- Мы уже в горах! – подсказал я, когда она открыла сонные еще глаза.
- Красота! – вмиг оживилась Жанна. – А мне они как раз приснились!
Дорога тем временем стала виться серпантином над обрывом. Краем глаза я замечал, как при каждом крутом вираже девушка вдавливается в спинку кресла и жмурит глаза.
- Боишься?
- Немножко… - храбрилась она, но слабая бледность выдавала истинное состояние.
Щадя ее чувства, я сбросил скорость, стараясь вписываться в повороты плавно. А потом как-то неожиданно, когда мы влетели на вершину очередного перевала, впереди вдруг распахнуло всю свою необъятную ширь пронзительно-голубое Черное море! Совсем уж по-детски Жанна захлопала в ладошки и высунулась в открытое окно. Ей было интересно все – и огромные корабли-танкеры, казавшиеся отсюда огромными игрушками у ненастоящего причала, и раскинувшийся в бухте, заволоченный пеленой цементной пыли Новороссийск, и купола астрономических обсерваторий, примостившиеся местами на самых вершинах гор, напоминая своим видом растущие откуда-то из-под земли огромные белые грибы. Она радовалась всему этому искренне и непринужденно – неиспорченный ребенок своего времени. Море же словно играло с нами в прятки, то скрываясь из виду за вдруг возникшей горой, то вновь неожиданно возникая. То и дело мы останавливались, завидя у дороги кизиловые деревья или заросли дикой ежевики, ягоды которой приходилось доставать, жестоко царапаясь о беспощадные мелкие колючки. Один раз нам посчастливилось даже наткнуться в небольшой ложбинке на абрикосовое дерево, которое мы с полным восторгом тут же обнесли!
Я чувствовал себя первобытным человеком, напрочь лишенным каких-либо предрассудков конца двадцатого века. Все здесь было по-райски сказочным и беззаботным – протяни только руку - и она тут же наполнится вкуснейшими яствами!
У одного поселка рекламный щит у дороги предлагал посетить местный дельфинарий.
- Заедем? – вопросительно взглянула на меня Жанна. – Я ни разу не видела живых дельфинов!
- Все, что угодно для тебя!
Мы как раз поспели к началу первого представления. Все места вокруг бассейна были заняты курсантами в военной форме, - это был, так сказать, «эксклюзивный» аттракцион. Нас поначалу не хотели пускать, но при виде моего журналистского удостоверения почему-то смилостивились и продали билеты, взяв сверх цены «всего-то» около ста рублей.
Представление было замечательным и мы вышли оттуда переполненные чувством восторга.
- Талантливые рыбы! – пошутил я.
- Дельфины не рыбы, а млекопитающие! – с укором поправила меня Жанна; мне ужасно импонировали эти ее замечания, которые она делала с видом сельской учительницы!
- Да?! – округлил я глаза. – А так похожи на рыб – плавники, хвост…
- Хвост и плавники есть и у утконоса, но уж его-то точно рыбой не назовешь!
- У утконоса есть плавники? – продолжил я подтрунивать.
- Ну да, перепонки такие… Да ну тебя, все ты ведь знаешь лучше меня, а ведешь себя как маленький!
- Иногда хочется сбросить лет так двадцать пять со своего жизненного счета и оказаться этаким простофилей – наивным и глупым…
- Ну уж, если и я сброшу со своего счета столько же, то тебе не интересно будет со мною разговаривать – я просто перестану существовать!
- Хотелось бы взглянуть на тебя новорожденную, - засмеялся я, - такое все туго спеленатое тельце с красной мордашкой, раскосо и недовольно взирающее на окружающий мир…
Жанна скорбно взглянула в мою сторону и, вздохнув, спросила:
- Что у нас по плану дальше? Едем в Криницу?
Я взглянул на часы: было еще только десять часов утра, до санатория оставалось меньше получаса езды, наверняка там сейчас или утренние процедуры или завтрак. Так что можно было часок поплавать в море.
- Едем на пляж! – сообщил я.
- Ура! – обрадовалась Жанна и запрыгнула в машину.
Мы проехали еще несколько километров по побережью, выбирая место поинтереснее.
- Вот здесь! – наконец указала девушка на небольшой интимный заливчик между двумя голыми белесыми скалами – довольно высокими и почти отвесными.
Несмотря на то, что мы были здесь одни и окружающий пейзаж смахивал на доисторический, всюду на берегу можно было видеть нетленные следы цивилизации, символом которой с полным правом следовало назвать пустые банки из-под «Фанты», смятые специально приспособленной для этого пятипалой рукой Человека Современного, дух которого просматривался также в бесчисленных окурках, разбросанных беспорядочно по искрящемуся песку, бутылках стеклянных пол-литровых и еще черт знает в чем!