Автор: Бабуля
Некоторые события того января я помню очень четко. Такое ощущение, что они отпечатались в моем мозгу. Но, в целом, тот январь и два долгих страшных года ему предшествующих, помню как-то расплывчато. Нечетко помню. Некоторые события и люди вообще выпали из моих воспоминаний. Создается такое впечатление, что кто-то очень добрый блокирует отдельные участки мозга, чтобы было не так больно жить.
Совсем не помню как мы отмечали наступивший 1990 год. Не помню. У нас появился новый член семьи. У меня родились дочь. Это был первый новогодний праздник моего ребёнка и он полностью стерся из моей памяти.
В январе того года начались массовые погромы. Люди спешно покидали город. Беженцев вывозили одним путем - на пароме. Моя мама никак не соглашалась отпустить свою первую и, на тот момент, единственную внучку, болтаться ночью в водах Каспийского моря. Паромам мама, почему-то, не доверяла. Хотя, понятно почему - паромы обстреливали.
Я не помню, как мы провели новогоднюю ночь, но с какой-то документальной четкостью помню несколько январских ночей. Мы с мамой одевались как для выхода из дома. Пальто, куртки, обувь, теплая одежда. В два одеяла заворачивали нашу девочку. Тушили во всей квартире свет и садились на диван. Мама считала, что если к нам в дом ворвутся представители народного фронта, то мы должны быть полностью к этому готовы. Люди говорили, что никто никому не выделяет время на сборы. В чем тебя дома застали, в том и выгоняют на улицу. Брать с собой ничего не разрешают. Вот мы и надевали на себя максимально возможное количество вещей.
Сидели с мамой на диване и разговаривали. Не помню о чем. Совсем не помню. Помню, что нам просто было очень важно слышать в темноте голоса друг друга.
А папа в эти ночи уходил из дома. Он считал, что так безопаснее для всех нас. Он бродил по ночному городу, по городу своего детства, который любил всей душой. По городу, который терзали сбившиеся в банды люди, по городу, объятому огнем костров. Папа считал, что никому в голову не придет, что представитель его национальности один ходит по ночным улицам. Он надеялся, что те, кто грабят, примут его за своего. Он стыдился, что те, кто грабят, принимают его за своего...
Почему папа уходил, а не оставался с нами, чтобы, в случае чего прикрыть? Он просто отводил от нас беду. Он знал, что если в нашу квартиру ворвутся вооруженные дюди, то он ничем не сможет помочь, а мы пострадаем. Он надеялся, что если его лица, определенной кавказской национальности, не будет дома, то и нас с мамой не тронут. Мы с мамой - светловолосые и светлокожие. Папа верил, что это нам поможет. Что нас не тронут, а просто вышвырнут из дома. Потерять дом это совсем не то же самое,что потерять жизнь.
Так мы сидели ночами и ждали. Успокаивали друг друга разговорами. Не помню о чем. В пять утра город, как нам казалось, переставал стонать и мама зажигала на кухне свет. Это был условный сигнал для папы. Мама зажигала свет, припадала всем телом к входной двери и замирала. Прислушивалась. А я не отводила от нее взгляда. По маминому лицу можно было очень легко уловить тот момент, когда в подъезде раздавался звук папиных шагов. Я шумно выдыхала и начинала плакать. Из меня изливался ночной страх.
- Не смей плакать! - грозила мне кулаком мама. - Молоко пропадет!
Потом мы все вместе пили чай и ложились спать. Если, конечно, дочь позволяла нам этот короткий отдых. Она, почему-то, именно в эти предрассветные часы начинала плакать и капризничать. Может, ей было что нам сообщить. Может, именно в это время ангелы-хранители покидали нашу квартиру до следующей ночи и моя девочка боялась оставаться с нами. Какую защиту мы ей могли предложить?
В один из тех январских дней я застала родителей за странным занятием. Они привязывали толстую веревку к оконной раме и о чем-то тихо переговаривались.
- Что вы делаете?- потрясенно спросила я. Мне, почему-то, пришла в голову мысль, что они собираются повеситься. Во всяком случае один из них. Тот, кто винил во всем, что происходит с нами, себя. Мама кинулась ко мне. Обняла. Ей в те дни удивительным образом удавалось читать мои невысказанные мысли.
- Мы договорились с Аллой. Она обещала спасти нашу девочку.
- Каким образом? - до меня все еще не доходил смысл происходящего.
- Ну, если к нам ворвутся, то мы привяжем ребенка этой веревкой и спустим вниз. Алла ее поймает.
- А если не поймает? - до меня уже дошел замысел родителей, но мозг отказывался воспринимать эту информацию.
- Поймает, - твердо сказала мама. - Она обещала. И вырастит ее, как своего ребёнка.
- Я не хочу, чтобы кто-то растил моего ребенка, как своего. Я хочу сама ее растить.
- Это единственный выход, Рена. - Мама обхватила ладонями мое лицо и внимательно смотрела.
- А я? Меня тоже - в окно? - я расплакалась. Родители молчали. У них не осталось слов утешения.
Тетя Алла наша соседка. Ее квартира расположена под нашей. Общая линия окон. Я знаю, что она сдержала бы свое слово. К счастью, нам не пришлось прибегнуть к этому способу спасения. Я сама растила свою дочь. Она уже сама мама. И каждый день ее жизни я мысленно благодарю нашу соседку за то ее бесценное предложение…
Источник: http://litclubbs.ru/articles/19541-janvar-1990-goda.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Литературные дуэли на "Бумажном слоне" : битвы между писателями каждую неделю!
- Выбирайте тему и записывайтесь >>
- Запасайтесь попкорном и читайте >>