Кощей пребывал в смятении. Он испытывал целую гамму различных чувств, по большей части — неприятных. Приступать к делу с таким настроем казалось ему неправильным, но куда деваться!
Прежде всего, чародею было стыдно перед Ягой. Он, конечно, услышал ее шаги — именно это и заставило его ретироваться из библиотеки, едва не свалив кипу пергаментов. Но действовать по-другому Бессмертный не мог — время было дорого, а с Ягой пришлось бы объясняться, и разговор этот грозил затянуться на несколько часов. Так и пришлось возвращаться в Древний мир, не повидав друзей. Даже Рябушку он не успел навестить, хоть и успел соскучиться по любимице. Но главное он сделал — прихватил золота из сокровищницы и чистых пергаментов. Деньги необходимы, чтобы найти неведомого Геракла, а на пергамент у Кощея тоже были виды.
Когда Бессмертный озвучил свой план Харону, паромщик аж задохнулся от негодования. Старика можно было понять — подобные вольности здесь не то чтобы не поощрялись, а были прямо запрещены, и выполнение Кощеевой просьбы грозило Харону неизвестно какими карами. Все-таки попойка — это одно, а нарушение закона — совсем другое, с сочувствием подумал Кощей, наблюдая, как перевозчик то синеет, то бледнеет, то слабо розовеет от возмущения.
- Все же безумен ты, как посмотрю я, пришелец, - выдавил наконец его знакомый, продышавшись. - Где это видано, с Тенью разгуливать Сверху?
- Без провожатого я далеко не уеду, - возразил Кощей. - Сам посуди, кто поможет мне в крае далеком? Я ведь обычаев здешних не знаю, в законах несведущ; речь ваша — даже она мне дается непросто!
Бессмертный, конечно, лукавил. Кое-что о Верхнем и Нижнем мирах он уже знал, да и говорить на аристократическом наречии с каждым разом становилось все проще. Но, трезво оценивая ситуацию, чародей понимал, что его неосведомленность может в любой момент сыграть с ним злую шутку. Мало ли какую оплошность он может допустить. Вдруг вполне невинное в Тридесятом княжестве занятие здесь карается заключением? Сбежать-то он и из-под замка сможет, конечно, но к чему лишние трудности? Если же говорить начистоту, даже простой разговор с представителями местного населения был для Кощея затруднителен, и вовсе не из-за плохого знания языка. Просто в Верхнем мире (а впрочем, и в Нижнем тоже) существовало столько неписаных правил, столько условностей и нюансов, что обидеть какого-нибудь мелкого чиновника было проще, чем наесться оливок. К тому же искомый персонаж — особа не простая. Ни много, ни мало — сынок главного из богов. Хоть его загадочный собеседник и уверял, что Геракл — парень простой и в помощи не откажет, а поди знай, что там за фрукт на самом деле.
- Золотая молодежь, - пробормотал Кощей невольно вслух, но Харон не обратил внимания.
- Разве могу отпустить вас, ты сам-то подумай, - всплеснул он руками. - Ты — чужеземец, не спорю, и будет непросто… Многое в нашей стране для тебя неизвестно! Помощь нужна, но от Тени ее не добьешься. Ради собаки я мог бы нарушить законы, только ведь проку в затее рискованной нету. Каждый из тех, Наверху, Тень мгновенно узнает, сразу поймет, что ей место в Аидовом царстве!
Кощей, в общем-то, так и думал. В Тридесятом лесу нежить тоже было видно с первого взгляда, на крайний случай и для особо рассеянных — со второго. Праздношатающиеся упокойники популярностью среди населения почему-то не пользовались, простой люд либо драпал от них врассыпную, либо норовил как-нибудь извести непрошеных гостей, и мысль путешествовать в компании мертвеца самому чародею показалась бы дикой. Но идея, пришедшая давеча Кощею на ум, позволяла избежать скандала.
Правда, скандал мог произойти прямо здесь и сейчас. Харон Кощеевы намерения едва ли одобрит. Надо как-то тактично намекнуть, наверное. Подготовить к неизбежному. Зайти издалека.
- Шапку Аидову стырю на время, на Тень нахлобучу. После такой маскировки ее не увидят, ручаюсь, - брякнул чародей неожиданно для самого себя.
Да, а с дипломатией у меня плоховато, отметил Бессмертный, наблюдая, как Харон второй раз за день теряет сознание.
Что же, придется действовать на свой страх и риск. Оно, может, и к лучшему.
Бесчувственное тело паромщика Кощей уже привычно отволок в шатер. Выходить наружу он не спешил — откинул полог, осмотрел берег реки. Никого, кроме незадачливой Тени, притихшей в ожидании своей судьбы, не было. Бессмертный удовлетворенно кивнул и размял руки, готовясь открыть очередной портал.
О чертогах Аида чародею было известно немногое. Харон кое-что рассказывал лишь о тех помещениях, где бывал лично — мрачный коридор от главного входа, небольшая каморка для ожидания и приемный зал. И коридор, и каморка для целей Кощея не годились, а вот изолированный от прочего дворца зал подходил как нельзя лучше. Помимо того, что зал имел всего один вход, он не был предназначен для праздных прогулок, а использовался лишь для дела — собственно для встреч Аида и подчиненных. Работал царь Подземного царства по строгому графику, который Кощею был в целом известен. Вероятность нежелательной встречи в нерабочие часы была минимальной. Впрочем, трудился Аид весьма своеобразно. По идее, любой обитатель Подземного мира мог обратиться к нему с жалобой или предложением. На деле все обстояло намного сложнее. Правитель не жаловал подданных, и приемные часы его были посвящены в основном общению с Хароном или многочисленными членами семьи, как местными, так и прибывавшими Сверху. Время повелителя было расписано на века вперед, и шансов просочиться к монаршей особе у простых Теней не было.
Задача перед чародеем стояла непростая — у Харона не было никакого резона описывать место работы в подробностях. К счастью, Аид был склонен к излишествам, роскоши и показухе — поэтому Бессмертный был наслышан о троне из обсидиана, гематитовых плитах на полу, орнаменте из оникса и столе из яшмы — естественно, из черной. Пристрастие владыки Подземного мира к этому цвету не казалось Кощею здоровым, и он еще раз подумал, что лучше всего было бы остаться незамеченным. Он сосредоточился и произнес заклинание, от всей души надеясь, что больше никто из местных правителей не соорудил себе обсидиановый трон.
© Анна Липовенко
Начало сказки здесь.
Продолжение следует.
Короткие сказки про Тридесятый лес: