― Пап, долго ещё мне тут стоять? Я уже устал, у меня дел по горло, там ребята собираются через час, у нас бой в танки, я же всё пропущу, ― нудел Серёжка, размахивая удочкой и срубая ею листья с крапивы.
― Цыц, тебя на шухер поставили, а не ныть, я почти собрал крыжовник, потом ещё вишни надерём и пойдём.
― Да сдалась тебе эта вишня, в «Ленте» сейчас по акции черешня новозеландская, а мы как оборванцы какие-то по чужим участкам шарахаемся.
Тут Серёжку в затылок что-то больно кольнуло.
― Ай, ― обернулся пацан и увидел улыбающуюся отцовскую физиономию, торчащую поверх забора. Губы, зубы, борода, нос мужчины были красными, глаза блестели преступным задором, словно это был лев, который только что разорвал бедную антилопу. Отец снова плюнул косточкой, но на этот раз промахнулся.
― Это вы сейчас привыкли к «Лентам». Нажрётесь этого ГМО, которое годами не тухнет, а тут ― настоящая вишня! Я эти участки с детства знаю! Раньше только на них и обедали с друзьями, когда на речку ходили!
― Да это же воровство!
― Зато так вкуснее. Это тебе не с корзинкой, как обморочный, шататься по рядам и носом водить, здесь за каждую ягоду жизнью рискуешь, а риск всегда вкусу добавляет. На́ вот, ― протянул он горсть недоспевших ягод сыну.
― Да не хочу я!
― Бери, говорю! А то мамке расскажу, по каким сайтам ты шарахаешься.
Парень нехотя взял горсть ягод и, брезгливо посмотрев на них, закинул в рот.
― Ну вот, теперь ты мой соучастник, под трибунал вместе пойдём, ― злорадно улыбнулся отец.
― Да ну тебя, ― сплюнул Серёжка косточку и порубил крапиву на куски.
― Не перечь отцу! Сказал: «вместе под трибунал», значит, вместе! На́ вот, крыжовника пожуй, ― появилась рука с зелёными ягодами и, кажется, несколькими гусеницами.
― Фу, да он неспелый же!
― Зелёный вкуснее, от красного живот болеть будет.
― Эй! Кто здесь?! Я же говорил, ещё раз увижу — убью!!! ― раздалось откуда-то из-за угла
― Серёга! Мать твоя красавица, ты чего не следишь?! ― буркнул отец и через секунду его худое сгорбленное тело по-мальчишечьи ловко перекидывало ногу через забор. Серёга, впервые оказавшись участником преступления, да еще и пойманным с поличным, не знал, что делать. Схватившись за голову, он начал метаться туда-сюда, то и дело крича, что не хочет в тюрьму и его заставили, а сам он вообще ягод не ест, это всё отец...
Раздался скрип, что-то рвалось. Судя по вою отца, рвалось будущее Серёги, его учёба в институте, его карьера web -дизайнера и большой дом как в голливудском кино, только в пригороде Иваново.
― Я зацепился, ― пыхтел отец, который никак не мог перевалиться через старый забор.
― Что мне делать? Что мне делать?! ― нервно повторял паренёк, наворачивая круги возле крапивы и от страха несколько раз останавливаясь, чтобы оросить местную черноплодку.
― Отбиваться! ― зарычал отец и снова дёрнул ногой, лишив штаны всякой надежды на восстановление.
Серёжка снова вооружился удочкой, которая уже успешно победила куст крапивы и приготовился к бою. Что-то приближалось к нему, тяжело дыша. Он не видел, ведь хозяин дыхания должен был появиться из-за угла.
Отец бросил попытки дорвать портки и отпустил руки, моментально исчезнув за той стороной забора. Что-то глухо сломалось. Серёга решил, что осиротел на одного родителя и уже обрадовался, что можно бежать. Оплакать родственника можно будет и в более безопасном месте, но, услышав за забором знакомый голос: «какой дурак боярышник рядом с крыжовником сажает?!» понял, что пути к отходу перекрыты.
Пацан сжимал удочку как двуручный меч, глаза его налились кровью, сердце колотилось, а в животе бурлило: крыжовник вступил в реакцию с вишней.
Из-за угла появилось дуло ружья, Серёжка сглотнул и снова посмотрел на черноплодку, чувствуя, что дерево нужно не только поливать, но и удобрять, но сдержался. И зачем он только с отцом поперся на эту речку? Дома так прекрасно: тихо, прохладно, холодильник рядом, wi - fi , все блага мира. Но нет, нужно было переться в эту жару на эту дурацкую рыбалку, через дачи, да ещё и без телефона. Серёга ненавидел себя за слабохарактерность. «Еды по дороге наберём, воды на колонке накачаем», ― передразнивал он слова отца про себя, представляя, чем теперь это аукнется.
Наконец появились руки: старые, сухие, похожие на ветки яблони, на которую отец тоже залез по дороге сюда. Руки сжимали длинное ружьё с легким налётом ржавчины на корпусе.
Когда появился хозяин ружья — старик в красной кепке и вытянутой майке, Серёга бросил удочку в кусты и поднял руки вверх в знак полной капитуляции.
― Не убивайте, я Вам танк американский подарю! ― выпалили Серёга первое, что пришло в голову.
― На кой мне танк? Я в железнодорожных служил, ― прошамкал старик, глядя на трясущегося подростка. ― Опять свои закладки собираешь, нарколыга малолетний?!
Серёга завертел головой. Мужчина навёл ружьё, раздался залп, правда, это по-прежнему были забродившие ягоды.
― А что тогда?
― В-в-в-и-шню, ― промямлил парень, ужасно надеясь, что отец его вот-вот выскочит из-за угла и огреет мужчину по голове.
― Вишню?! ― старик, кажется, удивился. ― Ты чего мне лапшу на уши вешаешь? Знаю я, какую ты тут вишню собираешь, каждую неделю тут копошитесь, весь забор мне перекосили.
― Правда, дяденька, мы вишню собирали и крыжовник!
― Мы? Так ты не один?!
― Пап! ― позвал Серёга свой единственный козырь. Вот сейчас он выйдет, и они поговорят как взрослые люди, отец всё объяснит, и они пойдут дальше, живые и здоровые.
Но отец предательски долго молчал.
― Папа, выходи давай! ― умоляюще стонал Серёга и поглядывал в сторону черноплодки.
― Вы, наркоманы, всегда врёте, а я врунов не люблю, ― процедил сквозь редкие зубы хозяин участка. ― Никто уже ради вишни на чужие участки не забирается, все сейчас только кайф ищут, как только земля вас носит. Прощайся с жизнью!
― Я правду говорю! ― от обиды у Серёги даже слёзы на глазах выступили.
― Не убедил, ― прицелился мужчина и хотел было нажать на спусковой крючок, как через забор перевалилось что-то тяжелое, матерящееся, без штанов, и рухнуло прямо в побитую и униженную крапиву.
―Ай! Ая-я-я-яй, как жжётся! ― вопило существо в кустах.
Старик переводил ружьё туда-сюда как флюгер, не определившийся с направлением ветра.
― Руки вверх! ― крикнул он, когда отец Серёжки, наконец, вылез из кустов: весь в царапинах, ожогах, запутавшийся в леске.
― Остынь, старик! Тебе пацан уже всё сказал! Вишни мы у тебя решили немного сорвать, жалко, что ли?
― А чего это ты без штанов ко мне на участок влез?!
― Влез я как раз-таки в штанах — гвозди забивать нормально нужно!
― Поучи меня ещё, как мне гвозди в свой забор забивать! Ладно, вишня так вишня, этого добра не жалко, всё равно каждый год осыпается, можете вон еще и груши за домом набрать, я всё равно кроме сливы ничего не ем, зубов не хватает, ― старик опустил ружье. — Сейчас на речку почти никто не ходит, это раньше мы шпану гоняли за то, что кусты обрывали да грядки как саранча обжирали. А сейчас… ― старик махнул рукой, ― одни только закладчики эти ошиваются.
― Вот видишь, Серёга, а ты боялся: воровство … воровство! Мир не без добрых людей! Ладно, пойдём. Спасибо Вам!
― Не за что.
Отец и сын пустились в сторону речки, а дед смотрел им вслед.
― Эй! А что это у тебя за шрам на заднице? ― крикнул он отцу вдогонку.
― А, да это мне в детстве солью из ружья пальнули, цветов нарвал на одной из местных дач для барышни своей.
― Уж не гортензию ли ты тогда сорвал?! ― снова, но уже негромко, процедил сквозь вставные резцы старик и вскинул на плечо ружьё.
― А вот теперь сынок, бежим в «Ленту»…
Александр Райн
