Хюррем с детьми провела его в военный поход. Она стойко держалась и старалась не плакать, но это плохо удавалось. Оставаться одной без защиты в слабо укрепленном Изразцовом павильоне не хотелось. Опять же, понимала, уж если янычары осмеливались бунтовать, когда султан находился в столице, лишь на несколько дней отъехав в Эдирне на охоту, несложно представить, что будет происходить, когда его не будет в стране вообще.
Тут даже не столько в янычарах дело, сколько в женщинах, близких к ее любимому. Первой начнет задираться Махидевран, которая на полном серьезе считает себя самой умной и красивой. Насчет красоты, тут славянке трудно судить. Хотя бы потому, что каждая женщина себя считает лучше. Нет, объективности ради, следует признать — лицом баш-кадын, как принято говорить на родине славянки, зело хороша. Одни черные глаза чего стоят. А уж как стрельнет ими, кажется под ногами земля загорится. Но с другой стороны — Гульфрем-хатун на порядок интереснее и с образованием у нее получше. Уже не говоря о манере поведения. По крайней мере, есть о чем поговорить.
Кстати, Фюлане-хатун до всего случившегося с сыном так смотрелась очень даже нечего. Другой вопрос, что предпочитала остаться в тени. Сейчас она увяла и старается как можно меньше выходить из своих покоев, даже когда в гареме любительница веселиться Фатьма-султан устраивают очередной праздник.
Оживляется, лишь когда видит детей Хюррем. Пожалуй она, да еще Дайе-хатун единственные, с кем хасеки не боится оставлять своих малышей, когда сама чем-то занята. Сейчас с Мехмедом и Михримах стало немного проще — уже понимают, что можно и что нельзя делать, с кем можно вступать в разговор, а от кого лучше держаться на расстоянии. А вот Селим еще маленький и глупый, глаз да глаз нужен. А уж шустрый какой! Только успевай следить... Так что помощь некогда любимой наложницы тут как нельзя кстати.
Своих детей Хюррем-султан практически с рождения приучила к ядам, так что бояться их отравления особо не стоило. Но как уберечь от болезней, наемных убийц? Тут одними амулетами, в силу которых она особо не верит, не спастись. На полном серьезе считала, единственное, что может спасти детей — материнская любовь и молитва. Вот и молилась денно и нощно, а когда никто не видел, шептала с детства привычное «Отче наш...» и любимые «Живые помощи». Греха в этом не чувствовала. Коли батюшка вещал, что Господь един, значит так оно и было.
Но спасет ли молитва от злых очей Махидевран? Недавно, во время прогулки по дворцовому саду, таким взором одарила, что ежели бы не солнечный день в ледяную глыбу превратилась, столько злобы в этих глазах увидела. Она, по возможности, старалась с соперницей не встречаться — к чему, как любила повторять матушка, дразнить гусей? Только в ее случае правильнее будет сказать — гусынь, то есть сестер султана во главе с его матушкой, валиде, всерьез считавшей, что она живое воплощение Бога на земле. Ха-ха, последнее слово всегда за ней, Настасей, будет. Странно, что никто этого, особенно дорогие золовки, еще не понял. Иначе давно бы свои языки прикусили.
Вот повезло, так повезло! Сразу столько золовок и одна другой лучше, в переносном смысле этого слова, естественно, на ее душу выпало . Словно вся злоба Османского рода в этих женщинах собралась.
Страшно представить, что было бы, если бы все рядом находились. Одна Шах-султан чего стоит. Молода, а язык, словно лезвие бритвы... А уж злости, так вообще на весь Османский род хватит и еще останется. Когда все дружно приезжают в Стамбул, приходится вести как они. Таращить глаза, как полагается по этикету, прикрывать широким рукавом кафтана рот, чтобы никто не увидел насмешливую улыбку и терпеливо молчать, когда вокруг говорят откровенные глупости.
Порой завыть хочется! Какие же они ограниченные , хотя официально считается, что образованы. Любая обычная джерайе в гареме на порядок грамотнее султанских сестер. Хорошо еще, что Бейхан после смерти своего ненаглядного Ферхата не приезжает, все меньше негатива. Правильно, она все-таки сделала, когда уговорила повелителя выдать поскорее замуж Шах-султан, маленькую злобную девчонку, которая постоянно пребывала в дурном настроении и в любой момент могла ни с того ни с сего служанок по щекам отхлестать. Да и с Хадидже-султан правильно поступили. Как говорится, с глаз долой из сердца вон. Плохо только, что теперь Ибрагим-паша выше неба себя чувствует. Ну ничего, еще не вечер…
Хюррем-султан озабоченно ходила по покоям. Второй месяц повелитель находился в походе, а без него всегда чувствовала себя незащищенной. Ах, как ей хотелось быть рядом с ним, встречать рассвет в походном шатре… Но, увы, подобное невозможно. После пленения его предка султана Баязида Молниеносного вместе с гаремом и прекрасной Оливерой, правители никогда своих женщин в поход не брали. Умом Хюррем прекрасно понимала — молодой и крепкий мужчина не может долго находиться в одиночестве. Ясное дело, рядом с ним кто-то бывает. Но сердце это никак не могло принять.
Только одно немного успокаивало — эти увлечения, так сказать походные, мимолетные, и все они не надолго. Но сердце екало — а вдруг найдется такая, что пленит ему сердце и затмит карие очи!? И что тогда? Не станешь же глаза выцарапывать, как это уже пыталась Махидевран сделать. Ниже своего достоинства считала из-за мужчины, пусть даже и султана, драки устраивать. Это как же себя не уважать, чтобы на подобное пойти. При этих мыслях Хюррем, словно кошка, раздраженно фыркнула вздернутым носиком, который так нравился повелителю.
Публикация по теме: Меч Османа. Книга вторая, часть 6
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке