Через неделю дом Маргарита нашла. Причём, влюбилась в него сразу, с первого взгляда, уж больно хорош. Не дом - настоящий теремок, небольшой, бревенчатый, с красной крышей на которой гордо крутился флюгер - петушок с растопыренными крыльями. Дом строили не местные, жили здесь где-то год залетные, городские, строили им по заказу настоящие мастера, как поговаривали в селе, хотели они фермерством заняться. Набрали земли, накупили цыплят, гусят, уток, коз, приценивались к телке, но!!! Что - то не пошло. Стадо месячных цыплят полегло разом, в три дня, половину гусят положил хорь, четырех молодых, настоящих племенных и очень редких козочек сперли с пастбища среди бела дня. . Да и жена молодая, слышали соседи, орала о своём желании уехать так, что звенели горшки на козьем плетне и затихали птицы. А потом собрались они в одну неделю, продали оставшуюся скотину почти задарма, заколотили дом и убрались, вроде их и не было. А дом продавала от их имени соседка - ушлая Катерина, брала себе немаленький куш. Но домик был так дешев, что Маргарита ухватилась за него сразу, в пару дней оформили покупку, вместе с сестрицей навели там порядок, и к Новому Году торжественно заселили туда новую хозяйку, предварительно запустив крошечного беленького котёнка - как раз у Катерины окотилась кошка.
-Ну что, Кузя! Давай. Топай, покажи хозяйке дорожку. А то она, вон, сомлела что-то со страху.
Котенок бодро промаршировал в дом, оставив малюсенькие мокрые следы на крашеных досках пола, залез под лавку у красивой, беленой, похожей на киношный реквизит, печки и замурлыкал радостно - все хорошо.
Анька подтолкнула сестру внутрь, хихикнула.
-Страшно? А то! На отшибе домик, девка сочная, всяко бывает. Ты ночевщика пригласи, чтоб не скучать, да не бояться. Михай, думаю, не откажется… А? Иль этот? Как его, воздыхатель твой школьный. Каракатенький такой, помнишь? Федюня. Он, щас, кстати, жлобина, поперёк себя шире. Тоже мастак!
- Хватит, Аньк, изгаляться. Я мужняя жена, может ты забыла. Толика привезу, а может ещё кого. Нафик мне твои деревенские? Себе подбери.
Обе шутили, но когда сестра ушла, Маргарите стало не до шуток. Закрыв за Анной калитку, глянув на быстро темнеющую улицу, на которой её домик был последним, а дальше только река, а за рекой, совсем рядом лес - дикий, чаща, она почувствовала, как мурашки бегут по спине - острые, колючие, противные. Задвинув все засовы, закрыв ставни, она все равно не могла найти себе места. Покрутилась, подумала, придвинула к дверям спальни красивый, резной сундук, тяжёлый, сделанный из дуба, положила рядом топорик, найденный в инструментах бывшего хозяина, прижала к груди Кузю, и так просидела на кровати почти всю ночь. И только, когда заполошная кукушка в новеньких часах прокричала шесть раз, Маргарита задремала, но сон был чутким, ломким, как у лесной птицы.
Утро оказалось настоящим спасением, ночные страхи развеялись, улетучились, стали смешными. Маргарита с удовольствием распахнула ставни (в её доме они были непривычными, внутренними, двойными - на тонкой деревянной пластинке - ажурное кружево резьбы), впустила в дом скромное декабрьское солнышко, улыбнулась ему, вдруг снова почувствовав себя молодой. По тропинке, ведущей к лесу кто-то шёл. Этот кто-то был огромным, косолапил, как медведь, большое туловище ещё более неповоротливым делал старый тулуп, на голове человек напялил шапку ушанку набекрень, на плече он нёс ружье, а следом бежала вихлявая пятнистая собака - длинная, тонкая, изящная, как будто нарисованная карандашом на снегу.
-Узнала? Только не ври.
Маргарита дернула плечом недовольно, Анька припёрлась прямо с ранья, вечно не даст побыть одной, и в детстве такая была. Надо было засовы не открывать, пусть бы померзла там, на крылечке. Сестрица очень чётко поняла - Рита мужика узнала. По широкому, мощному развороту плеч, крепкой, гордой стати, по этой медвежьей, хищной походке…по неповоротливости огромного зверя, и… по ощущению внутри себя…. Тому самому, забытому, по той сладкой дрожи, опасной, сводящей с ума, лишающей воли. Именно так Маргарита чувствовала себя, когда к ней подходил, бесстыдно оглядывал её с головы до пят, шуря странные оливковые глаза, Михай. Её страсть… её боль… её давно забытая любовь…
-Узнала, почему нет. А тебе это зачем?
Анька мотнула головой, как будто отгоняя муху, бросила.
-Слушай, там телеграмму принесли. Откуда он, Толик твой поганец, адрес надыбал? Помнит что ли? Короче, приезжает он сюда. За тобой, видать. Так что ты губу не раскатывай особо, на мужиков, погоди. Он тебя не драл, кстати? Меня мой бил, сволочь, смертным боем последний год. Ненавижу. Чтоб сдох, сволочь.
Маргарита просто обалдела - Толик? Сюда? В село? Это что же случилось в его балде многоумной, даже и представить трудно. Но, ладно, фиг с ним, пусть едет. Поглядим.
Следующей ночи Маргарита уже не так боялась, правда купила в сельпо бутылочку Арарата, чего-чего, а этого добра в село завозили вдоволь. Там она и встретила Федюню. Правда, он был уже не тот, глуповатый, коротко - и кривоногий, низкозадый, бритый под машинку парнишка с большим ртом и квадратным подбородком, влюблённый в одноклассницу Ритку до слюнявых пузырей. У прилавка, складывая в авоську уже пятую кирпичину серого хлеба из батареи, выложенной перед ним продавщицей, стоял хмурый, небритый мужик, действительно поперёк себя шире. Он глянул на Маргариту из-под насупленных клочкастых бровей, и она его узнала. Узнала сразу - глаза его, удивительно при такой внешности, чистые и голубые, не изменились. Федюня, похоже, её тоже узнал, иначе почему бы у мужика так дернулась кожа на лбу, напряглись желваки на щеках, и сжались в прямую линию сероватые губы.
-Привет, Федь. Какой ты стал… взрослый…
Но, Федюня, буркнув что-то невразумительное, скинул остальные буханки во вторую авоську и, почти бегом, рванул из сельпо.
…
Заварив чай, красиво разложив конфеты и вафли на новой купленной тарелочке, Маргарита махнула рюмку Арарата, закусила конфеткой, прислушалась к себе и махнула ещё. Потом налила чайку, взяла тарелку и, примостив её на подоконнике, села у окна, твёрдо решив приучать себя к новой жизни. "Чего бояться - то. Половина села одинокие бабы, вон Анька живёт одна, а ты что? Рыжая? Все будет нормально, вон, в соседнем доме свет горит, хватит трепыхаться."
Уговорив себя, Рита встала, налила себе ещё рюмку, а когда вернулась к окну, то ужас сковал ее, не давая двинуться с места. Прямо напротив, у заборчика палисадника темнело огромное чёрное пятно. Там стоял человек