Продолжим разговор. (Замечу в этих скобках - я не пытаюсь в чем-то убедить поклонников творчества, это всегда дело бесполезное. Сейчас я просто размышляю вместе с теми, кому вместе со мной интересно немного подумать).
В то самое время, когда и в мой почтовый ящик лег журнал с первой частью этой книги, произведений о школьниках выходило количество немыслимое. Сейчас, освежив в памяти тексты, которые читала в детстве, я удостоверилась, что не ошибаюсь: художественно книги Крапивина не хуже и не лучше многих похожих. Что же, если не художественность, выделяло их из общего ряда? Почему другие книги тоннами бухнули в Лету, а именно эти - переиздаются? Одно отличие есть. Но, не спеша с выводами, пройдемся покуда по тексту. (Кстати, какая-то толика советского официоза в тех во всех имелась, как необходимое условие публикации. И мне не хотелось бы впечатления, что от одного только упоминания о пионерском галстуке на персонаже, я готова вносить в страшный индекс всё подряд. Я до сих пор с удовольствием вспоминаю этот самый журнал "Пионер". Первые две страницы пролистывались. Очень удобно: дети, скучное здесь. А дальше было много и познавательного, и смешного, и всякого).
Итак, "Мальчик со шпагой", точнее, первая его часть, повесть "Всадники на станции Роса".
Завязка: мальчик Сережа самовольно уезжает из лагеря. Лагерь возглавляет бывший заведующий овощебазой, что, конечно, несказанно правдоподобно в предельно бюрократизированных семидесятых. Он читает письма детей, а потом высмеивает публично их содержание. На подхвате у негодяя банда подростков, именуемых "мушкетерами" (да-да). Они чинят дедовщину. Очень отвратительные подростки, таких бы сразу... но не забежим вперед. Не лучше и физрук, тоже похож на какого-то уголовника. Вожатые дураки, был один нормальный, да и тот уехал.
Каков же мальчик Сережа, в будущем - "со шпагой"? Что у него за душой?
" - Между прочим, тебя, наверно, часто спрашивают, не
потомок ли ты знаменитого декабриста? (Каховского, ЕЧ)
Сережа улыбнулся.
- Спрашивают. Ну, не часто, а так, иногда. Только тут декабристы ни
при чем. У меня дедушка был красный конник. Мне папа рассказывал.
Дедушка тогда еще совсем молодой был, ну не взрослый даже. И родителей у него не было, он беспризорничал. А красные его к себе взяли. Это было как раз под Каховкой, про которую песня есть. Ну и дали ему такую фамилию, потому что он свою настоящую даже не хотел называть. Говорил, раз жизнь новая, пусть и фамилия новая будет... Он потом здорово воевал, даже командиром стал. Только умер он давно, его даже папа плохо помнит. И фотокарточки ни одной не осталось".
Ну, это с ними, лихими краскомами, потом часто случалось, что не оставалось "ни одной карточки". Удивительно - куда бы делись?
Таким образом, семейная история мальчика Сережи начинается с 1917 года, до этого не было ничего. Важный момент, потом пригодится.
Семейное начало Сереже не безразлично. У него есть мечта. Мечта о том, что его игрушечные солдатики - живые.
"Недалеко от Сережиной кровати стоял человек в остром шлеме и шинели
до пят. На нем были желтые тугие ремни со звездной пряжкой, коричневая кобура и длинная сабля в черных ножнах с медным наконечником. Крошечные капельки дождя блестели на шинели. Человек смотрел на Сережу устало, но по-доброму. Потом он протянул Сереже руку и сказал:
"Не сердись... Мы не успели предупредить тебя. Мы ускакали, потому
что ждало нас очень важное боевое дело".
Сережа поспешно вложил свою ладошку в большую ладонь Всадника и
поднялся.
То ли сон это был, то ли выдумка, но Сережа помнит все ясно-ясно. Как
он встал перед Всадником, ухватился за его кожаный пояс и прижался к
шинели. Сукно оказалось сырым и колючим, когда Сережа коснулся его
голыми локтями и коленками. От ремня пахло, как от нового портфеля, а от желтой пряжки - кисловатой медью. Всадник был высокий, и Сер„жа доставал до пряжки только подбородком. Он так и стоял, вцепившись в ремень и задрав подбородок, и смотрел на чудесного гостя.
"А вы вернетесь?" - спросил Сережа.
Всадник серьезно сказал: "Если будет нужно. Мы не можем всю жизнь
торчать на подоконнике, у нас еще много боев. Но если тебе придется
плохо, ты позови. Мы примчимся".
"Как позвать?" - спросил Сережа шепотом, потому что хотелось
заплакать. Не от горечи, не от обиды, а наоборот - будто от любимой
песни, когда вспоминается что-то хорошее.
Всадник улыбнулся.
"Как позвать... Ну, встань покрепче, локти согни, кулаки сожми, будто
в одной руке поводья, в другой - шашка. И скомандуй тихонько, про себя:
"Эскадро-о-он! Ко мне!" И мы сразу будем тут как тут... Может быть, нас
никто и не заметит, мы умеем быть невидимками. Но ты обязательно знай,
что мы рядом".
"Буду..." - прошептал Сережа. Всадник подержал на его плече тяжелую
ладонь, повернулся и ушел за дверь, позвякивая шпорами".
Интересно тут то, что на дворе - семидесятые годы. Уже то ли выходит, то ли вышел фильм про "Адъютанта Его Превосходительства", где в начале, от рук зелёных, погибает белый очень симпатичный юноша. Уже гуляет вокруг туристических костров наивная но искренняя песня про "Поручика Голицына". Да что там - в неофициальной обстановке! Уже и с экранов несется красивая грусть про "последнюю осень" и "истертое золото погон", которые вовсе не были золотыми - но черными, малиновыми, черно-красными... И опять же с экранов: уходят в море четким самоубийственным строем белые офицеры, не пожелавшие сдаться.
Общество еще далеко от осознания - чья правота была в той войне. Оно лишь интуитивно ищет. Оно заговорило хотя бы о том, что "погибали с обеих сторон русские". Это - очень большой шаг, и сделан он - именно в семидесятые годы.
Всё это - реальность за обложкой книги. Внутри - мальчик Сережа мечтает о тех, кто "рубил на скаку" отнюдь не бонапартистов и не шведов.
Но к сюжету. Вся банда - начлагеря, физрук, приспешники - охотятся за Сережей, дабы вернуть его на место и посадить в карцер. Хотя "здесь им не кадетский корпус!" - гневно думает Сережа. Интересная проговорка. У подручных начлагеря еще и отравленная колбаса, предназначенная для подобранной Сережей собаки. Им, конечно, с легкостью дали в хозблоке отравы - детям ведь такое раздавали не глядя.
Мальчика спасает журналист Алексей Борисович Иванов, отбивающий одно за другим вражьи поползновения.
Алексей Борисович оказался поблизости не случайно: он приезжал проверять "сигнал" про председателя соседнего колхоза. "Сигнал" оказался ложным, а донос написал, конечно же, начальник лагеря.
" - Вы его знаете, да?
- Встречались. Не всегда он был начальником лагеря.
- Вот вы сказали... про овощи. Неужели он был жулик? Он овощи
воровал, да?
Алексей Борисович засмеялся.
- Да нет, Сережа, не придумывай. Ничего он не воровал. Все это
гораздо сложнее... Хитрил он, чтобы лишнюю премию получить, а из-за
этого дело страдало. Вагоны простаивали, график срывался. Да ну его..."
Вообще у Алексея Борисовича опасная работа. Прошлый раз, когда бравый спецкор бывал в этих краях, на него напали браконьеры. Сколько же врагов - и на каждом шагу!
Со спецкором у мальчика случается важный разговор, и не один. Но к этому мы еще вернемся.
И - прекрасный финал: раз в жизни с человеком должно случиться чудо. Еще одна вражья вылазка, на мальчика нападают "мушкетеры", готовые опять же тащить его в карцер.
И тут - топ копыт, всадники в буденновках. Явились и защитили.
После, конечно, выясняется, что это были молодые люди из местного клуба, которых призвал, разумеется, всемогущий спецкор.
Так "об этом" книга" или "не об этом"? Ответ прост: вычитаем всадников из сюжета. Что станется - все отдает добрым сторонникам "не этого".
А я еще далеко не перешла к выводам. И, большая просьба, не надо "угадывать", к чему я клоню.
изображения взяты из открытого доступа
