Красиво жить, как говорится, не запретишь. А «красиво» умирать? Всё, молчу-молчу. Мне и самой иногда кажется, что в наш гламурный век с его простыми силиконовыми радостями смерть является не чем иным, как досадным недоразумением или, если хотите, пережитком прошлого. «Проклятьем фараонов» каким-то.
Но раз уж она есть, раз уж она пока ещё существует, слегка царапая благоприобретённый жизнеутверждающий глянец нашего счастливого времени (хотя учёные всего мира уже близки к тому, чтобы покончить с этим атавизмом раз и навсегда!), - ничего не поделаешь - приходится быть в курсе её последних модных тенденций. Итак, смерть начала XXI века – это…
Это, как вы уже догадались, и не смерть вовсе (чур меня!), а эвтаназия. По крайней мере, звучит красиво. И красиво переводится с греческого – «эв» - хорошо, «танатос» - смерть, - стало быть, «благая смерть», а точнее «благоумерщвление».
А что, некоторым очень даже нравится.
Помнится, был такой французский социалист Поль Лафарг, так им с женой Лаурой (дочкой Карла Маркса) за отсутствием эвтаназии пришлось на склоне лет сообща накладывать на себя руки.
В предсмертной записке Лафарг написал: «Я здоров душой и телом. Ухожу из жизни, пока жестокая старость не отняла духовные и физические силы, не лишила меня радости жизни...»
Правда, старость сама по себе пока ещё не является достаточным условием для эвтаназии. А вот неизлечимая болезнь, «отнимающая духовные и физические силы, лишающая радости жизни» – да.
В Голландии, в штате Орегон (США), в северной Австралии безнадёжно больного можно умертвить (разница в том, что на севере Австралии эвтаназия официально разрешена законом, в Голландии по каждому случаю эвтаназии формально заводят уголовное дело, которое потом закрывают за отсутствием состава преступления, а в штате Орегон доктор «всего лишь» имеет право выписать больному по его же просьбе что-нибудь эдакое, чтобы тот больше не мучился).
Ну разве не прелесть? Чик – и готово. Лишь бы никто не страдал и не терзал своими страданиями окружающих.
Семь раз отмерь
Российскими законами эвтаназия, как известно, запрещена. Но в каждой тёплой компании и на каждом Интернет-форуме обязательно найдётся тот, кому идея «благоумерщвления» безнадёжно больных по их же просьбе кажется не только высшим проявлением милосердия, но ещё и важнейшим культурологическим достижением, поскольку она, якобы, позволяет человеку ещё более успешно управлять своей жизнью, а не перекладывать на провидение решение важнейших вопросов своего существования.
А если вдуматься?
Недавно в Псковской епархии прошла виртуальная пресс-конференция с участием известного российского богослова, старшего преподавателя кафедры биомедицинской этики Российского государственного медицинского университета (Москва) диакона Михаила Першина.
(Эта моя статья под названием "Национальные особенности эвтаназии: всем смертям назло" была опубликована в псковском еженедельнике "Стерх" 4 декабря 2007 года, поэтому "недавно" тут означает "14 лет назад").
Першин объяснял, почему Русская Православная церковь против эвтаназии. И почему каждый здравомыслящий человек должен быть против эвтаназии, независимо от его мировоззрения или вероисповедания.
Дал слово – держи!
Для начала неплохо было бы освежить в памяти клятву Гиппократа, в которой есть такие слова:
«Я никому, даже просящему об этом, не дам вызывающее смерть лекарство, и также не посоветую это» .
Уж наверно, при Гиппократе было ничуть не меньше безнадёжно больных и, уж наверно, мучались они от невыносимых болей без современных анестетиков так, как нам и не снилось. Так неужто основоположник современной медицины был таким жестокосердным?
По словам Михаила Першина, противники эвтаназии пекутся не только о душах смертельно больных людей, предостерегая их от греха самоубийства, но и о душах врачей, которым пришлось бы заниматься таким чёрным делом по долгу службы, как многие из них сейчас вынуждены заниматься абортами.
Потому что история Родиона Раскольникова, совершившего «принудительную эвтаназию» старушки-процентщицы из лучших, как ему казалось, побуждений, является не только гениальным вымыслом, но и психологически верным описанием трагедии порядочного человека, решившегося на столь безнравственный поступок.
Или вы думаете, что у современного Раскольникова не может быть своей пожизненной каторги?
Ещё один резонный вопрос: а сможет ли пациент вполне довериться врачу, который в любой момент готов отправить его на тот свет?
Memento mori
«Memento mori» - приговаривали в средние века, что значит – «Помни о смерти».
Но в современном западном мире, обратил внимание отец Михаил, о смерти стараются не вспоминать. В некоторых европейских городах погребальным процессиям даже запрещено появляться на улицах в дневное время – дабы не расстраивать здравствующих граждан почём зря.
А всё дело в том, что современная западная цивилизация настолько переусердствовала, формируя из человека идеального потребителя всяческих удовольствий и благ, что ему невыносима сама мысль о страданиях и возможной смерти.
У этой смертебоязни есть и обратная сторона. Как только человек по каким-то причинам перестаёт быть машиной для наслаждений (или он состарился, как Поль Лафарг, или серьёзно занедужил), единственным лекарством от всех переживаний ему кажется смерть.
«Главная проблема страдающего человека, - говорит Михаил Першин, - увидеть смысл мук. Если этот смысл есть, человек любую боль вынесет. Если его нет, даже насморк может оказаться поводом к суициду».
И приводит в пример Александра Солженицына, которому ещё в молодости был поставлен смертельный диагноз, который прошёл сквозь сталинские лагеря, но вопреки всему выжил, потому что ему было ради чего жить.
В то время как многие другие впадают в отчаяние от малейших неприятностей, искренне веря, что жизнь только тогда чего-нибудь да стОит, когда она протекает так же безмятежно, весело и сыто, как у героев рекламных роликов, и никаких других проблем, кроме проблемы качественного выбора – карьеры, товаров и услуг - в ней просто не должно быть.
Так что же лучше: памперсы или эвтаназия?
У сторонников эвтаназии имеются неопровержимые, как им кажется, аргументы. Они считают умерщвление безнадёжно больного по его же собственной просьбе актом милосердия, а эвтаназию, соответственно, «последним лекарством» от невыносимых мучений.
«Нехорошие вещи часто упаковываются в красивые названия, - говорит отец Михаил, - в нацистской Германии программу насильственного умерщвления умственно отсталых и неизлечимо больных называли «Здоровье нации».
С помощью этой программы, кстати, нацисты надеялись улучшить генофонд немецкого народа и вывести желанного свехчеловека. Некоторые убеждённые сторонники эвтаназии (и абортов) до сих пор считают, что это неплохая идея.
Ради улучшения генофонда, напоминает Першин, в Германии с 1939 по 1941 год было уничтожено 70 тысяч немцев. Бывали случаи, когда на эвтаназию из детских домов направляли подростков, страдающих всего-навсего энурезом.
Улучшился ли от этого немецкий генофонд? Современные учёные проверили. Оказывается, нисколечко. Нынче у немцев рождается практический столько же детей с отклонениями в развитии, сколько и у любого другого европейского народа.
А ещё сторонники эвтаназии утверждают, что одним из главных достижений современной цивилизации является право человека самостоятельно распоряжаться своей жизнью.
По словам Михаила Першина, это опасное заблуждение зиждится на неверии в Бога, а куда заводит такая убеждённость в «обезбоженности бытия» лучше всего, по его мнению, показано в романе Ф.М. Достоевского «Бесы».
Там один исступлённый атеист пустил себе пулю в лоб – только чтобы доказать свою власть над бытиём. Он хотел таким образом стать самому себе Богом, но забыл, что Бог – это любовь, а не самоуничтожение.
Очень часто причиной эвтаназии является альтруизм тяжелобольного. Он, может, и не хочет умирать, но считает себя обузой для других. Что же его теперь убивать за сострадание к близким?
Наконец, некоторые верят, что “благоумерщвление” безнадёжно больных позволит сэкономить много-много денег на лечение тех, кого ещё можно вылечить.
Именно этот аргумент, кстати, привёл к тому, что в той же Голландии самыми ярыми противниками эвтаназии стали организации инвалидов. Инвалиды сразу поняли: в обществе, которое готово убивать из соображений экономии, однажды захотят сэкономить не только на смертельно больных, но и на тех, кому никогда не выздороветь.
Когда медицина бессильна
Смертельный диагноз может быть таким же ошибочным, как и смертный приговор суда. По утверждению Михаила Першина, до 30% вскрытий обнаруживают, что больного лечили совсем не от того или не совсем от того, от чего он умер.
А ещё науке известно немало случаев необъяснимого излечения «безнадёжно» больных. Как любят шутить врачи, «если больной во что бы ни стало решил жить, то медицина тут бессильна».
К тому же всегда остаётся надежда, что какое-нибудь новое лекарство или правильно подобранный метод лечения окажется спасительным.
Поэтому стала уже хрестоматийной подлинная история одного врача, который сделал эвтаназию своему больному тяжёлой формой дифтерии сыну, не в силах видеть его страдания, а на следующий день узнал, что создана сыворотка, которая могла бы спасти его ребёнку жизнь.
Вдобавок человек обладает поразительными способностями приспосабливаться к новым условиям своего существования – так что вчерашний отчаявшийся больной, который умолял сделать ему смертельную инъекцию, сегодня может с аппетитом позавтракать и с новой силой возжелать жить, что само по себе повышает его шансы на выздоровление.
А выздоравливать кто будет? Пушкин?
Прагматики ещё к тому же боятся, что легализация эвтаназии парализует развитие медицины. Ведь умертвить всегда проще, а главное, дешевле, чем бороться за жизнь.
«Если бы во времена Пушкина применялась эвтаназия, мы бы до сих пор закапывали всех, кто получил пулевое ранение в живот », - говорит Михаил Першин.
Иными словами: Пушкин мучился не зря. Теперь его случай - это совсем не сложная операция для хирурга любой районной больницы – и всё благодаря тому, что многочисленные предшественники этого эскулапа и не думали тягаться с Дантесом.
Туда, где предвечерний свет
Это теперь для тяжело больных созданы хосписы, где за их спасение борются не только медицинские работники, но и священнослужители. А во времена воинствующего атеизма врачи боялись заходить в палаты к безнадёжно больным, не зная, как объявить им страшный диагноз, а главное, как объяснить пациенту, ради чего он должен промучиться ещё несколько месяцев или дней, перед тем, как отдать Богу душу.
А правда, ради чего?
Михаил Першин утверждает, что время умирания не обедняет, а обогащает человека, наполняет его жизнь новым смыслом.
Оказывается, некоторые безнадёжно больные переживают эти, последние, дни как лучшие в своей жизни. Потому что на пороге смерти они наконец-то получают возможность отрешиться от всего того, что мешало им осознать себя личностью, которая живёт не ради признания или материального благополучия, а для того, чтобы любить и быть любимой.
В этот трагический период многим удаётся наконец-то выстроить добрые отношения со своими близкими, простить их и себя за нанесённые обиды.
В общем, по христианской традиции, человек хоть и просит у Бога лёгкой смерти – «эвта-назии» (только не такой эвтаназии, которая является делом рук человеческих и, следовательно, отречением от Бога), но всё же надеется, что она не застанет его врасплох, а позволит завершить должным образом все свои земные дела и приобщиться таинству смерти с чистой душой.
«Только человек, воспитанный в этой традиции , - говорит отец Михаил, - может, подобно Юрию Визбору, сказать в канун своего отшествия из этого мира: «Пора туда, где предвечерний свет».
«В нашей практике не было ни одного случая, чтобы больной попросил сделать ему смертельную инъекцию, - говорит директор Псковского хосписа имени Святой Марфы-Марии Людмила Валентиновна Степанова. – Это только пока вы живы-здоровы, вам кажется, что легче умереть, чем терпеть боль. А коснись, даже немощная 90-летняя старушка – и та боится умирать, из последних сил сражаясь за жизнь.
Да и сотрудники нашего учреждения никогда бы не пошли на такое. Наоборот, каким бы ни был прогноз, они всеми силами стараются облегчить страдания больного, сделать всё от них зависящее, чтобы он жил.
Среди родственников наших пациентов большинство – тоже нормальные люди, которые искренне надеются на лучшее. Так что все мы однозначно против эвтаназии».
У каждого «безнадёжного» есть надежда
«И потом, если у нас в России легализировать эвтаназию, то это ж сколько больных стариков сразу станут «безнадёжными» - из-за квартир, из-за наследства, из-за того, что некоторым просто-напросто захочется поскорее от них избавиться, - добавляет Людмила Валентиновна.
- У нас сегодня и без эвтаназии почему-то один за другим горят психоневрологические диспансеры. У нас и без эвтаназии преклонный возраст часто является противопоказанием для квалифицированной медицинской помощи (попробуйте-ка поставить искусственный сустав пациентке со сломанной шейкой бедра, если ей «уже» за 70!).
...К нам как-то поступила из общежития одинокая онкологическая больная, у которой в связи с монетизацией льгот сняли группу инвалидности, тем самым лишив её источников жизнеобеспечения. Людей и так обрекают на вымирание, а вы говорите: "эвтаназия"...
Не скажу, что на всех наших пациентов перед смертью снисходит просветление. Люди умирают очень по-разному. Иные до такой степени мучают своих близких, что даже нам их родственников жалко становится. Но переоценка ценностей в любом случае происходит.
Помню, положили к нам одного высокопоставленного начальника – ещё из тех, советских, времён. Священник хотел было с ним поговорить, но тот наотрез отказался – он же всю жизнь был атеистом. А за неделю до смерти вдруг передумал – захотел креститься.
Эвтаназия не оставляет человеку шансов, а шанс всегда есть. К примеру, лежала у нас тут без движения одна, уж кажется, совсем безнадёжная больная. Но каждое утро во время обхода она сочиняла врачу, что встаёт. И что вы думаете? – однажды она всё-таки встала! Мы не верили, что она пойдёт, а она пошла".
...Остался главный вопрос: а кому в современном мире на руку эвтаназия? Ну уж наверное, не только тем, кто хочет побыстрее избавиться от надоевших родителей, чтобы завладеть их квартирой. И не только тем, кто приторговывает донорскими органами…
Так вот, например, в Голландии закон об эвтаназии лоббировали компании, занимающиеся медицинским страхованием, утверждает Михаил Першин...
