Гомункул бездельничает, печь, добытая с таким трудом, простаивает. Этот мошенник думает, что я, как фокусник, могу просто из шерсти доставать для него любое оборудование. Возможно, какое-то время я ещё потерпел бы, но он начал поучать меня. Достаточно с меня того, что я терплю ворчание хозяйки.
— Где золото? — спросил я у гомункула, — печь у нас есть, а золота нет.
Он выбрал тактику, старую, как мир: притворился мертвым жуком.
— Мы так не договаривались, — говорю бездыханному телу, — Прохор, ты сказал, что нужен атанор — добыли тебе такой атанор, какой твоему Альберту и не снился. Только у Альберта золото было, а у нас золота нет.
Тут он как взвился. Я думал, что их-за того, что Альберта ему в пример поставил.
— Я не Прохор, — орёт, — я — Парацельс!
— А я — Дарвин, а не рыжий, — отвечаю.
— Это почему ты Дарвин? — ехидно так спрашивает.
— Потому что живучий, — отвечаю, — надо ещё проверить, насколько живучий ты.
Опять в обморок. Ну что ты будешь делать. С химиками всегда так, даже затрещину нельзя дать, формулы из головы повылетают.
Я уже список составил, игровой компьютер, самокат электрический, переноску комфортную. О, мысль. Чего Прохору валяться здесь в обмороке на полу, отнесу его в переноску, пусть лежит там. А то хозяйка, чего доброго подумает, что я на него, как на хомяка поохотился. Нехорошо с хомяком получилось, нда.