Майские холода сдвинули календарь весны. Только в конце мая запели по-настоящему давно уже прилетевшие соловьи. Позднее обычного зацвели черника, брусника, голубика. На лугах в пойме Воймежа появилась масса желтых цветов купальницы, по опушкам зацвела бузина.
В темных ельниках раскрылись белые в голубых прожилках цветы кислицы. Крепкий запах багульника доносился из заболоченного сосняка. Под пологом леса расцвел таинственный и нежный ландыш. Ночи становились всё короче и многие ночные звери начинали свою деятельность задолго до сумерек, а кончали её после восхода солнца. Засветло бродили по лесным чащам и глухим дорогам медведи, лоси и кабаны. В молодой траве шуршали немногочисленные после трудной зимы грызуны. Пофыркивая пробирались по лесу ежи. Большинство птиц пело уже только по зорям и ночью. Днём птичий хор смолкал – птицам стало не до песен, их одолевали дневные заботы.
Белогрудка тоже покидала свои убежища задолго до темноты. Главной пищей её была рыба, в основном мелкая – пескари, шиповки, молодые хариусы и голавли. Не упускала она и подвернувшихся полёвок, лесных мышей, водяных крыс. При случае могла поймать и молодую ондатру, но со взрослыми зверьками вступать в поединок она опасалась. Эти крупные, до килограмма весом грызуны, вооруженные мощными острыми резцами, могли дать отпор маленькому хищнику.
Норка вела сейчас малозаметную жизнь. О её присутствии можно было судить по следам на сыром песке, да кое-где по остаткам добычи на берегу. Множество убежищ по берегам реки обеспечивали зверьку безопасность и относительное спокойствие.
В полумраке июньской ночи от коряги к коряге, от одного бочага к другому, через каменистые перекаты и песчаные отмели прыжками двигалась Белогрудка. Пойманного на мели, у переката, пескаря она держала в зубах. Наконец у знакомой норы под корнями старой ольхи норка остановилась и принялась за еду. Краем глаза она уловила какое-то движение сверху и, бросив добычу, одним прыжком очутилась в спасительной темноте норы. Ветер, поднятый огромными бесшумными крыльями, ворвался в нору вслед за зверьком. Острые когти царапнули песок там, где только что была норка. Это филин, крылатый король ночи, гроза всего мелкого зверья, птиц и зайцев, услышав у реки шорох, стремительно ринулся вниз. Мгновенная реакция Белогрудки спасла её от неминуемой смерти. Спустя несколько минут норка осторожно выглянула наружу. В сумраке июньской ночи жила лесная река. Ондатры и водяные крысы вышли на свои кормовые столики -кочки, затопленные коряги, маленькие островки среди перекатов. Здесь грызуны поедают корневища рогоза и молодые побеги осок, держа их передними лапами, сюда они приносят пучки свежей травы с луговин. Временами грызуны затихают, прислушиваясь к звукам ночи. Малейшая опасность и зверёк бесшумно скроется в воде, а затем подводным ходом из-под берега уйдет в свою глубокую нору, расположенную обычно под корнями прибрежных деревьев.
Вот раздается громкое фырканье и сопение – к берегу реки подошел барсук. Он ловит лягушек в старицах поймы, подбирает прудовиков, катушек и лужанок в обмелевших лужах, оставляя на иле следы когтистых лап.
В соседнем бочаге раздались всплески – это плавает бобр. Осторожно прислушиваясь и принюхиваясь он вышел на берег. Острыми резцами зверь соскреб кору с осинки, затем вонзил зубы в древесину. Зубы бобра как долото, отрывают крупные щепки, вгрызаясь всё глубже и глубже. Деревья по берегам реки имеют естественный уклон к воде, поэтому с какой бы стороны не подгрызал бобр дерево, оно, как правило, падает в сторону реки. Вскоре тяжелый удар и шумный всплеск известили о том, что бобр дерево свалил. Теперь он спустится к воде и будет обгрызать самую сочную кору вершины ствола и ветвей.
Эхо от падения дерева загудело по долине реки. Разом смолкли все голоса, но немного погодя в ивовых и смородиновых кустах, отделяющих русло реки от сырых луговин, вновь застрекотали камышёвки речные сверчки, запели дребезжащую песенку болотные камышёвки. А в кустах по опушкам леса, заглушая всех других птиц, со звонким щелканьем, с переливами, то замирая, то вновь набирая силу, пели соловьи.
С затянутых туманным покрывалом лугов доносится крик коростеля, на болотистых луговинах посвистывают погоныши. На болоте громко и печально кричат журавли. С близких полей слышно звонкое «подь-полоть, подь-полоть» перепела, да козодой, устроившись на сучке сухой осины всё тянет свое бесконечное «урррррр…»
Далекий, но всё же ясно различимый басовитый вой доносится с севера, со стороны больших лесов. Низкий звук «у-у-у-у» поднимается всё выше и выше, постепенно переходя в протяжное густое «о-о-о-о», длящееся на одном тоне, а затем сменяется густым мощным, нисходящим, но коротким «а-а-а». Это вызывной сигнал матерого волка, пришедшего с добычей к логову, один из сигналов волчьей азбуки, известной лишь самим волкам, да некоторым опытным охотникам-волчатникам. Волк приходит к логову с полным желудком мяса, которое он отрыгнёт волчатам. Вызывной сигнал он подает не доходя до логова и без ответа волчицы к логову не подойдет. Ответный сигнал волчицы не слышен, видимо она находится дальше и расстояние скрадывает её голос.
В это время множество гнёзд скрывается в свежей зелени молодых листьев. Из каждого гнезда смотрят насиживающие птицы или затаившиеся по сигналу родителей птенцы. Эти лесные глаза глядят отовсюду – из кустов на опушке, из дупел и гнёзд, расположенных на земле.
Вот вспорхнул на ветку самец горихвостки, держа в клюве жирную гусеницу. Опасаясь выдать свое дупло, он внимательно осматривается вокруг. Лишь убедившись, что гнезду ничто не угрожает, он полетит кормить птенцов. У горихвостки уже вылупились птенцы, а пеночка-весничка ёще насиживает кладку из пяти яиц в шалашике-гнезде, искусно сплетенном из сухой травы.
У некоторых птиц подросшие птенцы-слетки уже выпорхнули из гнёзд и теперь перелетают от куста к кусту, от ветки к ветке, подавая сигналы продолжающим кормить их родителям.
Затаились в кустах и четыре слетка той пары дроздов-белобровиков, что устроила свое гнездо неподалеку от бобровой плотины. Оба родителя находятся поблизости, собирая корм и охраняя своих еще слабых и неуклюжих короткохвостых птенцов. Один из них, быстро-быстро работая маленькими крылышками, попытался перелететь от куста к кусту, но промахнулся и с писком опустился в густые заросли крапивы и яснотки. С пронзительным тревожным треском подлетел к нему взрослый дрозд и стал звать птенца за собой. Упругие стебли трав мешали птенцу и, как ни старался он, подпрыгивая и взмахивая крылышками взлететь, но все же выбраться из травяной чащи не мог. Призывы родителей становились всё тревожнее и беда действительно пришла – из кустов высунулась голова лисицы, хищно блеснули янтарно-желтые глаза. Это был старый лисовин. Нора одной из его подруг, в которой ждали лисица и шестеро щенков, находилась в верховье оврага неподалеку. В своём летнем коротком наряде лисовин казался поджарым и длинноногим, похожим на небольшую худую собаку. Но пушистый хвост с белым кончиком, черные чулки на лапах и манера держать голову опущенной, не позволяли спутать лисицу с её давним врагом.
Пронзительно затрещали оба дрозда, пикируя на лисицу и снова взлетая на ветки кустов. Их длинные хвосты беспокойно вздергивались вверх и тут же складывались опять, выдавая высшую степень возбуждения. Крылья трепетали, открывая на миг ярко-оранжевый бок.
«Тр-тр-тр-вах!» - кричала самка, «тр-тр-тр-вах-вах!» - вторил ей самец. На поднятый дроздами переполох слетелись соседи: пара пеночек-весничек, серая славка и чечевица. Все они тревожно кричали, опасаясь, однако, подлетать к лисице слишком близко.
Не обращая внимания на суету и крики птиц, лисовин, опустив голову, внимательно вынюхивал следы и, уловив запах птенца, пошёл прямо к нему.
Затаившийся птенец, услышав шорох, побежал между стеблями трав к берегу Воймежа и, неуклюже хлопая крыльями, полетел на другую сторону реки. Ещё пронзительнее заверещали, увидев его, оба дрозда. Подняв тучу брызг, бросился в воду старый лисовин и в два прыжка настиг птенца. Схватив его, он скрылся также бесшумно и быстро, как и появился. Подрастающим лисятам надо всё больше пищи и лисовин вынужден охотиться даже днем. Сегодня он шёл по своей тропе ловить мышей и полевок на ближнем поле, но тревожные крики дроздов привлекли его, и вот он уже с добычей прыжками возвращается к норе. Он еще не до конца вылинял – клочья зимней шерсти висят на боках и бедрах, под коротким мехом и тонкой кожей проступают ребра –выкармливание выводка требует большого напряжения сил и много энергии от отца лисьего семейства. А если учесть, что ему приходится подкармливать еще один выводок в норе за два километра отсюда, где живет его вторая подруга, то становится понятным, почему лисовин имеет такой измученный вид.
Постепенно и незаметно весна превратилась в лето. Всё больше цветущих растений появилось в лесу и на лугах. Голубые цветы-глаза раскрыла вероника, поднялись синие головки живучки, одновременно зацвели малина и шиповник. А у лесной земляники завязались уже ягоды-зеленцы.
Дни стали жаркими, но всё ещё холодные ночи сдерживали цветение многих растений. У большинства животных появились летние заботы. В бобровых прудах плавали выводки кряковых уток. Раньше, до появления бобров, не гнездились утки по мелкому и быстрому Воймежу. А теперь у каждой плотины слышно тихое покрякивание утки и посвисты утят. Сваленные бобрами осины обгрызают зайцы и лоси. Каждая бобровая семья создает вокруг своего поселения настоящую подкормочную площадку для этих зверей. В спокойной воде бобровых прудов охотно селятся семьи ондатр, обживают их и речные рыбы. Здесь водятся язи и головли, но любящих быстрое течение хариусов тут уже не встретишь. Бобры сильно меняют облик реки, способствуют обогащению леса, оживляют его. Одной из особенностей бобровых поселений на Воймеже, стали их плотины, сделанные целиком или частично из камней. Как заправские каменщики, бобры выкладывали основание плотины, выстраивая крупные камни в линию поперек течения реки. На них устанавливались камни поменьше, а щели между ними заделывались землей и илом. Верхняя часть плотины могла быть из камней, скрепленных землей, либо поверх каменного основания нагромождались ветки, обрезки стволов, остатки зимнего корма – чурки с полностью обгрызенной корой. Все это дополнительно укреплялось землей, песком и илом со дна реки. На грязи у бобровых плотин нередко встречались и следы Белогрудки. Летом норки не попадают задними лапами точно в отпечатки передних, поэтому на следу можно разобрать отпечатки всех четырех лап, зверёк, как говорят охотники, "четверит". Передние лапы крупнее, они оставляют круглые пятипалые отпечатки с довольно короткими когтями. Чуть позади от них отпечатываются следы меньших по размеру задних лап, иногда перекрывающих отпечатки передних.
У одного из бобровых прудов выше участка норки, в старой норе ондатры поселился самец чёрного хоря. Несколько троп вели от его норы в разные стороны, троп постоянных, хотя и не очень заметных, ведь их протаптывал небольшой зверёк, примерно такого же размера, как норка. В отличие от норки, хорь чаще ходит своим следом, да и следы его, хотя и похожи на норочьи, но все же отличаются. Хорь чаще оставляет непарные отпечатки, когти на его следах более выражены, а отпечатки лапок не круглые, как у норки, а более вытянутые.
Вблизи норы маленького хищника валялись клочья шерсти грызунов, перья птиц. Отчаянно смелый хорь нападает даже на крупных ондатр и всегда выходит победителем. Об одной из его побед свидетельствовала обгрызенная голова ондатры, брошенная зверьком неподалеку от входа в нору. Самого хоря сегодня не было дома, этой ночью он охотился на берегах бобрового пруда. Поймав в одной из заводей утенка, хорь затащил его в глубокую нишу среди веток и коряг бобровой плотины и остался там же на дневку. Следы хоря имеют такие же размеры, как у норки, но лапы у хоря уже, с длинными острыми когтями. Более "когтистый" след хоря хорошо отличается от следа норки.
Молодые неопытные животные преобладали сейчас в лесу, становясь легкой добычей хищников. Большая часть молодняка погибнет до наступления следующей весны и только самые крепкие, сильные и ловкие сумеют пережить суровую зиму.
Зацвела сосна. При каждом порыве ветра ветви деревьев окутывались легкими желтыми облачками. Желтая кайма пыльцы покрыла берега лесных луж и речных заводей.
В густом ельнике у поляны с выворотнем укрывался выводок рябчиков. Крошечные пёстрые птенцы, всего несколько дней назад вылупившиеся из яиц, уже многое умели. Они послушно следовали за рябушкой, знали сигналы, которые она издавала, сами склёвывали насекомых с листьев и травинок. Рябчик-петушок постоянно находился неподалеку от выводка, бдительно охраняя его от врагов.
Однажды утром, после восхода солнца, самка вела птенцов на опушку поляны. Здесь, на хорошо освещенных и прогретых местах было больше насекомых – главной пищи рябчат. На таком питании птенцы быстро растут и уже через две недели начинают летать. В первые дни своей жизни птенцы рябчиков и других тетеревиных птиц – тетеревов, глухарей, белых куропаток, очень чувствительны к колебаниям погоды. Наступит похолодание, пойдут затяжные дожди и число их в выводках быстро уменьшится. Ведь в холодную погоду чаще будут птенцы греться под крыльями матери, меньше времени питаться, да и насекомых в дождь и в холод найти труднее. А это значит, что будут рябчата и тетеревята слабеть и гибнуть. Поэтому численность тетеревиных птиц так тесно связана с погодой конца мая - начала июня. Если выдались эти дни холодными и дождливыми – выводки будут небольшие и осенью будет мало боровой птицы. Если же в это время стоит тёплая погода - в выводках будет до шести и даже до восьми птенцов, а к осени чаще будет встречаться подросший и окрепший молодняк. В этом году самый конец мая и июнь стояли на редкость теплыми и солнечными. Много крепких птенцов было в выводках, но всё равно в лесу встречались одиночные самки, которые не смогли обзавестись потомством. Скорее всего, у них ещё в гнездах погибли яйца. Некоторые гнезда разорили куницы, горностаи, сороки и вороны. Немало разоренных гнезд оставляет за собой и прошедшее по лесу стадо кабанов. Ведь птичьи яйца – лакомство для многих лесных обитателей, будь то белка или огромный медведь. Поэтому так тщательно скрывают птицы своё гнездо, прикрывая яйца своим телом до самого последнего момента. Рябушки, тетёрки и глухарки, бывает, взлетают из-под самых ног идущего человека, самоотверженно отводят от гнезда хищников и бродячих собак.
В жаркие дневные часы самка рябчика уводила своих птенцов в чащу ельника. Здесь насытившиеся птенцы отдыхали, здесь же на выброшенной кротом кучке песка находилась их постоянное порхалище. Очень мелкие, похожие на вшей насекомые – пухоеды, надоедают взрослым птицам и птенцам. Песчаные ванны помогают птицам хотя бы частично избавиться от паразитов. Таких купалок-порхалищ рябушка знала немало. В некоторых она встречала следы других рябчиков, их перья и помёт. Это значило, что соседние выводки тоже приходили сюда.
Когда дневная жара начала спадать, рябушка опять повела отдохнувших и проголодавшихся птенцов на опушку ельника, туда, где пригретые солнечными лучами прыгали, ползали и летали многчисленные мелкие насекомые. Рассыпавшиеся по поляне рябчата склевывали насекомых с листьев и стеблей трав. Рябушка двигалась короткими перебежками, подолгу стояла неподвижно, высоко подняв голову из гущи травы, внимательно смотрела и слушала. Раздастся ли в лесу подозрительный шорох, мелькнет ли силуэт ястреба или вороны – сразу же сигнал тревоги заставит птенцов замереть на месте. Пестрое оперение совершенно сливается с фоном и найти птенцов можно только на запаху. Но далеко не все враги обладают хорошим обонянием, да и рябушка постарается, прикинувшись больной, отвести хищника подальше.
С наступлением вечера выводок опять ушёл в чащу ельника, укрывшись среди густых еловых лап. И так день за днём, кочуют выводки по лесу, пока не подрастут и не встанут на крыло птенцы, пока не созреют ягоды черники. Тогда они переместятся в черничники и будут лакомиться сладкой лесной ягодой.
Зашло солнце. Тепло и тишина тихого летнего вечера окутали лесную реку. В завалах бурелома, нагроможденных половодьем, в лесной подстилке ельников, в густых зарослях крапивы и таволги в пойме, под корнями и в дуплах деревьев зашевелились и оглядываясь, стали выходить из нор и укрытий обитатели лесного подземелья. Длинноухие и длиннохвостые лесные мыши, по беличьи двигаясь прыжками, осторожно и быстро перебегали открытые пространства, шныряли под стволами упавших деревьев. Голодная зимовка, болезни и хищники резко снизили их численность. В убежищах под корнями деревьев, в пустотах гнилых пней спрятаны выстланные сухими травинками мышиные гнезда. У некоторых самок в гнездах появились маленькие голые детеныши, но число их в выводках в этом году было невелико.
Уже второй раз после отступления холодов появились детеныши у рыжих полёвок. Гнезда этих лесных грызунов устроены под выворотнями, упавшими стволами и даже в дуплах деревьев. Эти зверьки хорошие древолазы. Они могут забираться в дупла, расположенные даже в нескольких метрах над землей. Система ходов в толще рыхлой лесной подстилки и слое мха позволяет полёвкам почти не появляться на поверхности. Лишь в темноте рискуют они перебегать от норы к норе, от одной травяной кочки к другой, отыскивая семена, выгрызая почки и объедая листья растений лесного покрова. Немногим полевкам удалось пережить длинную, тяжелую зиму. Сейчас, в одевшемся лесу, пищи им хватает. Но продолжающиеся среди них болезни уносят всё новых и новых зверьков, заражающихся друг от друга в норах и переходах своих подземных лабиринтов.
Не хуже мышей и полевок к жизни в лесу приспособлены землеройки. Эти маленькие, но очень прожорливые зверьки активны не только ночью. Нередко и днем можно услышать победное пронзительное стрекотание: «ти-ти-ти-зи-зи-зи-зи!» и шорох травы от стремительно проскочившего зверька. Узкая, вытянутая в хоботок мордочка землероек окружена направленными вперед и в стороны длинными усами. С их помощью зверек ощущает стенки нор, стебли трав и другие препятствия, встречающиеся на пути. Поэтому так быстро и уверенно двигаются землеройки в темноте леса. Обоняние подсказывает зверькам, где в почве или лесной подстилке прячутся жуки, многоножки, яйца, личинки и куколки насекомых – их основная добыча. У обыкновенной бурозубки, самого обычного зверька из семейства землероек, обитающего в долине Воймежа, детеныши уже выходят из нор.
Происходит это через семнадцать-восемнадцать дней после рождения, а в возрасте двадцати двух дней они уже покидают его навсегда. Ещё через двадцать с небольшим дней у их матери появится новое потомство.
В тех же местах, что и обыкновенные бурозубки, встречаются, только гораздо реже, средние бурозубки. А в пойме и в русле реки обитают куторы – самые крупные наши землеройки. Но при этом по размерам кутора даже меньше лесной мыши.
Одна самка куторы устроила свое гнездо в брошенной норе водяной крысы. Шарообразное гнездо, сплетенное из стеблей травы она сделала в самом конце норы. Единственный выход из нее направлен к воде. Оставив в гнезде детенышей, которым не исполнилось еще и десяти дней, кутора выскользнула из норы. Пробежав немного вдоль кромки воды, она достигла мелководой песчаной бухточки у переката. Вода образовала этот заливчик, натолкнувшись на подмытый и обвалившийся кусок берега. Течение шло здесь по кругу, постепенно замедляясь. По дну медленно ползали, таская свои домики, личинки ручейников. Кутора юркнула в воду и поплыла. Доплыв до ручейников, зверек нырнул. Схватив личинку, он устремился к берегу. Здесь кутора разгрызла сделанный из песчинок и гнилых палочек домик и съела личинку. Добыв таким образом ещё двух ручейников, кутора двинулась дальше вдоль берега. Капельки воды соскользнули с ее шкурки, не смочив меха. Шелковистая черно-бурая шкурка снова стала сухой, как будто и не бывала только что в воде. У каменистого переката зверек опять вошёл в воду и поплыл, подруливая хвостом. Хвост куторы снизу покрыт длинными, жесткими волосками и поэтому кажется плоским, как бы сплюснутым с боков, выполняя в воде функции руля. Пальцы и ступни лап также покрыты густыми щетинками, образуя широкую плавательную оторочку. Этот маленький зверек хорошо приспособлен не только к обитанию на берегах водоемов, но и к жизни в воде. У переката, в затишье за крупными камнями, прятались мальки рыб. Вскоре одна из маленьких рыбок стала жертвой ловкого маленького охотника. Переплыв реку, кутора съела малька на берегу и, покинув русло, отправилась к хорошо знакомой ей луже неподалеку от русла. Неожиданно впереди, в густой молодой траве кутора уловила какое-то движение. Проскользнув под наклонившимися травинками, она почувствовала запах скользкой и голой кожи лягушки. Маленький зверек ринулся вперед и вонзил острые, изогнутые как ятаган резцы верхней челюсти в спину амфибии. Лягушка судорожно прыгнула, но свирепый хищник не ослабляя хватки, пронзительно-торжествующе застрекотал: «ти-ти-ти-зи-зи-зи-зи!». В несколько прыжков лягушка достигла берега лужи. Кутора за это время успела прокусить кожу и начала перестригать мышечные волокна, добираясь до позвоночника. Лягушку спасла вода. Нырнув, она поплыла под водой, не показываясь на поверхности. Кутора, которая не могла дышать под водой с помощью кожи, как лягушка, вскоре израсходовала запас кислорода, отцепилась от своей жертвы и вынырнула на поверхность. На мелководье она нашла моллюска лужанку и съела её на берегу.
Обратно к норе зверек направился новым путем, напрямую пересекая луговину между лужей и рекой. На пути куторы неожиданно оказался небольшой обрывчик. Зверек соскользнул вниз и попал в узкую канавку. С двух сторон поднимались отвесные стенки. Кутора предпочла не тратить силы на штурм противоположной стены, а побежав немного по канавке, найти выход. Препятствия нередко встречаются мелким зверькам – это и стволы упавших деревьев и крутые берега обрывов. Зверьки чаще всего не форсируют их, а бегут вдоль, по опыту зная, что где-то все равно есть выход. Пройдя несколько метров по удобному, ровному дну, кутора очутилась в сужении, образованном из воткнутых в землю палочек. В конце сужения, на уровне дна открывалось широкое отверстие большой круглой норы. Обойти ее было невозможно. Перепрыгнуть через отверстие зверек тоже не мог, да и остановиться сразу он не успел, а потому провалился в глубокую банку, установленную в конце ловчей канавки, устроенной здесь зоологами для отлова и учета мелких млекопитающих. Выхода отсюда не было. Так маленький хищник попался в устроенную человеком ловушку. Через пару часов к ловушке подошёл человек, достал зверька, определил его и, сняв все необходимые промеры, отпустил на свободу.
Высоко-высоко над опушкой леса парит, кружась в восходящем потоке теплого воздуха, черный коршун. Ему хорошо видны синие дали лесов, зелень полей, узкая блестящая лента лесной реки. Июньский дождь только что пролился на землю, освежив зелень листвы. Тёплый ветер раскачивает вершины берёз и осин, волнует молодые хлеба. В полях кричат коростели. А из лесу доносятся голоса кукушек. Многие птицы уже не поют – в гнездах у них подрастают птенцы. Эти дни Белогрудка проводила в своей постоянной норе под корнями старой раздвоенной ольхи. Один выход из нее открывался под водой, в глубоком бочаге на повороте реки. Им норка пользовалась летом. Отверстие второго хода скрывалось в сплетении полуобнаженных корней ольхи. Это был зимний выход. Во время половодья он обвалился и оказался закрытым. Однажды ночью норка расчистила этот ход и выбралась на поверхность. Вокруг норы она начала обыскивать травяные кочки, срывая и собирая в пасть поникшие сухие травинки, сухой лишайник и мох с пней. Небольшими порциями, сколько умещалось во рту, приносила она эту растительную ветошь в нору, в самую удаленную и расширенную ее часть. Постепенно куча трухи росла. Норка, покрутившись на ней, умяла ветошь, соорудив уютное рыхлое гнездо. Последний раз покинув нору через ход под корнями, Белогрудка засыпала его снаружи землей, завалила сухими листьями. Теперь у норы опять был только один выход – под воду.
Коротки июньские ночи. Темнота наступает совсем ненадолго. Не догорела ещё вечерняя заря на северо-западе, а на северо-востоке уже начинает смутно светлеть небо. Из-за лесов поднимается новый день. В предрассветном сумраке возвращалась с охоты маленькая норка. Легкие перья тумана, клубясь поднимались над поверхностью журчащей воды. Туман вскоре заполнил всю пойму реки, растекся от одного её края до другого.
Белогрудка спешила. Она уже давно чувствовала движение новой жизни внутри себя, но сегодня ощутила это особенно остро. Дойдя до своего бочага, норка нырнула. На темном, покрытом водорослями дне ясно выделялась желтая полоска песка возле входного отверстия норы. Поджав передние лапы и загребая только задними, Белогрудка подплыла к отверстию под берегом и протиснулась внутрь. Поднявшись по узкому проходу наклонно вверх, зверёк достиг уровня воды и, пробив головой невидимую в темноте водную поверхность, бесшумно вдохнул воздух. Вода, заволновавшись от движения Белогрудки, выплеснулась далеко в сухую часть норы и, отступив, унесла с собой песчинки и частицы глины. Опустившись на дно бочага легкой мутью, они легли вокруг входа в нору, образуя светлую полосу. Норка стряхнула воду на влажную землю и в полной темноте двинулась по узкому проходу. Уставшее отяжелевшее тело просило отдыха, мягкая сухая подстилка приятно пружинила под свернувшимся зверьком. Вдыхая влажный воздух, Белогрудка лежала в глубине своей норы. В темноте ещё острее ощутила она движение и толчки в животе. Прошлым летом в этой же норе появился на свет её первый выводок. Белогрудка знала, что означают эти толчки и тяжесть набрякших сосков. Она спокойно лежала в своем сухом уютном гнезде и ждала.
Днем немного света через подводный лаз проникало в нору. Свет этот был очень слаб, но глаза норки всё же улавливали его. Приближение вечера Белогрудка узнавала по угасанию этого слабого отсвета на стенках норы. Когда совсем рассвело, Белогрудка выскользнула в воду и, вынырнув, вышла на песчаную отмель. Здесь она посетила свою уборную –небольшую ямку в песке и сделав ещё несколько прыжков по берегу, вернулась в нору. В эту ночь в сухом гнезде появились три крошечных, величиной меньше землеройки, щенка. Слепые и беспомощные, неуклюже толкались они в живот матери, находили соски и причмокивая, сосали молоко. А Белогрудка лежала на боку, вытянув во всю длину свое тело. Время от времени, изгибаясь, она обнюхивала и вылизывала своих малышей.
Белая пена цветущей таволги затопила долину реки. Неподалеку от норы раскрылись белые щитки соцветий калины, хорошо видные в сумраке июньской ночи. В гуще калинового куста дребезжащей песенкой заливалась болотная камышёвка, перепрыгивая с ветки на ветку, а на камнях переката тихо журчала тёмная речная вода.
Это четвёртая глава повести ЖИЗНЬ ЛЕСНОЙ РЕКИ о природе южной тайги, о маленькой лесной реке Воймеж, притоке Унжи, протекающей в Костромской области и об обитающих на её берегах зверях и птицах.
Предыдущие главы и предисловие можно найти здесь:
Хозяйка ледяного замка. Первая глава из неопубликованной повести о южной тайге