Тихо в августовском лесу. Не слышно больше птичьих песен. Птенцы подросли и вместе со взрослыми широко кочуют по лесу, объединяясь с другими выводками в стайки. Взрослые птицы уже кончают линьку, теряют яркие тона в оперении, становятся незаметнее. Кажется, что птиц в лесу стало меньше. На самом же деле их сейчас в несколько раз больше, чем весной. Ведь к взрослому населению леса прибавились подросшие птенцы. Песни затихли, но голоса птиц всё же звучат: повсюду слышны позывы, негромкое посвисты и щебетание – это перекликаются между собой птицы в стаях и небольших группах. В вершинах елей суетятся, попискивая, чижи и корольки, колокольчиками звенят голоса синиц, издалека доносится иногда громкий, гнусавый крик черного дятла. В кустах перелетают дрозды. Дроздята подпускают человека совсем близко, с испуганным верещанием вылетая почти из-под ног.
Кочуют по полям лисьи выводки, останавливаясь на дневку в густых ольшатниках по краям лесных оврагов. Вместе с матерью бродят по лесу молодые рыси. Перешла к кочевой жизни и Белогрудка со своим выводком. Оставив нору, она двинулись ночью вверх по течению реки. Детеныши бежали вслед за матерью, ни на шаг не отставая от неё. Достигнув бочага, где погиб их отец, Белогрудка нырнула. Детеныши остались на берегу, лишь молодой самец, сделав несколько прыжков по берегу бочага, тоже вошёл в воду. Довольно крупный хариус метнулся в глубину, стремительной тенью мелькнув в воде. Норчонок нырнул и быстро поплыл над самым дном, внимательно вглядываясь в затонувшие коряги и камни. Хариус затаился, встав головой против течения, совсем рядом с одной из коряг. Но чтобы течение не сносило его, он вынужден был слегка работать хвостовым плавником. Это легкое движение и заметил норчонок. Изогнувшись почти под прямым углом, черной молнией он метнулся к рыбе. Хариус первый увидел норку, поэтому преимущество было на его стороне. Он ринулся вниз по течению, легко огибая камни и коряги. Норчонок поплыл за ним, но рыба, метнувшись под крутой глинистый обрыв, пропала из поля его зрения. Детёныш вынырнул на поверхность, чтобы вдохнуть новую порцию воздуха. На перекате в конце бочага он увидел мать. Она держала в зубах того самого хариуса, который сумел обхитрить норчонка. Уйти от опытной Белогрудки хариусу не удалось. Она схватила рыбу, когда та пыталась проскочить между камнями переката в соседний бочаг.
Насытившиеся щенки затеяли игру в воде, ныряя и гоняясь друг за другом. Белогрудка, доев рыбу, прилегла отдохнуть в глубине смородинового куста, внимательно наблюдая за игрой своих малышей, всегда готовая подать сигнал опасности и броситься им на помощь. Рассвет застиг норок вблизи старой вырубки с шестью соснами. Белогрудка завела детёнышей под полуразрушенный бревенчатый мост. При каждом ремонте на слой старых, сгнивших бревен накладывали новые. Старые бревна разрушались, между ними появлялись пустоты. В одном из таких укрытий и устроилась на дневку Белогрудка со своим выводком.
Холодный и тихий августовский рассвет пришёл в долину Воймежа. В сером сумраке постепенно возникали из темноты силуэты деревьев. Поднявшееся солнце озарило вершины шести сосен. Солнечные лучи скользили всё ниже, осветив сначала деревья, потом кусты в долине реки и, наконец, достигли поверхности воды. Засверкали солнечные зайчики на смородиновых кустах, легкий туман, клубясь, зазмеился над рекой. Яркими кострами вспыхнули калиновые кусты, заблестели, влажные от росы ягоды шиповника. В зелени рябин засверкали крупные ярко-оранжевые кисти налившихся соком ягод. Но многие рябинки были согнуты и заломлены, листва на них была помята, а ягоды оборваны. Это медведь наклонял рябины, срывая зубами кисловато-горькие ягоды.
Под бревенчатым мостом дремала Белогрудка. Тихо журчала вода, спокойно посапывали сытые, насосавшиеся молока щенки. Влажный запах сырого песка и гнилой древесины наполнял их новое убежище. Это была первый день, проведённый щенками вдали от норы.
С наступлением вечера Белогрудка повела детёнышей дальше вверх по реке. Они прошли мимо старого, полуразвалившегося шалаша напротив шести сосен и, следуя всем изгибам русла, поднимались вверх по реке. Довольно широкая в этих местах пойма Воймежа занята лугами. Лишь кое-где лес вплотную подходит к воде. В крутых, поросших травой берегах устроила свои норы семья ондатр. С наступлением темноты грызуны осторожно выходят на берега реки, по крутому склону поднимаются на луговины поймы. Нарезав полный рот травинок, ондатры поспешно спускаются к воде. Здесь, на своих кормовых столиках, они чувствуют себя в относительной безопасности. Ухватив передними лапами сочные травинки, ондатра одну за другой отправляет их в рот. Норки, поймав за ночь полёвку и несколько пескарей, все же не насытились и осторожно продвигались вверх по реке. Временами Белогрудка останавливалась и переворачивала небольшие камни у берега в поисках жуков, червей и личинок. Молодой самец отошел в сторону и немного опередил мать с сестрами. Продвигаясь вдоль самого уреза воды, он неожиданно услышал впереди какой-то мягкий шлепающий звук. Норчонок замер. Звук повторился ещё и ещё раз. Неслышно ступая, молодой самец добрался до кустика осоки и выглянул из-за него. Что-то неуклюжее возилось на песке у воды на расстоянии одного прыжка. Матери рядом не было и решение пришлось принимать самому. Собрав тело в комок, норчонок прыгнул и придавил лапами к земле крупную серую жабу.
Амфибия слабо сопротивлялась, пытаясь вырваться. Щенок два раза быстро куснул её за голову. Подоспевшие сестры помогли ему прикончить амфибию. Разорвав её на части, норки принялись за еду. Белогрудка, оставив детенышей возле их добычи, прошла немного вперед. Услышав за поворотом слабый плеск, она в два прыжка достигла поворота и замерла. На полузатопленной осоковой кочке, разбросав вокруг погрызенные листья осоки, сидела молодая ондатра. Она только что вышла на берег и теперь старательно умывалась, отряхивая и слизывая с шерсти капли воды. Белогрудка бесшумно нырнула и поплыла под водой прямо к кормовому столику грызуна. Тёмное гибкое тело норки невозможно было заметить в быстро текущей тёмной воде. Неожиданно появившись у самых лап грызуна, норка одним прыжком выскочила на мелководье. Путь в воду для ондатры был отрезан и она в ужасе бросилась к берегу. Белогрудка настигла грызуна, но ондатра, перевернувшись на спину, встретила хищника ударом мощных задних лап и оскаленной пастью с крупными желтыми резцами. Все произошло очень быстро. Хотя ондатра и успела вонзить резцы в левую переднюю лапу Белогрудки, но укусить второй раз она уже не смогла. Молниеносным движением норка прокусила ондатре голову. Белогрудка затащила свою добычу в воду и переплыв с ней реку, вернулась к детенышам. Через полчаса на песке осталась голова, внутренности, куски шкуры и длинный кожистый хвост ондатры. Сытые детёныши хотели спать и Белогрудка повела их в густой ельник у сломанного моста. Крутой, подмытый водой берег обвалился, под обрывом образовались пустоты. Одну из этих ниш уже давно приспособила под свое временное убежище Белогрудка. Она углубила нишу, прокопав ход в толщу сухого берега. В конце ход расширялся, образую круглую камеру. В этом укрытии и остановилась на днёвку Белогрудка с выводком.
Вечером из своей норы у бобровой плотины вышел на охоту самец черного хоря. Все лето он бродил в окрестностях норы, истребляя полевок, водяных крыс и мышей. Сегодня он перешёл плотину и двинулся вниз по реке.
Семья норок широко разошлась по заросшей смородиной и таволгой пойме Воймежа. Бобры во многих местах перекрыли реку плотинами и создали здесь целую систему старых русел и глубоких непроточных заводей. Речная вода текла новыми путями, переливаясь через плотины, промывая себе новое русло на луговой пойме. А по стоячей воде глубокого старого русла проходила бобровая дорога, водная магистраль, соединяющая пруды с норами, устроенными под крутым берегом. Бобры предпочитают плавать в глубокой стоячей воде, избегая перекатов и стремнин. Такой водный путь облегчает им транспортировку отрезков осиновых стволов, которые звери запасают на зиму. Все эти водоемы и их берега быстро заселили водные и околоводные животные. В слабо текущей воде старых русел появились язи и голавли. Несколько утиных выводков скрывалось на этих захламленных, с хорошими защитными условиями водоемах. Ондатры и водяные крысы, куторы и полёвки-экономки заселили их берега.
Обследуя эти богатые угодья, норки разделились. Самая маленькая самочка немного отстала, поймав на мелководье пескаря. Белогрудка с остальными щенками прошла вперед вдоль быстро текущей воды речного русла. Маленькая самочка свернула вправо и двинулась вдоль старого русла. Стена ельника нависла над темной, неподвижной водой. Высокий вал бобровой плотины смутно темнел в конце этой старицы. Норка уловила легкое движение в воде и остановилась. Крупная рыба подплыла к поверхности. Самочка замерла, приготовившись нырнуть. Шорох справа отвлек её. Она повернулась и увидела врага. Крупный, в полтора раза больше ее матери черный с пушистым хвостом зверек стремительно приближался. Норочка увидела крепкие оскаленные зубы, рисунок в форме черной маски на более светлой морде и бросилась в воду. Вынырнула она только у самой бобровой плотины и опять увидела преследующего её по берегу хорька. Выскочив из воды, норка скрылась между стволами и обгрызенными осиновыми ветками в основании бобровой плотины. Хорь стремительно ринулся за ней. Продвигаясь между наваленными в разных направлениях сучьями, норка не знала, куда ей лучше бежать, как запутать свой след, уйти в безопасное убежище. Она была здесь впервые, а хорь чувствовал себя хозяином этой территории. Норка стремилась найти между стволами такой узкий проход, через который не смог бы протиснуться более крупный хорь. Однако гибкий, тонкий хорь легко проскальзывал в самые узкие щели, либо находил обходные пути. Протиснувшись в узкий просвет между двумя стволами, норка неожиданно оказалась в тупике. Впереди был земляной вал основания плотины, по бокам и сверху – плотно уложенные обрубки осиновых стволов, перемешанные с землей. Сзади она уже слышала приближение хоря. Норочка хотела было выскочить обратно через ту же щель, но было уже поздно – страшная морда хорька с оскаленными зубами протиснулась в отверстие. В смертельном испуге норка пронзительно заверещала. Удушливый запах ударил преследователю в нос. Но на имеющего такое же оружие хоря это не подействовало. Борьба была очень короткой. Вытащив задушенную норку из завалов, хорь бросил её у воды. Подождав немного и убедившись, что его жертва мертва, он отправился на охоту в глубину ельника.
Под утро Белогрудка нашла труп маленькой самочки и увела остальных детёнышей вниз по реке. За один длинный ночной переход, используя течение, они достигли своей норы под старой ольхой.
Первые сентябрьские ночи норки провели в хорошо знакомых местах. Ночью они уходили на несколько сотен метров вверх или вниз по реке, но к утру обычно возвращались обратно и весь день проводили в норе. Белогрудка стала чаще отправляться на охоту одна, да и щенки теперь уже реже играли и охотились вместе. Всё дальше и смелее стали походы молодого самца. Постоянным местом своих охот он избрал район завалов, лежащий ниже норы по течению.
Крутые берега, поросшие густым старым ельником, подходят здесь вплотную к воде. Еловые лапы нависают над самой рекой. Непролазные заросли смородины и таволги покрывают берега у воды. Деревья, не сумевшие удержаться на крутых склонах упали, во многих местах перегородив реку. Большие деревья, падая, увлекали за собой деревья поменьше. Вся эта масса стволов перекрыла узкую пойму, делая ее труднопроходимой для человека. Зато норчонок чувствовал себя здесь великолепно. Множество убежищ, обилие корма, а также свойственный всем молодым животным инстинкт исследования всего нового, неудержимо влекли его в завалы. Несколько ночей он изучал свое царство: находил и запоминал полусгнившие трухлявые колоды, имеющие дупло с двумя выходами; переходы, по которым можно было перебежать из одного бочага в другой, срезав излучину реки; крутые берега с норами полевок и многое другое, такое же важное и необходимое для жизни и охоты. Однажды он даже дошёл до конца завалов, до того места, где лес, расступаясь, отходил в стороны от реки, а всю пойму занимали луга. Но близилось утро и он поспешил вернуться к норе. У него возникло желание почувствовать рядом теплый живот матери, услышать её ласковое поуркивание, ощутить шершавый язык на своей мордочке. В нору щенок пришёл засветло, через подводный лаз. Мать и сестра уже лежали в гнездовой камере. Вылизав насухо свою шкурку, детеныш прижался к ним и вскоре заснул.
Спокойно журчит вода в реке. Сквозь сырую мглу рассвета проступили неясные ещё контуры пожелтевших берез. Склонили к воде узкие листья ивовые кусты, темные ели возникли из тумана. Маленькая зарянка уселась на ветку ольхи над норой, перелетела на калиновый куст, тревожно цикнула и стремительно скрылась в чаще.
Вечером норчонок вновь отправился в район завалов. Он добрался сюда очень быстро. Почти весь путь зверек проплыл, используя течение. Выйдя на берег у огромного выворотня, он юркнул в сплетение мертвых корней. Сразу же ему удалось поймать небольшую полевку и он съел ее на берегу. Утолив жажду речной водой, зверек сделал несколько прыжков по берегу и опять вошел в реку. Медленно загребая лапами, норчонок только рулил, огибая кусты и камни, позволяя течению плавно нести свое тело. Черные ели медленно проплывали мимо. Запутавшиеся в их ветвях звезды слабо освещали влажные камни переката. Норчонок вылез на полузатопленный ствол гнилой осины, через который с тихим журчанием переливались легкие струи реки. Впереди был завал из подгрызенных бобрами осин. Зверёк хорошо знал все проходы в гуще ветвей и между лежащими стволами. Но он не спешил перейти завал. Норчонок был сыт и, наплававшись в холодной воде, теперь обсушивал, тщательно вылизывая свою шкурку. Плеск и приглушенное фырканье раздалось впереди. Норчонок замер, прислушиваясь. Сплетение ветвей упавших деревьев мешало ему увидеть причину этих звуков. Тогда зверёк бесшумно скользнул в воду и, достигнув завала, влез на ствол самой толстой осины. Распластавшись на стволе, он взгляну на раскинувшийся впереди широкий бочаг и почувствовал, как у него на спине дыбом поднялась шерсть. Неподалеку от него, на прибрежном песке сидел крупный, с мускулистым телом и короткими лапами зверь. Он прижал к песку рыбу и жадно ел её, отрывая кусок за куском. Норчонок впервые видел выдру, но поднявшееся откуда-то из глубины существа чувство страха охватило его. Он повернулся и, сойдя в воду, бесшумно поплыл в темноту омута, под нависшие над водой ветви прибрежных деревьев, внимательно наблюдая за рекой.
Выдра, закончив еду, поплыла к осине, на которой недавно прятался норчонок. Здесь она уловила его запах. Плавные до этого движения выдры стали резкими. Высунув из воды голову и опершись передними лапами на осину, она внимательно обнюхивала то место, где сидел ночонок. Затем она отплыла на середину бочага и сделав круг по нему, уловила наконец слабую струйку свежего норочьего запаха. Следуя ей, она направилась к берегу. Увидев, что выдра двигается в его направлении, норчонок бросился в чащу. На его пути лежала упавшая пихта с выгнившей сердцевиной. Он тут же юркнул в это дупло и забился как можно глубже в свое укрытие. Выдра приблизилась и заглянула в дупло. Но внутрь смог проникнуть только нос зверя. Сердито уркнув, выдра стала рвать подгнившую древесину когтистыми лапами, помогая себе зубами. Гниль и труха летели во все стороны, отверстие становилось всё шире. Норчонок не выдержал и стремительно, как развернувшаяся пружина, вылетел через второй выход. Теперь он мчался по-прямой, не оглядываясь. Выдра бежала наперерез. Толстая ель с низкими лапами стояла на пути беглеца. Не раздумывая, он бросился к дереву и полез вверх, перелезая с ветки на ветку. На высоте около двух метров он остановился, вцепившись в раздвоенную сухую ветку и взглянул вниз. Выдра, шипя и уркая, бегала вокруг, поднимаясь на задние лапы и опираясь передними о ствол, но влезть на дерево не могла. Несколько минут провела она под деревом, карауля норку. Наконец это ей надоело и она ушла к реке.
Только через час спустился на землю норчонок. От долгого сидения в неудобной позе лапы и спина у него затекли. Спускаться с дерева было трудно, гораздо труднее чем подниматься. С нижних ветвей зверек спрыгнул. Опавшая хвоя мягко спружинила под ногами. Оставаться в лесу опасно, но где-то на реке была выдра, кто знает, может быть она подстерегает его у воды. Всё же он двинулся к реке, внимательно оглядываясь и прислушиваясь. Некоторое время он наблюдал за рекой с обрыва, потом спустился к воде. Выдровый запах, который он хорошо узнал и запомнил в эту ночь, доносился по речным струям сверху. Путь к норе был отрезан. Где-то там, между завалами и норой находится сейчас выдра. Значит, идти к норе опасно.
Напуганный и уставший норчонок поплыл вниз по реке, стремясь уйти как можно дальше от своего врага. Течение быстро несло его. Мимо проплыли последние ели завалов, началась узкая полоса лугов по обоим берегам реки. Редкие деревца ольхи окаймляли здесь реку, да кусты смородины росли по прирусловому валу. К утру норчонок достиг старой бобровой плотины и спрятался в глубине её, между обрубками осиновых и ивовых стволов, очищенных бобрами зимой от коры. Тревожный сон сковал усталого зверька.
С рассветом поднялся ветер, раскачал и взлохматил березы. Жёлтые листья, кружились и падали, устилая дорожки в лесу, легкими корабликами ложились на тихую воду бобрового пруда. Низкие серые облака весь день мчались по небу. Временами сквозь них проглядывало солнце, высвечивая редеющие листья берез. Старые осины у бобового пруда уже потеряли почти всю свою листву. Заморозков всё ещё не было, лист осин не покраснел, а так и опал – желто-розовый, с ярко-зелеными прожилками.
Во второй половине дня проплыл над долиной Воймежа, печально курлыкая, журавлиный клин. Услышав крики журавлей, норчонок проснулся. Очень хотелось есть, но до темноты было еще далеко и зверёк тихо лежал в своем убежище. Тем временем юго-восточная сторона неба потемнела. Глухие грозовые раскаты доносились оттуда. Ветер усилился. Он беспощадно обрывал листья с ветвей, мчал, кружил их в бешеном хороводе, потом отпускал и они с легким шелестом плавно ложились на землю. Погромыхав, грозовая туча прошла стороной. Скрытое облаками солнце стало склоняться к лесу. В сумерках норчонок вышел из убежища. Поймав на песчаном перекате за плотиной пару пескарей, он утолил голод и продолжил свое путешествие вниз по реке.
В реку вливались небольшие ручьи и речушки, она становилась всё более полноводной. Вскоре зверек заметил, что течение замедлилось, река стала глубже, пропали перекаты. Миновав еще несколько поворотов, он услышал шум падающей воды и всплески впереди. Внизу, в пойме реки, хлопотали у своей плотины бобры. Здесь было поселение ещё одной бобровой семьи. Спрятавшись в густых зарослях молодых ёлочек, норчонок хорошо видел, как трудится ближайший к нему бобр. Небольшую сваленную осину зверь очищал от веток, срезая их мощными резцами. Затем он разделывал ствол осины на примерно равные чурки, длиной около полуметра каждая. Эти чурки бобр захватывал зубами посередине и нёс в воду. Сбросив чурку в воду, он плыл к плотине, толкая отрезок дерева перед собой. Норчонок встречал раньше бобров и знал, что эти большие и сильные звери для него не опасны. Но всё же он обошёл их пруд по склону долины. К руслу реки зверёк вернулся, миновав плотину.
На следующий вечер норчонок добрался до низовий реки. Лес остался позади. В своём нижнем течении Воймеж протекает в узкой долине, пересекая поля. Лишь редкие деревья ольхи да кусты ивняка окаймляли речные берега. Норчонок двигался прыжками вдоль берега, временами входил в воду и плыл, используя течение. Глубокой ночью он миновал большой железобетонный мост. Ниже моста по обе стороны реки простирались луга. Здесь негде будет укрыться, когда станет светло. Повернуть назад норченок не мог, он не сумел бы так же быстро двигаться против течения, да и встреча с выдрой не сулила ничего хорошего. Зверек упорно двигался вперед, всё дальше и дальше уходя от родных мест. На исходе ночи норчонок достиг устья Воймежа. Впереди была большая река. Зверёк двинулся вдоль песчаного берега. Где-то неподалеку была деревня, оттуда доносились крики петухов да ночной собачий лай. Вскоре норчонок подошел к деревне совсем близко – на берегу стали попадаться лодки. Огибая одну из них, он вошел в воду и на мелководье обнаружил крупную перловицу. Норчонок вытащил ее на берег и разгрыз раковину крепкими острыми зубами. Перекусив, зверек отправился дальше вдоль реки. Неожиданно из-под перевернутой лодки стрелой вылетел большой незнакомый ему зверь странной белой с серыми пятнами окраски. Это деревенская кошка, вышедшая на берег поохотиться приняла норку за крупную крысу и кинулась на неё.
Великолепная реакция, унаследованная норчонком от матери, спасла ему жизнь. Кошка получила сильный удар по носу задними лапами, да порцию содержимого пахучей железы, выброшенную ей прямо в морду. Зафыркав, она отскочила в сторону, а норчонок черной молнией метнулся в воду и поплыл в глубине над самым дном, с каждым гребком удаляясь от берега. Метров через двадцать он вынырнул, вдохнул воздух и опять скрылся под водой. Только на середине реки он решился плыть по поверхности. Норчонок не спешил выходить из воды. Неторопливо загребая лапами, он плыл вниз по течению реки. Звезды над головой тускнели и гасли. Туман заклубился над водой. Поднявшийся слабый ветерок взрябил поверхность реки, растерзал туман на отдельные, медленно тающие клочья. Смутно стал виден противоположный берег. Лишь на повороте реки норчонок вышел на длинный песчаный пляж, заваленные бревнами различной толщины. Это оставшаяся после молевого сплава древесина каждый год в огромном количестве гниет на берегах реки Унжи, которую только что переплыл молодой самец норки. От своей матери он унаследовал не только великолепную реакцию, но и белые пятна на шерсти. Одно пятнышко находилось у него как и у матери, на груди, а другое – на мордочке, с левой стороны носа, почти сливаясь с белой верхней губой. Норчонок проделал уже большой путь, начал самостоятельную жизнь и вполне заслужил право носить собственное имя.
Белоносик, сын Белогрудки, провел этот день внутри наполовину занесенной песком гнилой осины. Он так устал, что заснул, не чувствуя голода. Сквозь сон в темноту дупла к нему доносились утренние крики малых крачек, ловивших мальков на мелководье, да звонкие, мелодичные голоса куликов-сорок. Эти птицы отыскивали раковины перловиц и беззубок, ловко вскрывая их острым красным клювом. На песке они оставляли раскрытые раковины и свои трёхпалые следы. Урчали за рекой трактора, проезжали люди на моторной лодке. Мычание коров и крики пастуха доносились из-за реки, с той стороны, где осталась навсегда покинутая норчоноком маленькая лесная река Воймеж.
Вечером зверёк оставил своё убежище и продолжил путь по берегу реки. Вскоре он дошёл до устья впадавшей в Унжу реки Пумины. Эта река была значительно больше Воймежа. Поднимаясь по ней вверх, Белоносик часто встречал на своем пути бобровые плотины, а по берегам тропы этих зверей. Встречал он и свежие следы выдр. Предельная осторожность спасала его от встреч с выдрами, но тем не менее, он чувствовал себя на берегах этой реки не очень уютно и быстро двигался всё дальше и дальше вверх по течению.
Пойменные луга сменились зарослями ивняка, смородины и черемухи. Множество стариц – заросших, перекрытых поваленными стволами деревьев небольших узких озер, заполняло пойму Пумены. Повсюду на старицах жили бобры. Их каналы и пруды соединяли старицы с рекой и друг с другом. Встречались в долине и участки старых осинников. Заросли липняка, ольхи и шиповника чередовались с куртинами елей и сосен на более высоких участках берега. Деревья, кустарники и травы росли здесь густо, сплетаясь ветвями и корнями. Плети хмеля, усыпанные зрелыми шишками, обвивали живые и мертвые древесные стволы. А вправо и влево от долины реки на многие километры раскинулись почти безжизненные просторы горельников. Несколько лет назад выдалось необычайно сухое лето. Три месяца ни капли дождя не пролилось на песчаную почву. Неприкосновенный запас воды содержат главные аккумуляторы влаги в лесной зоне – верховые торфяные болота. Располагаясь на плоских, невысоких водоразделах, они питают множество мелких ручьев и речушек, несущих воду в большие реки. Но в том году болота пересохли, отдав почти всю воду рекам и ручьям. Сосновые боры-беломошники, насквозь прогретые солнцем, густо пахли расплавленной смолой. Белый ягель, укутавший почву боров, высох настолько, что при малейшем прикосновении рассыпался в порошок. Пересохли лесные лужи и ручьи. Сильно упал уровень воды в реках. А солнце жгло и жгло. Ни одно облачко не закрывало его уже много дней. Стояли жаркие дни и жаркие, душные ночи. И беда произошла. В разных местах поднялись над лесами дымные качающиеся столбы. Красное солнце сквозь дымные облака казалось лохматым не очень ярким шаром. Запах гари проникал повсюду. Всё расширяющимся фронтом наступали на лес пожары.
Как порох горели сухие боры-беломошники. Огненные клочья перелетали от кроны к кроне, зацепляясь за сухую, смолистую хвою. С гудением и гулом, подхваченный ветром, летел по кронам верховой пожар. В безветренную погоду огонь полз понизу, питаясь сухим ягелем, опавшей хвоей, валежником да высохшей за лето травой. Он подгрызал могучие стволы снизу, оставляя на них язвы ожогов. На высохших окраинах болот горел торф. В прокатившейся по лесам огненной волне массами гибли мелкие лесные животные: бурундуки, белки, полёвки, лесные мыши. Задыхались в дыму и сгорали зайцы, куницы, лисицы. От огня и дыма погибали воробьиные птицы: дрозды, зяблики, пеночки, синицы. Рябчики, тетерева и глухари тоже становились жертвами пожара. Даже огромные лоси и медведи гибли, попадая в огненное окружение. Обильный урожай собрали на пепелищах вороны и волки. Возникшие по вине человека, пожары 1972 года полностью уничтожили глухариные тока, на каждом из которых пели десятки глухарей. Сейчас глухари здесь встречаются нечасто, отдельными выводками по окраинам уцелевших от пожара болот.
Мало рябчиков осталось в сохранившихся приручьевых ельниках. Почти полностью выгорели брусничники и черничники, уменьшилось количество тетеревиных стай.
Огромные мёртвые деревья стоят ещё кое-где на гарях, подняв к небу голые, обожженные сучья. Большую часть горельников выпилили бригады лесорубов. Обожженные молодые деревья, слишком тонкие, невыгодные для рубки повалили ветры, образовав непроходимые завалы. Гари затянуло кипреем, малиной, вейником. Люди ведут борьбу за лес – каждый год засевают, засаживают многие сотни гектаров. Но как трудно вырастить леса! Под вейниковой дерновиной поселяются личинки хрущей. Они подъедают корни у молодых сосенок и те, едва поднявшись над травой, засыхают. Раньше опавшая хвоя и листья, разлагаясь, обогащали землю, а корни деревьев поднимали питательные вещества из глубоких слоев почвы наверх, вновь насыщали листья необходимыми веществами. Листовой и хвойный опад вновь переносил их в почву и цикл повторялся. Сейчас этот круговорот разомкнулся, песчаные почвы потеряли слой перегноя, превратившись просто в песок. Но там, где молодым соснам удалось всё же окрепнуть, уже поднимаются невысокие пока будущие леса. Зарастают гари молодым березняком и осинником, постепенно молодой лес затягивает нанесенные земле раны. Крупные деревья либо сгорели и упали, либо остались в виде обгорелых пней. В некоторых из них устраивают свой "кузницы" - места расклёвывания сосновых шишек, пёстрые дятлы.
Вот по такой, занятой зарастающими гарями равнине и несет свои воды река Пумина. Кое-где обгорелые деревья стоят у самой воды. В сумерках норчонок хорошо видел их темные силуэты с причудливо изогнутыми корявыми сучьями. Уже третью ночь двигался Белоносик вверх по Пумене, соблюдая предельную осторожность. Он нередко встречал по берегам остатки добычи выдр, их помёт и следы на песчаных отмелях. У бревенчатого мостика, перекинутого через впадавший в Пумену ручей, норчонок обнаружил разоренное осиное гнездо. Земля над гнездом была раскопана, бумажные соты вытащены из гнезда, а личинки и содержимое ячеек – съедено. Оставшиеся на песке следы и свежий помет свидетельствовали о том, что ночью здесь хозяйничала выдра, которая, как оказалось, может не только рыбу ловить. Норчонок поспешил уйти подальше от этого места.
Следов норок на берегах Пумины Белоносик не находил – там где постоянно живут выдры не место норкам. Поэтому он старался быть как можно незаметнее и хотел как можно скорее уйти подальше от выдринных мест. Но река, бесконечно петляя по своей долине, не становилась уже, ни один приток, которому Белоносик мог бы уйти от опасной для него Пумины, не встретился пока на его пути.
Дневные часы норчонок провёл в густом ельнике у деревянного моста. Несколько раз за день по мосту с ревом и грохотом проезжали машины. От этих звуков сильнее начинало биться сердце маленького беглеца, как пружина сжималось его тело. Весь день лил мелкий осенний дождь. Капли его тихо постукивали по еще не опавшей листве, с шелестом скатываясь по еловым веткам. Но в убежище Белоносика под густыми лапами молодых елок вода не проникала. К вечеру дождь кончился, небо прояснилось, снова ярко засветились холодные осенние звезды. Норчонок продолжил свой путь по реке. По песчаным пляжам, по лугам, спускавшимся к самой воде, временами по крутому берегу долины он шёл и шёл вперед. К середине ночи Белоносик достиг правого притока Пумины – реки Вестомши и пошёл вверх по ней. Миновав деревянный мост в устье этой реки, норчонок оказался в местах, напоминающих его родные завалы на Каменном Воймеже. Здесь была такая же, заросшая смородиной, калиной, таволгой, захламленная упавшими стволами пойма. Множество убежищ и обилие валежника обеспечивали норке безопасность от выдр – они не любят такие речки. Пойма Вестомши была гораздо шире чем пойма Воймежа, да и сама река была больше, хотя текла она медленнее. Слабый уклон плоской песчаной равнины Унженско-Ветлужского междуречья не позволяет рекам быстро нести свои воды. Но главное отличие заключалось в другом: Воймеж протекал в лесу, нередко вплотную к воде подступали ели, осины, березы. Долина Вестомши была почти безлесна. Лишь кое-где сохранились небольшие участки молодых ельников, да подходили к реке случайно уцелевшие от пожара сосняки. В пойме Вестомши сохранились отдельно стоящие крупные липы и осины, росшие близко у воды. Вся остальная древесная растительность погибла во время пожара. Сейчас склоны долины покрывала густая поросль лиственных пород. Молодые березки и осинки поднялись уже выше роста человека.
На следующую ночь Белоносик неподалеку от моста встретился с хорем. Только проворство и ловкость помогли ему вовремя удрать в воду. Хорь не стал его преследовать и Белоносик пустился дальше по Вестомше, стремясь поскорее покинуть опасное место. Он миновал ещё две бобровые плотины, и к утру оказался в среднем течении реки. Левый берег был здесь очень крут, в некоторых местах изрезан оврагами. Густые заросли лиственных молодняков затянули их склоны. Правый берег был низким, заболоченным, со множеством небольших дугообразных озер-стариц. Широкая, достигающая сотен метров пойма, заросла ивняком и смородиной. Старицы и лужи, окаймленные осокой и рогозом, заросшие сабельником и вахтой, чередовались с грудами упавших стволов. В крутом склоне левого берега, в густом окружении молодых осинок стояла маленькая охотничья избушка. Скорее это была заглубленная в крутой берег землянка – стены и крыша её, обложенные дерном, зеленели и вся она была похожа на небольшой травянистый холмик. Маленькое окошко над низкой дверцей смотрело на реку.
Норчонок не обратил внимание на это сооружение. Он с увлечением исследовал богатую пойму реки. Рыбы и грызунов здесь было более чем достаточно. Выдры и хорь остались далеко позади. Других врагов и конкурентов Белоносик пока не встретил. Он уже устал путешествовать и почувствовав, что попал в относительно спокойное место, решил остаться здесь.
Первое время он изучал и обследовал свой участок, запоминая укрытия и переходы, рыбные места и поселения полёвок. Так прошёл сентябрь. В начале октября ударили сильные заморозки, белое кружево инея лежало по утрам на траве. После первого же заморозка опала, тихо осыпавшись, последняя листва. Побурела осока и лишь одиночные молодые ели, сохранившиеся кое-где по склону левого берега, зеленели на блекло-желтом фоне.
На реке каждую ночь появлялись тонкие, прозрачные как стекло закраины, таявшие днем. Весь октябрь стояли хрустально ясные, голубые дни.
За это время Белоносик познакомился со своими соседями. На одной с ним территории жила пара горностаев. В одном конце его участка жила самка, а в другом – самец. При встрече с норкой горностаи злобно стрекотали и стремительно уходили в норы, дупла и другие убежища. Белоносик не пытался их преследовать. Встречи нос к носу с горностаями случались нечасто, обычно он находил следы этих зверьков. В верховьях его владений, там, где в долине Вестомши сохранился старый осинник, жила семья бобров. Они валили осины, строили плотины, иногда по каким-то своим делам плавали вниз по реке. Белоносик всегда старался уступать дорогу этим крупным зверям и обходил стороной их поселения. Две семьи ондатр жили в норах под крутым берегом ниже избушки по течению реки. Водяные крысы и полёвки-экономки жили по всей реке и на старицах поймы. Однажды вечером, Белоносик, проходя берегом реки мимо избушки, увидел, что маленькое окошко светится изнутри, уловил незнакомые пугающие запахи. Самым резким был запах дыма, густо валившего из железной трубы над крышей избушки. Норчонок поспешил уйти подальше от этого опасного места. Несколько ночей он обходил избушку стороной, но окно в ней больше не светилось, запах дыма не разносился по реке и норчонок опять стал ходить привычной дорогой вдоль крутого берега.
Незаметно подступила зима, завалила снегом замёрзшую реку, кусты и деревья. У Белоносика началась обычная для всех норок зимняя жизнь. Пустоледники и подснежные туннели, переходы под берегами и упавшими стволами, полыньи, промоины, бобровые выходы из-под воды – всё это он великолепно знал и умело использовал на охоте.
В маленьком окошке избушки ещё не раз загорался тусклый красноватый свет. Охотничья лыжня иногда пересекала следы норки, но в эту зиму они так и не встретились – охотник-зверь и охотник-человек.
Быть может трагическая для Белоносика встреча произойдет в будущем? Кто знает … Ведь человек – один из главных врагов норки, преследующий зверька за красивую шкурку. За зиму норчонок вырос, окреп и превратился в ловкого, полного сил крупного самца. В апреле, выйдя за пределы своего участка, он обнаружил следы норки-самки, которая вскоре стала матерью его детёнышей. Летом на песчаных отмелях по берегам Вестомши стали появляться следы маленьких норок, следующих за матерью. Новое поколение норок обживало лесные реки.