***
Они встретились очень странно.
Прохладный январский день стекал со стекол, разбивался о лед стекла, словно океан, вливался по капле, наполняя комнаты влажно-прозрачным сиянием, синеющим на ветру, с легкими искрами золотистого солнца.
Она сидела в углу дивана, мимо нее медленно проходили, проплывали, словно сквозь, словно почти незримые, бесплотные, незнакомые люди. До ее слуха, отрешенного и внимательного лишь к голосу своей Души, слабыми всплесками сонного моря доносились обрывки торопливых речей, словно кто-то быстро сыпал серебристые шарики в высокий бокал.
Кто-то устало, медленно, нараспев читал стихи по-французски, дробно разрывая слова и мучительно взвывая в конце строф.
Иногда стремительно проходила хозяйка, держа в длинных пальцах льдисто-прохладные бокалы, наполненные шелестящим золотом; ветер, незаметно проскользнув в раскрытое в ночь окно, сонно играл портьерами, и забытая, трепещущая оберточная бумага, серебристо-алая, рассыпала блики по гладкому льду золотистого паркета.
Кто-то подошел к ней и, загадочно улыбаясь, назвал длинное имя, но его слова дымчатым шелком скользнули сквозь ее сознание бесследно. Она лишь увидела длинные струящиеся локоны, огромные, в пол-лица, глаза, осторожно улыбающиеся, и весь мир словно отразился и потонул в этих глазах, и она сама утонула в мягком, ласковом сиянии.
Они подошли к окну, отчего-то взявшись за руки, и она с нежностью ощущала тонкое тепло длинной, узкой ладони – диван вдруг молниеносно оказался осажден толпой мятежно-дымных, неясных людей.
Они стояли, и мягко драпирующаяся портьера скрывала их фигуры от мира; снег медленно скользил в синем проеме окна, словно на невидимых нитях – так рядом… Призрачная луна завораживала холодными отблесками звенящего льда стекол, разбиваясь в многогранности, теряясь…
***
Холодно вспыхнул безжизненный свет далекой люстры, позванивающей хрустальными каплями, рассыпая ослепительные блики и, словно нарисованные торопливой кистью, возникли на фоне тяжелых пепельно-жемчужных портьер две тени, склоненные друг к другу.
Она медленно отошла к роялю и села на край длинного пуфа, искрящегося темно-вишневыми отсветами. В полумгле, полусне усталого синеющего вечера нежно золотились ровные клавиши, отражая в своей холодной бледности длинные тени на призрачном стекле, словно не было ледяной хрупкости окна, заключенной в четком контуре рамы.
Кто-то решительно захлопнул окно, отчего стекла болезненно вздрогнули, и ветер поспешил скрыться в незримом лабиринте улиц.
Глухо пробили часы в призрачном кабинете и те, кто казался бесплотной морской волной, вдруг пугающе быстро ожили: взмах нереальных ресниц, улыбка, алеющая на белом лице, длинные точеные ногти руки приветливо упавшей навстречу…
Взмахом, шорохом птичьих крыльев распахнулся альбом, испещренный тайным знанием Музыки, и воцарилась повелительная тишина, жестокая к каждому непрошенно входящему, впустившему легкое дыхание снега и ночи. Последний, прощающий и прощальный взгляд и словно в океан…
Стремительные tremolo, скользящие с рук брызгами морской воды, зеленовато-синей, загадочной, неясной, искрящейся невидимой жизнью. Sforzando аккорды, разрядами молнии пронизывающие обманчивую тишь глубины. Нежный, успокоительный, золотистый песок мелодии, незаметно манящий, мятежный и мающий, не дающий покоя – лишь забвение. Тишь…
Руки, устало склоненные в темноту рояля, словно в ночь; взгляд, познавший иное…
Fuga.
– Марина?..
Она медленно подняла голову и сквозь темный туман волос увидела его осторожный, задумчивый взгляд.
– Марина, уйдем отсюда… – Нерешительное, бережное прикосновение руки к руке виртуозной, словно к драгоценному, хрупкому, таинственному, нежному, нераскрытому цветку.
Темнота незнакомых коридоров, длинные витые лестницы, завораживающие, заговаривающие торопливым шепотом шагов, призрачными вспышками светильников. И, как освобождение – холодный ветер под ноги, розоватый дым рассвета в пылающее лицо, снег кружащийся лепестками цветущей вишни в руки, не тая… Длинные волосы вразлет, словно крылья, скрывают бледное лицо; неясная речь завораживает, очаровывает; стремительный шаг по хрупкости сверкающей дороги – так невесомо, словно не шаг – полет. Растворение в набегающем, как волны, рассветном сиянии…
Нерешительно, осторожно сквозь – синкопами – шаги нерешительного сердца! – Ваше имя?..
Мгновенная тишина, словно падение в прозрачность, призрачность дня, сияние летящего снега – уже не лепестки – холодная красота, отрешенная, вечная.
– Theodor. – Как пароль, освобождение, медленно, словно кистью рисуемое, проявляется в снежной дымке тонкое лицо, четко очерченный профиль в сиянии прозрачного, как хрусталь, звенящего дня…
Бережно, неторопливо восходит над Городом сонное зимнее солнце, окрашивая мир в нежность.
2