Глава 21
Глаза у Калинкина размерами сейчас напоминали гляделки самой крупной собаки из сказки «Огниво»… Выдумав это крайне поэтическое сравнение, Алексей поднял стакан, на дне которого плескались остатки водки.
– За тебя!
Начальника пиар-отдела здесь быть не должно было – он только сегодня возвращался из командировки в Чехию и, по подсчётам Алексея, сейчас находился на пути из аэропорта домой. Но Калинкин без предупреждения зачем-то припёрся в офис, где Алексей рассчитывал тайно напиться в одиночестве.
Калинкин пересёк кабинет, выхватил стакан и понюхал.
– Палыч, а что, собственно, происходит? Что это за дрянь?
– Водка, – просветил его Алексей. – Это… Знак судьбы.
– Дешёвый какой-то знак, – Ромка бросил куртку и папку с документами на кресло, а другое подтащил так, чтобы сидеть напротив Алексея. – Итак, я жду ответа на животрепещущий вопрос – с чего бы мой дорогой друг и президент решил нажраться в одиночестве каким-то вонючим суррогатом. Притом что он почти не пьёт, я уже не говорю, что не бывает в местах, где продают такое… Или это дар благодарных клиентов? Тогда интересно, за что они тебе настолько благодарны? Мы что, провалили коллекцию? Превысили ожидаемую долю синтетики? Пришили дешёвые пуговицы? Что-то мы должны были совершить непоправимое.
Калинкин болтал, как Севка в хорошем настроении. Не затыкаясь. Алексей поморщился.
– Это водка Васи. С производства. Или Пети. Я забыл уточнить имя.
– Ничего себе. Друг в командировку, а он бухать с безымянными сотрудниками? И где наш Вася?
– Не знаю. Просто я спустился на производство… А там грузчик. И это. А рабочий день ещё не закончен. Я… конфисковал.
Слово «конфисковал» получилось у него как у мечты логопеда. Однако Калинкин понял. И, конечно, возразил, что от конфискации до выпивания пойла в одно лицо – огромная дистанция. И должно быть нечто, позволившее Алексею так ловко её перемахнуть.
– Домой пойти пока не могу, – признался Алексей. – Грипп. Ходил, ходил, ходил по Москве и дошёл до Николая Семёнова. Теперь у него температура.
Проницательность Калинкина закончилась, и пришлось разжёвывать ему очевидное. У Николая грипп, у Всеволода Алексеевича – уроки. А ещё у последнего девушка Катя, которая легко и непринуждённо поможет эти уроки сделать, но только если Алексея Павловича не будет дома.
– Потому что она меня терпеть не может!
– Да ладно…
– Она от меня шарахается. А вот они допишут, и я вернусь.
Вытащив из-под стола бутылку, которую в одиночку допить, конечно, не успел, Алексей налил и Ромке.
– Так что за тебя.
– Ну нет, я не буду, – отказался Калинкин, – мне тебя такого красивого ещё домой везти. Глянь на часы. Твои Сева с Катей уже не только уроки сделали, они ЕГЭ сдали.
– Да?
И правда. Времени было предостаточно. Пора бы и вернуться.
– Тогда поехали. Ты мне по дороге расскажешь… как там в Праге.
– А может, ты мне? Что у тебя на самом деле происходит с Катей?
Рассказывать было нечего. Ничего не происходило. У него с Катей. И у Кати. Происходило только у него одного. Началось на показе и покатилось, как снежный ком. Только пока этот ком был не внушительных размеров, его можно было не замечать. Считать, что относишься к Кате, как к подруге сына. Считать, что она отказывается пойти с тобой в кино, потому что не любит кино. Считать, что Катя – это некто, позволивший глянуть другими глазами на Киру, словно бы очнуться от спячки, развернуться в колее, в которой двигался по инерции, и решить – достоин большего и большее получит. Когда-нибудь. А потом ком разрастается и норовит раздавить тебя. Услышав Севкину фантазию насчёт аквапарка, Алексей сразу сказал ему – не вздумай. Такое предложение Катя может понять неправильно, и если Севке простится всё по малолетству, то Алексей будет выглядеть глупо. Севка, наконец, угомонился и уснул, а Алексей на компьютере принялся просматривать фотографии с показа. Фотографы «Времён года» всегда делали массу снимков не только подиума, но и зала. Нашлась на кадрах и Катя. И вдруг ему стало наплевать – в красном она платье или в джинсах и рубашке в клеточку, как ходит обычно. Не во внешности дело. Хотя он сам ещё не очень понимал, в чём. Мысль насчёт того, что они должны познакомиться поближе, поговорить и сделать это без Севки, окрепла. Только вот Катя отказалась. Так, что всё стало ясно. Она заявила, что не имеет времени на поход в ресторан, раньше, чем он предложил что-то более конкретное. Нет и всё. Так девушки поступают только в одном случае – этот мужчина им не нужен вовсе. Навязываться женщине Алексей никогда бы не стал. Зачем? И его самого женские отказы раньше не задевали. Не такой уж частый случай, но бывало и в институте до романа с Олей, и пару лет назад, пока он окончательно не решил – пусть будет Кира – и, что называется, перебирал варианты. Но тут вдруг заклинило. Почему Катя сказала ему «нет»? Неужели он ей настолько не нравится? В субботу после Севкиной игры всё только подтвердилось – стоит ему позвать куда-то Катю, она становится страшно занятой. И это его теперь крайне задевает…
– Может, она боится, что ты затащишь её замуж? – предположил Ромка. – А у тебя ребёнок.
– Да она обожает моего ребёнка! Ты бы видел… Севочка, Севочка.
– Так она обожает его в удобное ей время. Не путай туризм с эмиграцией, – Калинкин говорил убедительно, или нетрезвому Алексею так казалось. – А выйти за тебя – получить твоего Севочку с родительскими собраниями, ангинами и грязными носками в непрерывное пользование. Скоро ещё подростковые закидоны начнутся. Кому оно надо? Разве что Кире ради компании.
– А Кира его не любит.
– Зато Кира вроде как любит тебя.
– А Катя меня не любит.
Всё было разложено по полочкам. Хотя не очень понятно, с чего Кате заранее бояться замужества, если он пока ничего не предлагал, отчего ему так обидно, что она к нему равнодушна, и почему Калинкин уверен, что постоянное проживание с Севкой настолько ужасно. Они уже подъезжали к дому, и Алексей подумал – вот явится сейчас пьяный, мол, здорово, сынок. А Катя, может, ещё там. Надо позвонить и дать ей время уйти. Если уж он ей так неприятен.
– Севка, – сказал он, набрав номер сына. – Я скоро буду. Катя ушла?
– Ушла, – ответил сын.
– Тебе что-нибудь принести?
Если нужно – он прогуляется до супермаркета.
– Нет.
Выбравшись из машины Калинкина, Алексей махнул ему рукой. Спасибо, что подвёз, завтра можно будет договорить на все темы.
Шагнул к подъезду и чуть не получил дверью в лоб – из подъезда вышла Катя.
– Я провожу!
Калинкин утрамбовался за руль и отъезжал от дома, на улице было темно и холодно, и ничего другого Алексей сказать не мог.
– И не надо звонить своему отцу, не дёргай пожилого человека.
Катя почему-то хмыкнула, но ответила:
– Хорошо, проводи.
Нужно было объяснить, что вообще-то он не алкоголик, просто так вышло. Этот Вася с бутылкой, проблемы… на работе. А так… обычно-то он даже почти не пьёт! Он – человек без вредных привычек. И вообще. Как раньше писали в объявлениях о знакомствах – без в/п, с в/о и ж/п.
– Катя, ж/п – это…
– Жилплощадь, я в курсе, – сообщила Катя.
Они уже шли мимо ограждения соседнего дома.
– Ты разносторонне образованная личность, – почти без логопедических заскоков выговорил Алексей. – И смелая. Вампиров почти не боишься. А чего вообще боишься?
Надо же было познакомиться с ней поближе.
– Высоты, – сказала Катя.
– Высоты?
Это было удивительно. Ну что страшного-то в высоте?
– Вот уж ерунда, – заявил он.
Забор вокруг дома попался на глаза, и Алексей подумал – надо продемонстрировать трусливой Кате, что высота – чушь собачья. Достаточно ли двух метров, чтобы она это поняла, размышлять было некогда. Кто её знает. Скажет, будто занята, и уйдёт.
– Смотри! – зацепившись за верх ограждения между пиками, Алексей подтянулся.
– Слезай! Зачем ты туда полез?
Катя возмущалась, а ему вдруг так понравились эти эмоции. Ну вот, никакого равнодушия. Он будто раздвоился – один Алексей понимал, что президенту крупной компании, в общем-то, не место на заборе, но второму вдруг стало так хорошо, что первого слушать было необязательно.
– Полез показать, что высота – фигня. И ты это поймёшь, если залезешь тоже.
– И не подумаю, – заявила снизу Катя. – К тому же ты меня не дослушал. Речь шла о самолётах и небоскрёбах. Забор – это немного не то.
– Я не виноват, что тут не очень высокие ограждения.
Оставаться наверху не имело смысла. Он не дослушал Катю и не так понял. А небоскрёба и самолёта рядом нет. Был бы он более пьяным, глядишь, рванул бы в аэропорт. Но он вполне соображает. Хотя всё вокруг порой смещается и неприятно покачивается. Алексей разжал руки, чтобы спрыгнуть с ограды, немного не рассчитал, и конец железной пики проехался по его щеке. Да ещё внизу было скользко. Так, что приземлившись, он сразу вдобавок поскользнулся и хлопнулся навзничь. Думая в полёте – какое счастье, что только ободрал щёку, а не выколол себе, например, глаз. Грохнувшись на спину, зажмурился. Если так падаешь, надо сначала прислушаться к себе – всё ли цело, – а вставать уже потом…