Горыныч приземлился, во время торможения раздался привычный визг (трение пяток о поверхность). Пяткам ничего не сделалось (закаленные, подошва, как броня), а вот трава задымилась, пришлось затоптать, чтобы пожар не приключился. Не то чтобы травы жалко было — местные тут же обнаружат присутствие дракона.
— А нам это надо? — спросила Третья голова.
Первая и Вторая отрицательно покачали.
«Восседая на облачной дымке, правит летящим драконом» — произнёс Горыныч (хором все три головы) пароль, из классического даосского текста Чжуан-цзы, который ему сообщил Лун. Он сказал, как прилетишь, так и скажешь, слово в слово, тут же появится указатель, куда двигаться дальше. Так и есть, в небе появилась белая линия, потом реактивные самолеты научатся у драконов оставлять такие следы в небе. Вдоль этой белой линии Горыныч и полетел.
Оробел немного, у себя-то он с ни с богами, ни с бессмертными не общался, а тут такой почёт. Дворцы, павильоны, мосты, пагоды щетинятся загнутыми уголками крыш, сияют золотом. Три пары глаз разбежались — куда идти.
— «Налево пойдешь, направо пойдёшь» здесь, наверное, не работает, — сказала Третья.
— Нас встречают, — обрадовалась Первая.
Какой-то человек, прислужник, как его ещё назвать, — Лун других инструкций не давал, — поклонился и сообщил, что Горыныч определён к одному из Восьми Бессмертных — Люй Дунбиню.
— Проводи, — согласился Горыныч.
Они вошли в мраморный дворец: высокие колонны — потолка не видно; золотые светильники — солнце не нужно; арки, ведущие в залы, — заблудиться можно. Мрамор приятно холодит ступни. В фонтанах серебро воды блестело ярче золота светильников. Прислужник свернул в один из залов. Горыныч остановился у какого-то сооружения, напоминавшего что-то знакомое по сути, но совершенно незнакомое по виду.
— Что это? — спросила Первая голова у остальных.
— Колесница, — ответила Вторая.
— Мы в конюшне, — сказала Третья.
— А где кони? — спросила Первая голова.
— Напомните, что там Лунь говорил о том, чтобы приносить удачу людям? — попросила Вторая.
— Люй Дубинь — покровитель литературы и парикмахеров, а также мастер даосской алхимии, — сказал прислужник, — он едет в колеснице, запряженной драконом на помощь тем, кто в ней нуждается.
— Мы ездовые собаки, — сказала Вторая.
— Кони, — сказала Третья.
— Не, ну прислужник же сказал, что мы поспешим на помощь тем, кто в ней нуждается, — сказала Первая.
— Хомут видел? — спросила Третья.
— Возили же мы на себе богатырей пару раз, — напомнила Первая.
— На спине возили. А здесь телега, хомут, — сказала Вторая.
— Золотая колесница. Повезём не абы кого, а одного из Бессмертных, — сказала Первая.
— Хомут один. Кому его наденут?
— Коренному, — хохотнули Первая и Вторая.
Пока Горыныч осматривал колесницу, — золотой кузов, серебряные колеса, конечно, алхимик Люй Дунбинь знает, как получать драгоценные металлы, лучше бы она была деревянной, тяжелое это ваше золото, — прислужник принес ещё два хомута.
— Примеряем, не стесняемся, — хохотнула Третья.
Появился пошатывающийся Люй Дунбинь, небрежно, но дорого одетый, то ли с мечом, то ли с мухобойкой, — у предмета в его руке были зыбкие очертания. И халат Люй Дунбиня, то светился прорехами, то казалось, что это тени на дорогом шёлке, синем как река, в любом случае, в рукавах его гулял ветер.
— Он вооружен, — возмутилась Третья.
— Может, так принято, — засомневалась Первая.
— Вот как отрубит тебя, узнаешь тогда, как принято, но ведь он ошибётся, отсечет наверняка или меня или Третью, — сказала Вторая.
— Он вообще трезвый? — запаниковала Третья.
— Это меч, рассеивающий зло, — снизошёл до разговора с Горынычем Бессмертный.
Горыныч подпрыгнул на месте.
— Мы зло? — спросили две головы у Третьей.
— Сам он зло, — сказала Третья, — бежим.
Горыныч побежал по мраморному коридору, к сожалению, он позабыл, что запряжен в колесницу. Бессмертный запрыгнул на ходу. Горыныч, почувствовав разницу в весе, — Бессметный был крепким мужчиной, тяжела добродетель, — и заложил вираж. Люй Дунбинь намотал вожжи на одну руку, другой вцепился в борт.
— В штопор, может, возница вывалится из колесницы, — скомандовала Третья.
— Яогуай, берегись, — крикнул Люй Дунбинь, — мы идём за тобой!
— Куда это он идёт? — Первая.
— И кто такой яогуай? — Вторая.
— Зло всегда со злом договорится, может, не всё так плохо, — предположила Третья.
Яогуай, медведь-оборотень, озадаченно смотрел, как сверху приближается растущая на глазах точка. Один из Бессмертных, определил он, Люй Дундинь, кто же ещё, но везёт его явно не Лун. Трёхголовый, удивился яогуай-медведь, сейчас в землю врежется. К ещё большему его удивлению, дракон, запряжённый в колесницу, выровнял полет над самой землей и приземлился как раз перед ним, подняв облако пыли.
— С ветерком довезли, — сказала Третья.
— Кто это? — спросила Первая, разглядывая не то зверя, не то призрака, не то демона.
— Мы с этим драться не договаривались, — сказала Вторая.
— Мы вообще на чьей стороне? — поинтересовалась Третья.
Из колесницы пытался выбраться Люй Дундинь, которого подташнивало от быстрой езды и выпитого накануне. Яогуай-медведь как-то засмотрелся на запутавшегося в вожжах Люй Дундиня, и забыл, что первое правило для яогаай — бежать от Бессмертного. Тем более, что он выхватил из ножен меч, рассеивающий зло.
— Нельзя же так, без объявления вины, — сказал Горыныч.
— Он приобрел магическую силу через практику даосизма, — объяснил Люй Дундинь, — и собирается использовать её во зло людям.
— Эти люди, когда я был жив, поймали меня, посадили в тесную клетку, прокололи мне бок, и получали из меня желчь, пока я был жив. Я погибал в мученьях, — заревел, оправдываясь, яогуай.
— Его мучили, — сказали одновременно Первая, Вторая и Третья.
— Мучили, — подтвердил яогуай-медведь, — я пришёл за теми людьми, что сделали мне в боку дырку.
— Что же теперь поделаешь, — сказал Бессмертный, — ты вернулся для мщения, я не могу этого допустить.
— Невозможно на это смотреть, — заявила Первая, — несмотря на то, что очень интересно увидеть меч, рассеивающий зло, в действии.
— Да ну, потом спать не сможешь, — сказала Вторая.
— Возвращаемся на базу? — сказала Третья.
Две другие согласно кивнули.
— Эй, — кричал Люй, Дундинь, — послушайте, остановитесь, остановись, я должен выйти.
Яогуай-медведь, глядя им вслед, привычно потёр уже не болевший бок.