни радостные, ни печальные.
После телефонного разговора с невесткой Маргарита Феликсовна долго не могла успокоиться, а звонить сыну в таком состоянии не считала разумным. День ещё, Никита на работе. До самого вечера Маргарита Феликсовна готовила предстоящий разговор, как опытный шахматист выстраивает многоходовую партию. Мужу новость она сообщила, невзирая на то, что он тоже был на работе. Дмитрий Сергеевич услышанному не слишком удивился, но с сыном обещал поговорить.
— Знаю я, как ты разговариваешь! — вспылила Маргарита Феликсовна.
— Рита, мне по-прежнему трудно тебя понимать, — вздохнул Дмитрий Сергеевич. — Ты с какой целью позвонила мне на работу?
— Рассказать о твоём сыне, который ушёл из семьи.
— Рита, ты неисправима! — вздохнул Дмитрий Сергеевич. — Если Никита делает что-то хорошее, то ты всегда акцентируешь внимание на том, что это твой сын. Если же (не дай бог) он натворит что-то непотребное, то он только мой сын. Странное непостоянство, а?
Маргарита Феликсовна пропустила мимо ушей колкость.
— Ну ты же можешь как отец повлиять на него?
— Рита, ему не пять лет. Разве я могу ему указывать, как ему поступать?
— Прости. Я погорячилась. Давай сначала я с ним поговорю. Больше проку будет.
На том и попрощались.
Вторая часть рассказа здесь
Третья часть рассказа здесь
Окончание рассказа здесь