Мы возвращались из свадебного путешествия, которое чудесно провели с Кабардино-Балкарии. Мы не раз поднимались на канатной дороге, посетили Долину Нарзанов, получили массу удовольствия от термальных источников Гедуко, видели Чегемские Водопады, восхитили нас и Голубые Озера.
А постоянные встречи на дорогах, а особенно на горных тропинках с осликами доставляли нам море удовольствия, они такие милые. Съездили мы, раз выпала такая возможность быть рядом, и Минводы, Пятигорск, а в Кисловодске нам так понравилось, что захотелось даже переехать туда. А сколько фотографий и видео мы везем домой!
Но вот мы уже в вагоне поезда и с сожалением расстаемся с Кавказом. Ехать нам далеко, поэтому мы выкупили все купе и наслаждаемся друг другом. Он лежит на верхней полке, я внизу с другой стороны, чтобы нам удобнее было общаться. Но я больше люблю хоть молча, чтобы мысли летели наперегонки с поездом, а может обгоняя его – на годы вперед, ну почему бы мне не помечтать, например, о том, как мы приедем на Кавказ вновь с сыном или дочкой, а может быть у нас будет уже двое детей. главное, что мы будем ехать на поезде, где нет необходимости следить за дорогой.
Три дня пути вовсе не были утомительными, это был заключительный аккорд нашего свадебного путешествия, ведь мы уже видим из окна родные северные места, они тоже по-своему хороши, просто мы к ним привыкли и не замечаем их неяркую прелесть. На очередной станции мы решаем выйти и подышать свежим воздухом.
У вагона стояло несколько новых пассажиров, но мое внимание привлек мальчик лет трех-четырех, меня поразил его взгляд. Не детский любопытный в предчувствии предстоящего путешествия, а тоскливый и безнадежный, откуда же у такого крохи такое отчаянное уныние. Меня, как психолога, он очень заинтересовал. Вдруг к нам подошел проводник:
– Простите за беспокойство, вы не могли бы на ваши лишние два места пустить вот этих людей, им срочно надо уехать, а мест нет. Только ваши два на весь поезд, вам вернут деньги по приходу поезда на конечную станцию, – и показал на мальчика и его родителей.
– Да не надо нам никакого возврата, здесь осталось-то шесть часов езды. Пусть едут на наших местах, ведь они оплачены,- проговорила я быстро и уверенно, будто кто-то продиктовал мне это. Муж удивленно посмотрел на меня и не стал перечить.
Мы поднялись в вагон с новыми пассажирами и прошли в свое купе. На свободную нижнюю полку мы и посадили гостей. Спать уже никто не собирался, было 9 часов утра, если только мальчик.
– Хочешь на нашу верхнюю полку? – тихо и дружелюбно спросила я и взяла его за руку. Он весь сжался, чувствовалось,что он боится, но все же кивнул в знак согласия.
Отец поднял его посадил на еще застеленную постель. Мальчик улегся на живот и стал смотреть в окно. Первой разговор начала женщина, она была, скорее всего, моей ровесницей, но сильно чем-то угнетенная, она выглядела старше.
– Спасибо вам большое, вы очень нас выручили. Если мы сегодня не попадем к месту работы, то нам негде будет ночевать. Меня зовут Маша, мужа Глеб, а мальчик... – она, помолчав, добавила, – Антон, он соседский, вернее был, а теперь наш.
– Я Инна, а муж – Владимир. У нас пока ни своих, ни чужих детей нет, мы возвращаемся из свадебного путешествия. Но я, как специалист, скажу вам, что с мальчиком не все в порядке, его надо лечить, по видимому он долго подвергался какому-то давлению на психику. Я психолог, поэтому можете мне поверить.
– Да, еще как подвергался, – начала Маша свой рассказ, а Глеб, взял моего мужа за руку и вывел его из купе, пробормотав, что у него нет сил даже слушать об этом, – а Маша продолжала, – его непутевые родители сожгли и свой и наш дом. Да и сами они сгорели, вот только мальчонку Глеб смог из огня вытащить, – она встала, накрыла уже спящего мальчика одеялом, и продолжила, – мы полтора года прожили с ними рядом, насмотрелись много чего, ну прямо, как в детективе: и водка, и наркотики, и драка и даже стрельба. Как это еще он жив остался, а сколько раз мы полицию вызывали, правда она до нас не доезжала. Звонили, письма писали, даже в газету, но никаких мер не принимали, ведь как таковой нашей деревни уже не было на карте области, – объяснила Маша, и продолжила, – мальчик очень часто у нас ночевал, особенно зимой. Мы ему даже кровать купили. А эти горе-родители ни разу даже спасибо не сказали. Нет, это я не к тому, что мы ждали благодарности, просто они не соблюдали элементарные правила общения, не знаю кто и как их воспитывал, но в их лексиконе даже не было слов “спасибо” и ”пожалуйста”.
– Да, и мне доводилось встречать таких недоучек, – с казала я, а она продолжала, – как и на что они жили не представляю, ведь у нас в деревне даже магазина не было, а когда отключался свет, то его могли и неделю, и две не подключать. Жили они в чужом доме, хозяйка уехала в город к дочери, у продавать его некому, в деревне всего десять семей жили. Мы тоже хотели уехать, но у Глеба мама больная была, мы за ней ухаживали, да и ехать-то особо некуда было.
Мальчик зашевелился, Маша подскочила и глянула на него, но он только повернулся на бок.
– Глеб ездил на работу в Москву, у нас было небольшое хозяйство: коза, куры, на троих нам хватало. Только тесновато было. Вот наша соседка, уезжая в город, и предложила нам пожить у нее,он был почти рядом, через три дома о свекрови. Когда Глеб возвращался с вахты мы жили в этом доме.
– Неужели люди так живут? – удивилась я,
– В деревне это не редкость, – пояснила Маша и продолжила, – В ночь пожара Антон был дома, но спасать его никто не торопился, все, увидев огонь, кинулись спасать каждый свое жилище. Пожарных в деревне не было. Я одна с огнем справиться не могла, а только спасала то, что можно вытащить. А Глеб кинулся спасать мальчонку, выбив окно, где его, обычно, запирали, он Антона не нашел. Он пробежал по дому, там, где еще можно было пройти, но его нигде не было. Он совершенно случайно услышал его плач из погреба, в который можно было попасть из чулана, на счастье Антона огня там не было, от с трудом поднял придавленную чем-то тяжелым, Антон уже стоял на лестнице, схватив его, Глеб кинулся к выходу. Остальных спасать никто не рискнул, да и рисковать было некому, старики да старушки в деревне остались, а у Глеба уже сил не было.
Видно воспоминания давались ей с трудом, на глазах появились слезы, но все же женщина продолжила:
– Их увезли в город, там же и похоронили, как бомжей, ведь никто не знал не только их фамилию, но даже по именам их не знали. Никак документов на пепелище не обнаружили.
– А как же вам удалось усыновить мальчика без документов?
– Вся деревня вступилась, рассказали, что мы его и так за сына держали. Правда нам сказали знающие люди, что лучше взять опеку над ним, тогда он сможет в 18 лет получить от государства квартиру, а у меня все эти годы стаж будет идти и даже деньги мне платить должны. Мы прописаны были у свекрови, женаты официально, вот нам и дали мальчика. Но через три месяца свекровь, царство ей небесное, умерла. После нашего отъезда в деревне осталось всего четыре семьи, да и то те, кто также как и мы досматривал стариков. А если вдруг, не дай Бог, с нашим домишком что случится, мы останемся бомжами.
– Неужели в наше время такое может случиться?
– Не знаю, но мы с Глебом очень этого боимся.
Мы замолчали, уставшая от переживаний Маша задремала. А я сидела и думала, как могло так случиться, что наши деревни вдруг оказались в 19 веке без света, без газа, без телевизора, а про интернет и говорить нечего. Вдруг мальчик открыл глаза и посмотрел на меня с таким укором, как будто во всех его бедах была именно я виновата.
Но вот уже и окраина родного города, мы быстро стали готовиться к выходу. Маша проснулась, они сняли мальчика, я достала из сумки свою визитку и дала ее Маше:
– Обращайтесь к нам, если вам вообще некуда будет деться.
И мы, расставшись со случайными попутчиками, направились домой.