Все его называли «Охотник».
«Я никогда ничего не чувствовал!» - детский обращённый неведомо к кому крик застыл в вязком воздухе. – «Никогда. Ничего. Слышишь?»
Но Он продолжал молчать.
В каре-зелёных глазах Охотника отражались сотни тысяч монет, разбросанных по небесному полотну. Грубая рука, испещрённая шрамами, вяло потянулась к лунному диску, но внезапно остановилась.
За грудиной что-то сдавило.
Охотник не мог дышать. Перед глазами медленно, но неотвратимо опускался тёмный занавес забвения. Привыкшее к таким приступам сознание поленилось даже нарисовать балахон и косу.
«Ещё секунда и…»
Вдох.
Лёгкие пронзил запах молодой травы и едва распустившихся цветов. Охотник чуть слышно рассмеялся: рано ему ещё умирать. Рано.
Помнится, как-то Охотника спросили: что самое дорогое ему удалось украсть. Он обиделся тогда сильно, ведь ответ: «Надежду», - жильцы постоялого двора восприняли как неудачную шутку. А между тем Охотника в самых мрачных кошмарах всё ещё преследуют пустые, поблекшие глаза.
Затрещали сверчки.
Рука-таки дотянулась до нелепого диска, машинально пытаясь его схватить и утащить в бездонный карман воришки. Охотник поморщился: он не любил, когда его называли так уничижительно. И всё же «они не понимают» оставалось не лучшим оправданием.
Он помнит, как в детстве любил кататься на отцовской лодке. Старой, готовой в любой момент затонуть, но родной и нужной. Наверное, именно поэтому она продолжала качаться на едва видимых волнах у покосившейся рыбачьей хаты. А ведь отец пытался её спасти…
Спичкой сгорела. Раз и нет больше хаты. Дома нет, а, следовательно, возвращаться больше некуда. Охотник до сих пор чувствует запах гари, неприятно щекочущий нос. Вместе с домом догорал день.
До рассвета ещё несколько часов. Охотник не собирался больше никуда идти. «Помирать, так в чистом поле», - подумалось ему, конопатому мальчишке в теле механизированной куклы. В оболочке столь же вредной, сколь необходимой для жизни.
Охотник разобрал механизм.
Он не помнит, как звали отца. Не видел мать и старших братьев. Он появился позже, значительно позже. Да и Охотник этот пришёл только потом. А что было до них, никто не знает. Не помнит, вернее. Так говорил ветер, на это сетовала звезда. Охотнику же как глотнуть пресной воды в солёном море было необходимо узнать собственное имя.
Конопатый мальчишка задумчиво смотрит на мелкие светящиеся шарики. Тянет к ним тонкую ребячью руку и касается пальцами раскалённой оболочки.
«Од», - слышит Он голос матери.
«Од», - говорит ему отец.
«Од», - зовут смелые братья.
Каряя зелень глаз отражала миллионы звёзд, впаянных в холодный космос. Од открыл свои бездонные карманы и выпустил здесь, в чистом поле, награбленное. Тогда в небе засияла Надежда, а рядом с ней замигали Вера и Любовь. Од согнулся в очередном приступе, задыхаясь, но продолжая смотреть на небо. Тогда-то тело стало легче самого нежного пуха, а сердце спокойнее камня. Од наконец почувствовал всё, что доступно восприятию человека. Он услышал голос, молчавший на протяжении стольких лет.
И вместе с последним вдохом Ода на небе загорелся Человек.
25.03.21
