Алексей БЕЛЯКОВ
По спуску разгоняется мальчик на самокате. Ему лет восемь-девять. Позади мама: «Стой! Не гони так! Упадешь!». Мальчик нехотя тормозит, оборачивается с тоской: «Ну мам, ну я нормально езжу…»
«Не надо, — бубнит мама. — Опасно».
Нет, маму я понимаю, сам тревожный отец. Но блин, надо сдерживаться. Пусть гонит, падает, встает. Пусть разбивает колени и локти. Это ж пацан.
У меня была очень волнительная мама. Но все-таки я отрывался по полной. Мама на работе, я бегу к Димке, лучшему другу. У него тоже была волнительная мама, но и она весь день на работе. Отцов у нас не было. То есть формально были, но где-то за горизонтом. Росли без мужиков, ага. Но мы сами были себе мужиками.
Мы лазали по стройкам и подвалам, где убегали от свирепых алкашей и сторожей, мы дрались с кем-то из соседних дворов, мы разжигали костры, швыряли в них всякую гадость, мы жили нормальной пацанской жизнью. На память у меня остались пара шрамов — на коленке и на руке.
Это был стрёмный, но такой важный опыт. Без которого невозможно.
А тут какой-то задрипанный самокат и пологий спуск. И мама ноет рядом.
Честно говоря, я вообще не знаю, где и как отрываются нынешние пацаны, которым по 8-12 лет. И удается ли им отрываться. Или только дома, в планшетах они залезают в подвалы и там убегают от монстров. Печально тогда наше будущее.