В новогодние праздники 1939-го ихтиолог и химик, профессор южноафриканского Университета Родса Джеймс Леонард Брирли Смит получил письмо от некоей мисс Куртенэ Латимер, заведовавшей краеведческим музеем в южноафриканском же городе Ист-Лондоне.
«Уважаемый доктор Смит! – писала она. – Вчера мне пришлось познакомиться с совершенно необычной рыбой. Мне сообщил о ней капитан рыболовного траулера, я немедленно отправилась на судно и, осмотрев её, поспешила доставить нашему препаратору. Однако сначала я сделала очень приблизительную зарисовку. Надеюсь, Вы сможете помочь мне с классификацией.
Рыба покрыта плотной чешуёй, настоящей бронёй, плавники напоминают конечности, тоже защищены чешуёй и оторочены кожаными лучами».
Впоследствии в посвящённой этому событию книге Дж. Л. Б. Смит красочно описал свою реакцию на прочитанное и увиденное:
«Я перевернул листок, обнаружил зарисовку и стал её рассматривать – сначала с замешательством, потому что, насколько я знал, ни в одном море на Земле не водилась такая рыба: она скорее напоминала ящерицу. И вдруг точно бомба взорвалась у меня в мозгу!...
«Не сходи с ума!» - строго приказал я себе. Однако было в этом рисунке нечто, что захватывало моё воображение. Здравый смысл спорил с чувствами. Я не сводил глаз с зарисовки. Неужели?»
Замешательство длилось недолго: Смит понимал, что только там, в музее, где работает мисс Латимер, он сможет узнать, правильна ли его догадка. В Ист-Лондон! И чем скорее, тем лучше.
Всю дорогу его мучило видение, возникшее, по его собственным словам, «позади письма и рисунка». Оно стало явью, когда учёный вошёл в помещение, где уже стояло чучело неизвестной рыбы. Последняя оказалась очень даже известной, но… по ископаемым останкам.
«Мы увидели, - писал Смит, - самого настоящего целаканта! Чешуя, хвост, плавники- никакого сомнения! …Да, это целакант – и всё-таки: неужели это возможно?»
Тут было чему изумляться. Целаканты, они же кистепёрые рыбы, населяли моря нашей планеты 350 миллионов лет назад, на заре девонского периода, когда даже динозавры ещё не появились! Да что динозавры: змей, бабочек и жуков – и тех не было! Ни лиственных, ни хвойных деревьев; на суше из растений – одни жалкие зелёно-коричневые побеги псилофитов торчали над гнилью болотной тины. Из животных – ну, ползали кое-где многоножки и скорпионы... Иное дело – водоёмы: там жизнь возникла давным-давно и к девону основательно развилась…
Зоологи полагают, что кистепёрые рыбы начали постепенно выползать из воды и привыкать к суше где-то 300 миллионов лет назад. От них произошли амфибии (земноводные), от тех – рептилии (пресмыкающиеся, в том числе динозавры) и далее – птицы, млекопитающие и люди.
Разумеется, не все кистепёрые рыбы покинули родную стихию и трансформировались в ходе эволюции в других животных. Тех, что остались в воде, мы и знаем сегодня как целакантов. Судя по обилию их окаменелых остатков, рыбы эти отличались большой плодовитостью и быстро освоили все без исключения древние океаны. Но по истечении 200 миллионов лет количество целакантов пошло на убыль, а в напластованиях 60-миллионолетней давности их и вовсе не удавалось обнаружить. Палеонтологи, естественно, пришли к выводу, что к тому времени такие рыбы целиком вымерли. И вот теперь перед глазами Смита было вещественное опровержение этого якобы точно установленного факта!
В ответ на свои вопросы, когда, где и как была поймана рыба, ихтиолог услышал: в декабре 1938 г, возле устья реки Чалумна и по чистой случайности. Один из траулеров промышлял в привычной для него акватории – у берега западнее Ист-Лондона. Улов, однако, был скудным, и капитан судна Госен решил не возвращаться сразу в гавань, а проверить на предмет наличия рыбы мелководье у вышеназванного устья. Трал закинули на глубине 80 м, т.е. милях в трёх от суши; через 7 миль от этого места дно круто уходило вниз, и глубина достигала почти четырёхсот метров.
На этот раз "подфартило": добыли акул общим весом в 2 т, всякой мелюзги тонны на полторы и … нечто никогда доселе невиданное. Члены экипажа траулера даже не были уверены, что перед ними рыба, хотя некоторые внешние признаки указывали, вроде бы, на это. Налицо чешуя, но больше похожая на панцирь: чешуйки плотные, и не закруглённой, а, можно сказать, квадратной формы. Есть и плавники, но только первый (ближайший к голове) спинной выглядит обычно; у остальных лучи, как сильно удлинённые когти, размещались на каких-то пальцеобразных выростах на груди, животе, спине (отсюда, кстати, и характеристика рыбы - «кистепёрая»). И в довершение всего – не две, а три лопасти у хвоста!
Трофей имел равномерный голубой окрас, достигал в длину полутора метров и весил более 50 кг. Поскольку никто на судне не знал, что это за рыба и «с чем её едят», её решили показать старикам из приморской деревни. Но и бывалые «труженики моря», глядя на это существо, лишь недоумённо пожимали плечами. Тогда-то и возникла у рыбаков мысль, что их находка может заинтересовать местный музей естественной истории.
Смит очень сожалел, что работники музея поспешили набить из уникальной рыбы чучело и не сохранили её внутренности и скелет. Но тому была объективная причина: пока рыбаки додумались сообщить о своей добыче специалистам, она порядком разложилась.
По словам итальянского зоолога Франко Проспери, «сотрудница института биолог Куртенэ Латимер увидела, что рыбаки показывают ей какую-то зловонную массу… Не теряя ни минуты, она решила спасти то, что ещё осталось от этого ценнейшего экземпляра, и приказала содрать с рыбы кожу и как можно лучше препарировать её».
Внимательно осмотрев эту кожу, профессор дал рыбе новое, современное её название – латимерия (по фамилии женщины, сообщившей ему о новом музейном экспонате) (1). Он считал совершенно необходимым поймать ещё хотя бы несколько таких существ: к одному экземпляру могут придраться и даже объявить его фальшивкой, а обнаружение целой популяции якобы вымерших (да ещё каких древних!) рыб – это уже переворот в науке.
Увы, 1 сентября того же года Гитлер вторгся в Польшу. Началась 2-я мировая война, и человечеству, включая южноафриканцев, стало не до ихтиологии. 13 лет безуспешных попыток изловить злополучную рыбу закончились для бедного профессора тем, чего он и опасался: научный мир стал сомневаться в его открытии. Мало ли что там померещилось этому чудаку при виде какого-то чучела! Если целаканты дожили до ХХ в, то почему они никому не попадались ни до, ни после 1939 г?
И тогда Смит решился на отчаянный шаг. Он оплатил печатание типографским способом большого тиража рекламных объявлений. На каждом было изображение латимерии и тексты на английском, французском и португальском языках, начинавшиеся призывом: «Взгляни на эту рыбу. Она может принести тебе счастье!». Далее сообщалось, что всякий, кто обнаружит такую рыбину, получит за неё от профессора Дж. Л. Б. Смита премию в 100 фунтов стерлингов. И для европейского-то рыбака – «подарок судьбы», а для африканского и вовсе – двухлетний доход!
В своей книге «На Лунных островах» (вышла в СССР в издательстве «Географгиз» в 1958 г) Франко Проспери рассказал, как отреагировали зарубежные коллеги Смита на кампанию по поискам целаканта:
«Иронические улыбки играли на губах французских натуралистов из Центрального института в Тананариве на Мадагаскаре. Да и возможно ли было не смеяться над этим комическим объявлением? Всё равно как если бы на улицах Рима, Парижа или Лондона появилась фотография динозавра» с подобными же текстами под ней.
А тем временем профессор и его жена странствовали по приморским областям Юго-Восточной Африки. По воспоминаниям ихтиолога, листки с латимериями и обещаниями счастья можно было обнаружить в невообразимой глуши: «на столбе негритянской хижины, на стене маяка, лавки, почты. Сколько раз какой-нибудь простой рыбак, узнав, кто мы, с гордостью предъявлял завёрнутую в тряпку или бумагу истёртую до дыр листовку со знакомым изображением! Мы с облегчением убеждались, что тысячи и тысячи глаз ежедневно и тщательно проверяют каждый улов в поисках ящероподобной рыбы… И каждый раз, отправляясь к рифам за рыбами, я мечтал, что наконец-то увижу целаканта. Увы…».
Воистину «увы»: результат поисков оставался нулевым.
Надежда была уже почти потеряна, когда в Дурбане, порту на востоке Южной Африки, случай свёл Смита с Эриком Хантом, хозяином небольшой шхуны, ходившей от Занзибара до Коморских островов и обратно.
«Капитан Хант был типичным представителем того специфического разряда моряков – любителей приключений, которые бороздят на своих шхунах прибрежные воды Индийского океана, - так охарактеризовал эту личность Ф. Проспери. – Он был человек симпатичный и предприимчивый, и оба эти качества позволяли ему с успехом вести торговлю различными товарами на Мадагаскаре, Коморских островах и африканском побережье».
- Так вот что вы ищете! – рассмеялся Хант, когда ему показали рекламный листок.- Я-то думал… Знаю я этих рыб, их полно на Коморских островах. Там их чешуёй даже зачищают камеры велосипедов – она же шершавая…
«Ничего себе! – не без возмущения подумал профессор. – Нашли как использовать бесценное сокровище!».
Но на смену раздражению почти мгновенно пришло недоверие. Не ошибся ли капитан? Столько лет неудач – и нате вам, неуловимая рыба, оказывается, всегда была «под боком»! Ерунда какая-то… И Смит воскликнул: «Не может быть!» (или что-то вроде этого).
Прочитав то же самое на лице жены ихтиолога, Хант не счёл нужным переубеждать новых знакомых, но на прощанье всё-таки заявил:
- Вот увидите, я найду вам целаканта. Ждите телеграммы!
«Шутник он, однако», - подумали супруги. Но прошло 10 дней – и на имя Смита действительно пришла лаконичная телеграмма: «Латимерия поймана. Приезжайте за нею. Хант».
Весь скептицизм профессора как-то сразу улетучился. Он вылетел на Коморы на правительственном самолёте. «Щедрость» южноафриканских властей объяснялась тем, что они проведали о намерении управлявшей архипелагом французской колониальной администрации присвоить добытую Хантом рыбу.
Изловил её не сам капитан, а некто Ахмед Хуссейн, в двухстах метрах от берега своего острова Анжуан. Но перед тем Хант устроил на Коморах что-то похожее на кампанию, которую Смит развернул на юго-восточном побережье. Размножив переданную ему биологом картинку, моряк снабдил её несколько иной подписью: «Всякому, кто сообщит о поимке или же сам поймает изображённое здесь животное, будет выдана премия в размере 10 тыс. франков».
Рыбак Хуссейн этих объявлений не видел и не осознавал, какого шуму может наделать его улов. Радуясь величине рыбы, Ахмед на следующее же утро притащил её на рынок. Он уже почти договорился с польстившимся на неё посетителем, когда услышал от другого подошедшего мужчины: подожди, мол, не та ли эта рыба, которую ищет мистер Хант? Хуссейну хватило одного взгляда на протянутую ему бумагу с картинкой, чтобы понять: он чуть было не сделал большую глупость…
Это случилось в 1952 г. Периодические издания по всему миру запестрели заголовками типа «Выужена морская рыба, возраст которой исчисляется миллионами лет», «Поймано живое ископаемое», «Предок человека в рыбацких сетях» и т.п. Французские власти были в отчаянии: упустить из рук такую драгоценность! Скоропалительно обнародованная правительственная директива гласила: «Доводится до сведения иностранных научных экспедиций на Коморских островах, что охота на целакантуса запрещена!». Когда в 1853 г на Коморах высадились Проспери и его коллеги, их встретили почти как подозреваемых в шпионаже.
«Собственно говоря, наша экспедиция была организована ещё задолго до того, как латимерия сделала этот небольшой архипелаг, затерянный в водах Мозамбикского пролива, центром всеобщего внимания, - пояснял исследователь в вышеупомянутой книге.- Но французские чиновники, наученные горьким опытом, встретили нас с недоверием, вместо того, чтобы проявить по отношению к экспедиции дух плодотворного сотрудничества. И только под конец, убедившись, что ихтиологические изыскания итальянских учёных проводятся на мелководье, вдали от тех глубин, где была выловлена доисторическая рыба (? – Хуссейн поймал целаканта на глубине не более 40 м – S . N .), они поверили в наши добрые намерения».
Тем временем французы предпринимали лихорадочные усилия по приобретению собственного экземпляра латимерии. Следуя примеру Смита, профессор Парижского музея естественной истории Джемс Милло назначил такую же 100-фунтовую премию за каждую пойманную латимерию и вдвое больше – за доставку её живой. По его словам, «кисти-перья» этой рыбы «пролили дополнительный свет на важнейшую анатомическую загадку – как плавники древнейших рыб могли развиться в конечности наземных позвоночных, в том числе в человеческую руку».
25 сентября 1953 г, когда итальянцы уже месяц как работали на Коморах, первый французский целакант был, наконец, пойман возле того же Анжуана. Исчезли последние сомнения: в водах архипелага в самом деле обитала популяция доисторических рыб.
Эта третья латимерия весила лишь на 20 фунтов (9 кг) меньше, чем вытащивший её Хумади Хассани. Он рыбачил в месте, где глубина составляла 650 футов (198 м), и использовал хлопчатобумажную леску толщиной в 3/32 дюйма (0,24 см) с прикреплённым к ней толстым железным крючком. Полчаса он сражался со своей добычей: поединок, достойный пера Эрнеста Хемингуэя.
А ровно через месяц, в воскресенье 25 октября, у острова Майотта Проспери и сам увидел целаканта.
«В этот день, - пишет он, - мы намеревались провести кое-какие изыскания у подножия кораллового рифа к востоку от Майотты… Фабрицио, Мануцца и я погрузились в воду и принялись за работу. Опять перед нами был фантастический морской пейзаж, опять среди кораллов плавали мириады рыб, наперебой привлекая к себе наше внимание...
Продвигаясь вдоль внутреннего края кораллового барьера, мы внезапно очутились в таком месте, где проход Бандели прерывает линию отмелей. Здесь сцена сразу же, словно по волшебству, переменилась – белое песчаное дно, лишь кое-где усыпанное одиночными группами полипов, круто уходило вниз, в синюю глубину. Теперь нам встречались другие обитатели подводного мира, совсем не похожие на тех, что были вокруг нас минуту назад. Здесь нас окружали гигантские морские окуни-цернии, стремительные барракуды, светящиеся голубые карангиды… Затем… вдоль правой стены прохода мы увидели белопёрку, великолепную акулу с плавниками, покрытыми чёрными полосками. Кроме этих рыб, нам постоянно встречались стаи люзиан, рыб-хирургов, скарусов и спарид… Видимо, рыбная фауна шла в более безопасные воды лагуны, и, судя по движению, в этом проходе нередко появлялись и обитатели открытого моря.
Было уже 11, когда Фабрицио, ненадолго оторвавшись от киноаппарата, взял из нашей лодки подводное ружьё. Он погрузился, чтобы добыть свежего мяса для нашей экспедиции, а я, вооружённый фотоаппаратом в водонепроницаемом футляре, сделал несколько моментальных снимков. И тут-то произошла неожиданная встреча… Я, в нескольких метрах от Фабрицио, разглядывал дно возле правой стены прохода, уходящего в глубину.
Вдруг моё внимание привлекла какая-то странная рыба: она лежала на… рифе, метрах в 12 от поверхности. Она, не двигаясь, прижалась брюхом к кораллам, словно ей лень было пошевельнуть хотя бы одним плавником. С каким старанием ни разглядывал я эту тучную рыбу, её круглое туловище, равномерно окрашенное в коричневый цвет, я никак не мог сообразить, к какому виду она принадлежит…
Я взглянул на неё ещё раз. И тут меня поразила одна особенность её строения, которой я прежде не заметил. Хвостовой плавник этого необыкновенного существа имел какую-то странную выпуклость. Мало того, я отчётливо видел, что хвост рыбы разделяется в центре какой-то ясно выраженной лопастью. Только одна рыба на всём земном шаре отличается этой особенностью… Но возможно ли это? Я чувствовал, как сердце колотится у меня в груди. Мои глаза под стёклами маски полезли на лоб… чуть не забыв от волнения набрать в лёгкие побольше воздуха, я ныряю.
Под водой самообладание возвращается ко мне, и я, осторожно работая ластами, спускаюсь вертикально вниз и останавливаюсь в нескольких метрах от странного животного. Плавая вокруг него, я его пристально рассмотрел и почувствовал, что в висках у меня глухо застучало. Когда между мной и «им» было уже не более 2 м, я поднял фотоаппарат, Я увидел, что рыба забеспокоилась, стала медленно отделяться от кораллового уступа и поворачиваться.
Теперь я глядел на неё через окошечко видоискателя. Я … рассмотрел плавники, имеющие форму маленьких лопаточек с мясистым основанием; увидел большой хвост, плавно переходящий в туловище без какой бы то ни было перетяжки. Каждая деталь её облика, тёмно-бурая окраска, маленькая голова, тёмная полоса вдоль бока, указывающая на местоположение костей жаберной крышки – всё это запечатлелось в моей памяти за короткое мгновение.
Затем я щёлкнул фотоаппаратом. Звук этот и последовавший за ним скрип перекручиваемой плёнки подействовали на животное, словно удар хлыста. Рыба сделала молниеносный пируэт, немыслимый, казалось бы, для такого грузного существа, и устремилась прочь, в глубину океана. Я попытался было погнаться за нею, в то время как Фабрицио, справа от меня, схватился за ружьё. Но редчайшая дичь, остановившись на какое-то мгновение в нескольких метрах от охотника, быстро исчезла затем в синей глубине.
Не могу описать восторг, охвативший нас, когда мы опять очутились на поверхности. Мы видели кистепёрую рыбу!»
В 1954 г Джемс Милло – виновник новой волны ажиотажа вокруг латимерий – сам посетил Коморы. Он присоединился к экспедиции мореплавателя-океанографа Жака Ива Кусто, целью которой было опробовать у островов новую фотокамеру, сконструированную специально для подводных съёмок американским инженером Гарольдом Эджертоном, или «папой Флэшем» (2), как в шутку прозвали его французские исследователи.
К моменту прибытия к архипелагу «Калипсо» - флагманского судна флотилии Кусто – островитяне забросили все свои традиционные занятия и сосредоточились исключительно на ловле целаканта. В общей сложности было поймано - ночью, на глубинах от 500 до 1300 футов (152,4 – 396,24 м) - только 6 рыбин весом от 64 до 127 фунтов (29 – 57,6 кг). На промысел ходили не на траулерах, а на маленьких утлых лодках (аутриггерах): каждая такая посудина с грехом пополам выдерживает одного рыболова.
«Зная, что рыбину ловят близко от берега,- писал Кусто в книге «Живое море» (1963, соавтор – американец Джеймс Даген), - мы обошли все острова, чтобы провести эхолотную съёмку крутых подводных склонов. Увидев, как мы опускаем в море фотокамеру, островитяне подумали, что мы хотим сфотографировать рыбину. Но вероятность такой удачи равнялась одной миллионной, и мы это знали; нашей целью было снять среду, в которой обитает целакант. Объектив запечатлел чёрные вулканические ландшафты, а термометр показал, что на глубине, где живёт целакант, вода на 25° холоднее, чем у поверхности».
Да, в камеру «папы Флэша» латимерия не попала; но профессор Милло её всё-таки заполучил.
Как-то ночью двое рыбаков, Зема бен Саид Мохамед и Мади Бакари, отправились на пироге попытать счастья. Отойдя от берега примерно на милю, туда, где глубина достигала 840 футов (256 м), они спустили крючки в воду, предварительно насадив на них рыб-усачей (3). Почти одновременно с появлением на небе луны лесу рвануло так сильно, что она чуть не оборвалась.
С большим трудом рыбакам удалось извлечь на поверхность и подтянуть к борту своей пироги сопротивлявшуюся латимерию длиной 5 футов (1,52 м). Бен Саид Мохамед и Бакари хотели вручить её профессору Милло живой и тем заслужить двойное вознаграждение. Крючок засел как следует: Зема удостоверился в этом, засунув руку рыбе в рот. Но для пущей надёжности он протянул ещё одну лесу через пасть и жабры целаканта. Потом налегли на вёсла и, с привязанной рыбой, двинулись к берегу. Несколько раз огромная пленница оттаскивала их назад, но в итоге победили люди.
«На берегу его (целаканта – S . N .) поместили в наполненный водой вельбот, – повествуют записки Ж.-И.Кусто. – Прибежавшие из деревни земляки Земы и Мади всю ночь пели и плясали вокруг рыбины. На всякий случай вельбот затянули сверху сетью. Впрочем, целакант явно смирился с заточением. Он медленно плавал, вращая грудными плавниками, 2-й спинной и анальный плавники играли роль руля. Окружившие лодку коморцы с почтением смотрели на светящиеся зеленовато-жёлтым огнём глаза целаканта».
Жители посёлка Мудзамуду, где содержалась захваченная латимерия, телеграфом известили о ней находившегося на Мадагаскаре Милло, и тот немедленно вылетел к ним на самолёте.
Взошедшее утром солнце заметно встревожило рыбу: она начала метаться по импровизированному бассейну и жаться к затенённым его углам, как будто от света ей становилось дурно. Видя это, туземцы забеспокоились и набросили на вельбот брезент.
Вернёмся к тексту книги Кусто. «В полдень прибыл профессор Милло. Он залез под брезент и уставился как заворожённый на живого целаканта. Рыба слабела у него на глазах и плавала всё более вяло. Наконец она перевернулась брюхом кверху, судорожно забила плавниками и умерла. Милло с грустью заключил, что целакант погиб из-за фотофобии, т.е. чувствительности к свету; вероятно, сыграла роль и резкая перемена температуры».
Через год, однако, учёный изменил своё мнение: в статье, опубликованной в февральском номере лондонского журнала “ Nature ” за 1955 г, в качестве основной причины скоропостижной смерти латимерии он назвал декомпрессионные явления при быстром подъёме к поверхности с большой глубины (4).
Тем не менее, и Земе, и Мади было выплачено по 200 фунтов: Джемс Милло решил, что честно сделавшие своё дело парни не должны пострадать из-за слабости рыбьего здоровья.
Пример двух счастливчиков оказался заразительным: скоро ещё одна крупная латимерия была доставлена живьём на берег. Когда её, в специальном баке с морской водой, приняли на борт улетавшего в Париж самолёта, она производила впечатление вполне здоровой. Зоопарк французской столицы известил публику о прибытии «воскресшей из праха латимерии, умершей 60 миллионов лет назад», но ожидания парижан оказались обманутыми: рыба сдохла в пути.
К 1964 г число выловленных «целакантусов» достигло 16. Замечательное создание – по Дж. Л. Б. Смиту, «ближайший родственник давно вымершей рыбы, которую считают предком всех наземных животных» и «едва ли не часть ствола родословного дерева человека» - и сегодня приковывает к себе внимание палеонтологов и морских биологов.
Учёные довольно долго ломали голову над загадкой: что вынудило кистепёрых рыб поменять среду обитания? Может быть, в водоёмах им не хватало кислорода? Да нет. В морях его было предостаточно, а в застоявшейся пресной воде озёр и болот, где в эпоху этого exodus (исхода) тоже обитали такие рыбы, они имели возможность всплывать на поверхность и вдыхать там воздух. Ведь у них были не только жабры для потребления растворённого в воде кислорода, но и плавательный пузырь со стенками, изобилующими кровеносными сосудами. Он позволял рыбам дышать почти таким же образом, каким мы дышим нашими лёгкими: кислород из него поступал прямо в кровь.
А как насчёт поиска пищи? Очевидная нелепость. 300 миллионов лет назад заселение суши живыми организмами только начиналось, и прокормиться там было во много раз труднее, чем в водоемах.
Что же остаётся? Страх? Перед кем? В тогдашнем подводном мире кистепёрые рыбы не знали конкуренции, они были полновластными хозяевами и морей, и озёр.
Единственным удовлетворительным объяснением оказалось самое парадоксальное: рыбы вышли из воды, потому что не хотели из неё уходить! Выше отмечалось, что часть их обосновалась в изолированных от морей лагунах, озёрах и даже болотах. Такие мелкие водоёмы стали в рассматриваемое время всё чаще и чаще пересыхать под жаркими лучами солнца. Они как бы «сжимались», «съёживались»: на месте лагуны возникало озеро, от озера оставалось болото, от болота – лужа, а потом исчезала и она. Чтобы выжить, кистепёрым рыбам нужно было переползать от воды к воде, от лужи к луже, от болота к болоту. Им помогали плавники, на которых они уже научились неплохо ходить по дну своих быстро мельчавших водяных убежищ.
Чем дальше, тем больше удлинялись расстояния между соседними водоёмами, и не всем рыбам удавалось их преодолевать. В выигрыше оказались те, кто лучше приспособился к существованию вне воды, для кого суша стала, в какой-то степени, вторым домом. Перемены в образе жизни повлекли за собой биологические трансформации, и чисто водные животные превратились в земноводных.
История открытия и официального признания целаканта-латимерии до сих пор вдохновляет криптозоологов и всех, кто надеется отыскать на нашей планете доисторические, объявленные вымершими формы жизни. Так что, прочитав где-нибудь о встречах в тех или иных Богом забытых местах со «снежным человеком», мезозойскими ящерами или иными выходцами из далёкого геологического прошлого Земли, не спешите брезгливо морщиться и переключаться на новости из жизни «звёзд». Кто знает, какие из наших нынешних представлений выдержат проверку временем – если, конечно, её выдержит сам род человеческий!
________________________________________________________________________
(1) – Полное латинское наименование включает фамилию самого профессора – Latimeria chalumnae Smith .
(2) – От английского слова flash – «вспышка».
(3) – Усач (марена, мирон) – рыба семейства карповых, с удлинённым торпедообразным туловищем, длиной до 85 см и весом от 5 до 12 кг. Отличительная особенность - чувствительные усики на щеках, используемые как локаторы (отсюда название). Обитает в бассейнах Каспийского, Балтийского и Черного морей, в европейских водоёмах и бассейне Атлантического океана. Предпочитает пресную воду, особенно любит чистые реки с быстрым течением и каменистым дном.
(4) – Декомпрессионная болезнь возникает из-за быстрого понижения давления вдыхаемой существом газовой смеси, в результате чего газы, растворенные в крови и тканях организма, начинают выделяться в виде пузырьков в кровь; последняя вспенивается, и происходит разрушение стенок клеток и кровеносных сосудов.