Григорий, как говорится, был мужиком что надо. Умом не обделен, и руки золотые: за что ни возьмется – все спорится. Надо дом построить? Так он первый в этом деле мастер. Колодец вырыть? Зовут Гришу. Он подскажет, как все установить так, чтобы земля не обсыпалась. Решит завести корову - так телушка станет молока приносить в два раза больше, чем у соседа. Куры круглый год несутся, урожай всегда обильный… Друзья, бывало, спрашивали, в чем секрет его. Вроде в шутку, а все же интерес в глазах было не спрятать. Только никакого в том секрета не было. Ум смекалистый, усидчивость, да доброе сердце. Оттого часто мужика звали в чем-нибудь подсобить. Женским вниманием тоже обделен не был, тем не менее, жил с одной женой любимой. Родителей почитал. Детей не ругал. Животину не бил. Даже когда кот кусок мяса утащил, пока шашлыки жарили.ашлыки жарили.
«Сам я виноват, что перед котом такое искушение оставил, следить надо было», - только и сказал он.
В общем, не мужик, а золото. Одна беда, за языком своим никогда не следил. Не то, чтобы тайны он чужой хранить не умел, не то, чтобы сплетничал. А вот бранился Григорий с толком, чувством и расстановкой. Иной раз такой крендель завернет из бранных слов – заслушаешься. Ну, или уши в трубочку свернутся. Кому как. А бывали и те, кто за ним записывал. И каждый раз что-то новенькое он в свой репертуар вносил. То животными разнообразит, вроде «жеваный крот», то растениями, вроде «урюк сушеный». В общем, творил, как мог. Но в один момент уж слишком часто стала в его ругательствах чертовщина проскакивать. Поминал он этого черта и к месту и не к месту, и днем и ночью. Те, кто постарше, уже и у виска крутить стали.
-Ты чего рогатого к ночи поминаешь? Али не знаешь, что он только и ждет, когда какой глупец ему дорогу в наш мир даст речами своими, - приговаривала его тетушка, грозя пальцем. – Перестань чертыхаться, пока беды не накликал!
На что Григорий неизменно отвечал всегда одно и то же.
-Да ничерта со мной не сделается! Начерта я черту сдался? – хохотал в ответ мужик.
-Тьфу на тебя! - сдавалась тетушка в конце каждого словесного поединка и отступала. Ведь если своего ума нет – чужого-то не займешь.
Однажды позвал его старший брат сарайку подновить. А так как на дворе стоял май с его праздниками, к Алексею направилось все семейство. Пока мужики работают, бабы еды приготовят, да ещё и косточки всем перемыть успеют. Чем не отдых?
И вот, мужики работают, потом обливаются. Тут Алексей и говорит:
-Может, баньку затопим? Полотенец на всех найдется.
-Почему бы и нет, - согласился младший брат.
Вдвоем они быстро натаскали воды, затопили печь и дальше работать отправились, изредка за печкой приглядывая. К вечеру мужики управились, да и банька поспела. Чтобы бабы жар не выпускали, решили братья идти первыми. Разделись, сели в парилке. Потеют, о своем разговаривают. А Гриша знай, что свои любимые ругательства употребляет.
-Ну, хоть в бане-то к ночи не поминал бы ты его, - не выдержал, в конце концов, Алексей, вытирая тыльной стороной ладони крупные капли пота, выступившие на широком лбу. В печке трещали поленья. Жар в баньке был самый для этого дела подходящий.
-Да ничерта со мной не сделается! Начерта я черту сдался? – отвечал Григорий в своей обычной манере. – Ты лучше не поучай меня, а на полок ложись. Ух, пройдусь по тебе веничком!
-Да я уже что-то напарился, - отозвался Алексей. –Пойду мыться и в дом. Там жены уже, наверное, ужин приготовили.
-Как знаешь, а я ещё посижу.
Старший брат ушел в помывочную. Григорий слушал, как тот плещется там, а сам грел косточки, поддавая парку. Вот Алексей закончил с мытьем и вышел из бани – Гриша слышал, как скрипнула входная дверь.
-Тук-тук,- раздалось из-за кадки с водой.
Мужик на то внимания не обратил даже. Мало ли… дерево в горячей бане гуляет…
-Тук-тук, тук-тук.
Гриша слез со скамьи. «Что такого могло стучать в том углу? Мышь в бане? Да ну», - думал он, подходя ближе, чтобы заглянуть за бочку.
-Тук-тук, тук-тук, - звук становился все громче и настойчивее.
-Да что за чертовщина тут творится, - ругнулся мужик. И тут же пожалел о сказанном.
Весь лохматый и черный, с маленькими рожками и поросячьим рылом из-за кадки вылез и поднялся во весь рост черт. Недолго думая, мелко перебирая козлиными ножками и стуча копытами по деревянному настилу, рогатый двинулся на Григория.
Сам не свой от страха, мужик попятился, вытянув руку назад, ощупывая непослушными задеревеневшими пальцами ручку двери. Дернул, да только та не поддалась. Паника накрыла его. А рогатый сделал ещё шаг навстречу. Тут Гриша и вжался спиной в дверь, а та и распахнулась. Оказалось, со страху он первый раз не в ту сторону ее дернул. Так же медленно, спиной вперед, бедолага прошел через помывочную в тамбур, а оттуда на улицу. Да так до самого домика по деревянной дорожке, пятясь и не отрывая немигающего взгляда от бани, дошел до самого дома, в чем мать родила. Вот уж все в доме удивились, когда голозадый шутник с вытаращенными испуганными глазами в дом ввалился.
Алексей тут же нашел для брата простыню, чтоб было чем прикрыться, налил стопку горячительного, чтобы руки перестали дрожать и только тогда Гриша сумел объяснить кого он встретил в бане. Бабы в тот вечер в баню так и не пошли. А Гриша с тех пор всегда думает, что говорит. И других поправляет. Понял, наконец, что такое сила слова.