Предыдущая глава.
Чуть свет встала Магра с утра раннего, да не с той ноги. К окну подошла, подставив лицо солнцу, но только зябко поёжилась. Солнце ей не так светит, птички поют слишком громко. Хлопнула ставнями, занавеску задёрнула и, нахмурившись с досадой ноготь закусила. И тошно ей, и крутит её, и ломает.
В дверь тихо постучали:
- Кто там? – недовольным голосом окликнула Магра.
Дверь открылась и на пороге появилась девка-служанка.
- Не принести ли вам покушать, государыня? С лица сбледнули, осунулись. Дитяти, пади, голодное уже.
- Пошла вон! – топнула ногой Магра. Но увидев удивлённо вскинутые очи служанки, смягчила гонор, - Тошно мне и плохо, крутит. Уходи! Не надо мне ничего. Хворая я.
- Так, может, князя позвать, аль лекаря?
- Не надо мне ничего. Просто уйди.
Девка, плечами пожала, поклонилась и выбежала за дверь.
Магра с досады на перину пуховую плюхнулась.
Пригладила волосы белой холёной рукой в перстеньках с каменьями. Рассеяно, губу закусив, теребила манжет рукава меховой. Вздохнула, провела ладонью по животу круглому. И брезгливо пальцы одёрнула.
Как ей жить, когда ребёнка, что нутро её отягощает, не хочет она? А законная наследница, дочка княжья – в бегах. Коль объявится – не будет у Магры ни платьев красивых, ни слуг на всё готовых, ни достатка. Насмотрелась она на бабий труд каждодневный, веретеном пальцы колола, ножкой топала. Не для чёрной работы она рождена , а для хором княжьих, чтобы в довольстве жить, белых ручек не марая и стройный стан для тяжёлой работы не напрягая.
Но вот беда – бабья доля! Хочешь княгиней быть – принеси князю наследника! А как быть, коли не хочется! Да и почти каждую ночь с мужем противным приходится возлежать, ублажая. Каждую ночь слушать его надежды на наследника и сетования, что княгиня давно помершая, кроме дочки, потомства не принесла. Да и дочка помехой выросла – умная, своенравная, на всё у неё мнение своё есть. А причуды ейные – и вовсе для людей дивные. Баба – она или княгиня по призванию, или чернавка, с довольством работу свою выполняет, песенку напевая. А эта – всё коренья, травы. Запершись в своей горнице, изобретает что-то. Лицом и статью – вроде девка обычная, а умом – как нелюдь.
Князь, хоть лицом не дурён и не стар вовсе – противен до тошноты. Ласковый к капризам Магры, выполняет ейную волю, стоит пальцем шевельнуть. А в очи его заглянет – так и вовсе дурень умильный на всё готовый. Даже досадно, что на сделку с колдуном согласилась, зельем приворотным его опоив. Не мужик, а кукла ярмарочная. Тьфу!
Другое дело – колдун. Тот мужик интересный, хоть и не княжьего роду вовсе. Люд в городе его боится – значит, уважает. А рассказывает если – заслушаться можно. Про таинства колдовские, про духов, что в воде и в лесу живут. Про силу и власть, которыми те духи людей одаривают, стоит только договор заключить.
- Только тебе от князя затяжелеть придётся. – говорил колдун.
- Да не хочу я! Не нужно мне дитё противное, верещащее! – вскочила с лавки Магра.
- Не волнуйся. – заверил колдун. – Родишь – княгиней станешь, а сын – наследником. А тогда и князя уморить недолго. Всё равно от зелья приворотного он дурак-дураком станет.
Всё-то хорошо, всё ладно. Но дочка княжья – Добродея, о сговоре Магры прознала. И, явившись к княгине в горницу, разговор с ней имела. Просила по-хорошему - отца не трогать и освободить от персоны Магриной жизнь отца добровольно.
Осерчала Магра от хамства такого несусветного и кинулась к колдуну. Ногами топая, глазами молнии метая – рассказала, что угроза плану намечается.
Колдун терпеливо выслушал, и потребовал сделать вот что: волос из бороды князя, волос с головы и кусочек тряпочки подола его рубашки принести.
- Занеможит князь хворью тяжёлой будто бы, а ты лаской своей его будто излечишь.
_____
- Батюшка, ты спишь? – приоткрыла дверь в горницу князя Добродея.
Князь, хворью выжатый, лежал на кровати, лицом осунувшись.
- Заходи. – сказал, повернувшись.
Зашла Добродея. Дверь за собой ногой прикрыла. И чашку, что травами пахла, на столик поставила возле кровати.
- Батюшка, - улыбнулась ласково, - Я отвар тебе принесла. Выпей и хворь выйти должна.
- Спасибо, дочка, но Магра моя отварами меня поит. Говорит, что больше другого пить нельзя, а то смерть моя придёт
- Магра? Отварами? – нахмурилась Добродея. – Ой, не слушай её, батюшка! Власти она хочет княжьей. Нет у неё любви ни к тебе, ни к чему другому, кроме самой себя.
И вдруг как князь поднимется и сядет в кровати, да как закричит:
- Да как ты смеешь порочить княгиню? Она, читай, мать тебе! Слова дурного о тебе не сказала. Всё заботится да радеет обо мне, о тебе и доме нашем.
Покачала головой Добродея, и глаза от слёз вдруг заблестели:
- Мать у меня одна была , да нет её у меня больше. Но и Магра ею не будет. Ни названной, ни противвольной. Извини, батюшка, но нет веры для неё у меня. .
Хлопнул князь ладонью по перине, на которой лежал. Но так хотелось, чтоб ногой об пол, чтобы громко, чтобы древо кровати - в щепы! Гнев поднялся в нём волной грудь переполняя.
- Да сколько можно с горем своим носится? Умерла Анна давно. И не жить ни тебе, ни мне теперь, себя с ней вместе похоронив?
Добродея насмешливо и тоскливо улыбнулась:
- Это Магра так сказала?
- Магра добрая женщина. И зла нам не желает. – отрезал князь. – Не порочь её имя даже.
И вдруг скрутил его нутро кашель такой, что лицо покраснело. За горло хватается, вздохнуть не в силах.
Добродея к двери кинулась и столкнулась с Магрой. Та очами на неё стрельнула, оттолкнула дочку княжью и к князю кинулась.
- Лекаря позовите!
_______
Замолчала Добродея, на лес Зареченский глядя. С тоской очами обводя полюбившейся ей край. Вздохнула. Вспоминала, как заново, переживая, картины прошлого оживляя в своей памяти.
- Ну а ты-то что? – выдохнула Златка, качая на коленях дочурку свою Забаву.
Добродея взглянула на Злату.
- Ну а я-то что? Когда Магра батюшку убедила в том, что колдовство на него я наслала, тогда и вовсе он осерчал. – горестно усмехнулась. – Разбушевался так, что хоромы ходуном ходили. Магра плакала и за живот свой хваталась. Батюшка всё кричал мне : «Чтобы духу твоего в городе моём не было». Магра руки тянула к нему в слезах, просила меня помиловать.
- Вот змеюка-то! - ахнула Яромила. - Ей не в княгини а в потешники на ямарки бродячие надо. Актёрка, ей-бо! Там и слава и любовь люда была бы ей!... А батюшка-то твой что?
- Батюшка и помиловал, - горько усмехнулась Добродея, - Языка урезал, чтобы я напраслину на добрых людей не возводила, и в темницу бросил. А бабушка-чернавка из темницы меня вызволила. "Беги". - говорит, - "Дитятко сердешное. Куда хочешь беги подале, только здесь тебе жизни не будет".
Вздохнули в молчании кручинном все трое, горькой судьбиной проникнувшись. Помолчали. Казалось, даже птицы лесные притихли - закручинились.
- Так нам тебя Добродеей звать? – прищурилась Злата, наклонив светловолосую голову.
Впервые, за всё время сказа своего улыбнулась Добродея.
- Марфа я для всех теперь. Пусть люди меня так и называют. Так мне спокойнее.
И, помолчав, добавила:
- А тот человек чужой, что приходил, - по душу мою. Батюшка меня ищет, но не для того, чтобы приголубить и прощения просить. Смерть ему моя нужнее. Батюшке и Магре. Потерян он теперь и для меня, и для себя самого. Нет у него воли своей. Есть воля и желания Магры.
Опустила Злата очи на маленькое личико спящей Забавы, которая во сне губками двигала, причмокивая. Вскинула очи теплом лучившиеся - прямо в глаза Добродеи взглянула, и молвила:
- Не кручинься. Ты - хорошая. И я тебе верю. Мы с Яромилой не выдадим тайны твоей. – улыбнулась Злата, взглянув на старшую подругу.
- Для нас и для всех ты Марфой будешь – кивнула Яромила, дотронувшись до плеча Добродеи. - Отпусти из сердца прошлое. Оно было и ушло. Не выдадим мы секрета твоего. И для люда нашенского ты Марфой будешь.
Сидели, щебетали шутками, улыбались друг другу, солнышку, ветерку летнему и травам летним, душистым, что цветным ковром покрывали землю. Златка, веселушка и придумщица, унывать не давала.
Скрепило их троих тайна общая. Связала подруг, тонкой нитью протягиваясь. И был у той нити цвет голубой – как небо чистое, и ярко-жёлтый – как ясно солнышко. И дружба, начавшаяся внезапно, от общности ихней крепла.
- Ну всё, девоньки, - улыбнулась сердечно Яромила, бережно забирая Забаву из рук Златы. – повздыхали и будет вам. А сейчас воротимся на хутор. Там в избе общинной люд собирается – блины, квас и посиделки. Вставай, Златка!
- Ой! – поднялась Злата, - Спина не разгибается и зад намозолила.
Яромила с Марфой так и прыснули со смеху.
- Ну, будет тебе! Отойдёшь ещё! Не так давно дитё родила.
Шла Добродея, улыбаясь чувству светлому, теплом разливающимся в её душе. Хорошо вдруг стало, как камень с души свалился. Нашла людей хороших, по душе себе. И им мила стала. А там – забудется всё, та и наладится.
Главное - чтобы никто другой не пришёл, счастье только найденное захотев разрушить.
_______
Продолжение.