- И кого же было больше?
- Добрых людей всегда больше, вне зависимости от наличия транспорта.
- Он сейчас жив, твой отец?
- Нет, умер десять лет назад от рака легких. Он работал на засекреченном химическом комбинате, много курил, - все это пагубно сказалось в итоге на его здоровье. Умирал на моих глазах, было очень тяжело видеть это. Ведь я помнил отца всегда жизнерадостным, а здесь неизлечимая болезнь буквально съедала его день ото дня, час от часу… Наверное, тогда мне приоткрылась завеса таинства бытия, я понял что-то такое, что потом транскрибировал для себя как некий постулат: жизнь коротка и не стоит предаваться унынию – слишком мало времени отпущено нам…
- Поэтому ты всегда такой веселый?
- Я стараюсь видеть в жизни как можно больше хорошего.
- Даже в тех скандальных и криминальных историях, о которых ты пишешь в своих статьях? Разве там есть что-то доброе или смешное?
- В самих историях вряд ли, но в окружающей их действительности – сколько угодно! Человек вообще по сути своей смешон: играет на полном серьезе в игру под названием жизнь, придавая ей смысл, которым она никогда не была наделена…
- Ты считаешь жизнь всего лишь игрой? – нахмурилась Жанна.
- А разве нет? Что таково в ней есть серьезного? Ведь до нашего дня рождения нас не существовало, - кому от этого было плохо? Мне - не было! И вдруг мы волей судьбы оказались выброшенными из небытия на свет божий, теперь установились новые правила и мы живем по ним до самой своей смерти. Мы растем, независимо от нашей воли, взрослеем, женимся и заводим детей, опять-таки, согласно жизненному плану, затем стареем и, опять-таки – независимо от нас самих, - умираем. У нас есть выбор – либо относиться ко всему происходящему с нами серьезно, считать жизнь делом архисложным, либо воспринимать все как есть и радоваться самому факту его бытия, не сетуя ни на что… ну, разве что только добавляя немного пикантности.
- Нигилизм какой-то… - задумалась моя спутница. – А как же любовь? Что она есть для тебя?
- Любовь для меня и есть та самая пикантность!
- Все разложено по полочкам, все на своих местах… Не пусто ли на душе от такого упрощенного подхода к жизни?
- Нет. Возьмем какой-либо факт: тебе он видится в таком-то свете, мне – совершенно в ином, но жизнь ни твоя ни моя беднее от этого не стала, верно?
- Наверное, да… - пожала плечами Жанна: было заметно, что неожиданно скатившаяся в русло философии беседа ее несколько утомила.
- Я вздремну, хорошо? Когда начнутся горы, ты меня разбуди. Страсть, как люблю горы!
- Обязательно разбужу, моя принцесса!
Я помог ей разложить кресло и она, по-детски свернувшись калачиком, вскоре уснула.
Всего предстояло проехать около двухсот пятидесяти километров. Несмотря на свой потрепанный вид, «девятка» шла на редкость легко и мягко, - не иначе коллеги поставили амортизаторы «Монро», считавшиеся лучшими в мире. Уж кто-кто, а газетчики свою задницу уважают и ездить предпочитают с комфортом! Приоткрыв люк и включив негромко радио, я предался своим текущим мыслям.
К чему приведет меня беседа с Иваном Николаевичем, будет ли от нее вообще польза? Не знаю… Но разговор этот необходим, ибо может помочь разгадать тайну Загоруйко, объяснить, чего же он все-таки боится и зачем… нет, «зачем» – об этом еще рано говорить… хотя, старик явно был… самоубийство агронома – или убийство?.. Или может быть… Нет, непроглядный мрак, я по-прежнему был в тупике.
Где-то через полтора часа езды равнинные места сменились взгорьями. Помня о просьбе своей пассажирки, я сделал музыку громче и девушка стала медленно пробуждаться.