Десятый день наступил незаметно. Прокрался вором ночью в город, неся за плечами мешок. Засел на холмах и в низинах, во дворах и площадях, под мостами и в пролесках. Вытряс, ухватив за дно, латаный мешок и повалились из него хрустящий мороз, лазурь неба, пышное тесто облаков, да развесёлый солнечный свет. Заискрился драгоценным камнем снег, успокоился шальной ветер и, распознав зимнюю красоту, с раннего утра заспешат на улицу люди. Десятый день задремлет до сумерек, потом потянется последней кричащей в огне полоской неба, утрёт лицо твёрдыми кристаллами снега, соберёт не торопясь дары в мешок и, ближе к полночи так же крадучись уйдёт за город. Побродит без следов по полям, выпьет воды из тёмной речной полыньи и исчезнет без страха и боли.
В моём дворе на нерасчищенной площадке, не замечая этого факта, играют дети. Звонкие их крики отскакивают от панельного дома и убегают ввысь. Перед моим подъездом, развалившись, отдыхает рыжий Пёс. Медь его шерсти блестит под солнечным лучом. Розовый, здоровый язык выставлен на показ миру. Легко вздымаются меха груди его. Стайкой, побаиваясь, околачиваются вокруг него дети. Их манит его красота и здоровье, а добрые каштаны глаз не отталкивают опасностью. Не для драки дала ему Природа острозубую пасть, не для убийства накачала в него много кипучей крови. Создан он для защиты и дружбы, Псу всё это известно. Густо замешена в нём жизнь. Лишь иногда встречал я его хмурым, и видно было, что зовёт его изнутри и снаружи пронзительный вековой вой. Тот, что заставляет взбираться на горы, бежать вперёд в неизведанное, и охотиться за плодовитой сукой. В такие дни он страдал и всё чаще уходил куда-то, бросая службу. Да только кто осмелится его за это винить?
Позавтракав, я спускаюсь на улицу. Пса окружили разновозрастные дети и гладят его, сдабривая ласку приятным словом. Вид у Пса наигранно отрешённый, суровый, будто он позволяет себя гладить, да и то исключительно потому, что это дети. Будто не нравится ему, как скользят маленькие руки в перчатках по дубовой его шкуре. Скажу по секрету, я видел, как он катал на себе детей, а они шептали ему о радости, пряча в рыжую гриву улыбающиеся чистые лица. Я отхожу в сторонку и ожидаю его, пока он сам не решит встать. Ведь я ему друг, а не хозяин. Минут через пять, он поднимается и широким потягиванием, сбрасывает с себя детские ручки. Вот мы рядом идём в сторону Леса. Уже видна за рекой его деревянная шапка.
Лес знает меня с раннего детства. Я нарушал его тишину повторяющимся криком, когда толкала перед собой коляску в его гору моя Мать. Дышал он на меня медовой липой, пытаясь успокоить. Баюкал шелестом берёзового листа. Подружились мы сразу и крепко. Не раз прятал он меня в своих потаённых, известных только птицам, местах. Не раз показывал свою первозданную красоту, заставляя чаще дышать или наоборот замедлять дыхание. Он, как добрый, все понимающий старец, но лишь по годам, а не состоянию силы и духа. Привечал он птиц всех мастей, подбирал и вылечивал брошенных животных, отогревал из росточков и выпестовал огромные деревья, прятал от людских глаз дупла, норы и муравейники. Вот такой у меня друг. Как можно его не любить?
Опьянил нас мороз и солнце. Роковой рюмкой стала радость встречи. Бежим мы с Псом на полянку, порыкивая и толкаясь. Топит нас специально в сугробах разыгравшийся Лес. Зачинаем беззлобную свару, где мы с Псом выступаем бойцами, а Лес мудрым судьёй. Сквозь улыбку бросается на меня с лихим лаем Пёс. Я отвечаю ему беззлобной силой и смехом. Он толкает меня в грудину и безболезненно кусает. Я валяю его в сугробах, в бросках поднимая в воздух. Запыхавшись, ложимся мы рядом и тяжело, громко дышим. Смеётся над нами Лес, объявляя победу обоих. Жжёт глаза ярое солнце, оставляя следы на взгляде. Вдыхается нам полной грудью, и от вдохов таких здоровеешь.
Хватит, хватит, успокаивает нас Лес. Всё же мы собрались по делу. Его голос могуч, чист и честен. Пёс отряхивает с себя снег. Я подымаюсь на ноги. Еле заметной тропкой Лес ведёт нас и объясняет. Решили мы с Псом разделить твоё горе надвое. Он разведает, где Снег и приведёт его, а я буду говорить с ним, избегая его обидеть. Семь дней я бегал и нюхал, почти ничего не евши, на ходу через шаг, отсыпаясь, говорит рыжий Пёс. На восьмой день, схватив за рукав, приволок он его ко мне, продолжает за ним Лес. Извинился за грубый способ, объяснил, что Снег сам не пришёл бы. С чем он легко согласился. Попросил его о беседе. Дождался его одобрения. Рассказал о твоём горе, о неравной борьбе с Безумием. Выслушал меня Снег, но ничего не ответил. Ждать я давно умею, просидели мы молча сутки. Вдруг спросил меня Снег строго: «Не он ли с одной лопатой со мной выходил бороться?». Я подтвердил смущённо, думая, что откажет, ведь сомкнулись белые брови, ров морщин испещрил лицо. Он сказал, что тебя он видел и обрадует личной встречей. Сможешь сам ты ему поведать о глубине своего горя. А потом добавил с улыбкой, что пришёл он за Псом добровольно, чуть подтаивая от интереса. И Я и Пёс это знаем, пусть простит нас за неудобства. Распрощались мы с Снегом по братски. Он от нас поклонится Природе. Остаётся тебе ожидать личной встречи, поразмысли, готовься духовно.
Растворился в тишине голос Леса, задышал он ровно и мощно. Уснул, притомившись от дела. Проводить тебя на службу или хочешь у меня отсыпайся, говорю я рыжему другу. Не спится мне в квартирах, душно и пахнет цепью. Я отосплюсь под крышей, что вы называете небом. Мы идём успокоено рядом, наслаждаясь близостью друга.