Вчерашнее утро было особенным. Свет проникал в нашу спальню через открытую штору, оставляя на стене светящуюся полосу. Я люблю утро с солнцем, оно как обещание хорошего дня. Я приоткрыла жалюзи как можно скорее и с жадностью поглотил свет, потому что в наши дни он появляется на мгновение и исчезает навсегда, и я ясно чувствую, что его ресурсы в моем теле истощаются.
Я вышла из спальни. Свет залил коридор. Я посмотрела на мир, прищурившись. Он выглядел вялым, как будто кто-то наложил на него заклятие. Он замерз под кучами снега, чего я не помню с детства. Березы в роще затаили дыхание, хлопая пушком по хрупким плечам. Единственным движущимся элементом пейзажа был дым, струящийся из труб в небо.
Я потеряла дар речи и почувствовала блаженное тепло. Оно текло из-под ног от горячего пола прямо к сердцу.
На кухне уже пахло кофе, а в камине потрескивали дрова.
Муж как завороженный смотрел в окно.
Нет ничего прекраснее такого мороза за окном и теплого дома, - прошептал он, уводя мои мысли из головы.
И знаете, как бывает, на вас накатывает огромная волна благодарности. Иногда это занимает доли секунды, но вы увидите все, за что вам нужно быть благодарным.
На тот момент я определенно была самой счастливой девушкой на земле. Стоя на теплом полу, а может, даже чуть паря над ней, пьет вкусный кофе, представляя, сколько морозов укусило за окном.
И поскольку моменты уходят, оно внезапно исчезло. Может быть, на сквозняке из дырявого окна.
Затем свет начал тускнеть и становиться грязным. А может не свет, а жизнь. К тому же не моей, а чужой. Причем не в единственном, а во множественном числе.
А потом меня поразило странное ощущение утра. Что я та девушка, парящая чуть выше теплого пола, а за стеклом мир, охваченный морозом.
PS Оставляю вам фото с прогулок. Это уже не просто прогулки, а только поля. Это моя природная терапия. В октябре, когда начался весь этот иррациональный кошмар, я сбежала туда. Иногда часами. Я ужасно помню те дни. Я никогда не была в таком ужасном состоянии души. Даже мои друзья спрашивали, в порядке ли я.
Не было. Меня называли абортами и сравнивали с эсэсовцем не случайные интернет-ненавистники, а члены семьи. Мой друг, священник, который дружил с моими родителями на протяжении многих лет, публично призывал людей молиться за мое обращение.
В декабре я решила отрезать себя от информации, исходящей из мира в значительной степени.
Я также узнала кое-что о себе, что я не так силен, как предполагал, и что я не готов сражаться на передовой.
