И не ошибся: стоило мне через четверть часа вновь появиться в его кабинете, как Остапенко тут же, едва поздоровавшись, во все глаза принялся изучать мой дорогущий «Никон».
- Ух ты! Я могу посмотреть поближе ваш фотоаппарат?
Конечно, можно! Именно для этого я и нацепил его на себя!
- Разумеется! – снял я камеру с себя и протянул ему.
Это был худющий лысоватый человек с редкими светлыми волосами. Костюм сидел на нем как-то косо и, присмотревшись, я понял, что его хозяин болен сколиозом. Глаза под толстенными стеклами очков казались огромными черными дырами на вытянутом яйцеобразном черепе. Руки, поднесшие камеру почти к самым линзам, мелко дрожали.
- А к нему есть телеобъектив? – оторвался на миг Остапенко от своей экскурсии.
- Нет, здесь стоит встроенный семисотый зум, - пояснил я.
- Ух ты! А как он работает?
Я принялся охотно демонстрировать возможности «Никона». За всеми моими действиями землеустроитель наблюдал с живейшим интересом. Я позволил ему изменять фокусное расстояние объектива, наводя его на разноудаленные объекты, которых за рамой окна было превеликое множество.
- Ух ты! – то и дело повторял он, с трепетом, словно ребенок, наблюдая за работой жужжащего зума. И когда объектив высунулся на всю свою длину, что составляло не менее двадцати сантиметров, стекла его очков запотели.
- И сколько стоит такая камера? – осторожно поинтересовался он, словно боясь услышать ответ.
- Восемьсот долларов! – честно признался я.
- Угу… - кивнул он и откинулся на спинку стула, несколько успокоенный, - видимо, сумма, названная мной, не была для него столь уж огромной, и я бы не удивился, если бы узнал, что в его голове начал созревать план, как стать обладателем подобного фоточуда. Он был явно помешан на фотоделе!
Девушка, все это время с изумлением взиравшая на наши манипуляции, снова застучала по клавишам.
- Вы ко мне по какому делу? – наконец спросил хозяин кабинета.
- Я корреспондент, меня зовут Петр Орлов, - я протянул свою визитную карточку, - собираю материал о замечательном земледельце Викторе Загоруйко.
- Но ведь он фермер и никакого отношения к колхозу не имеет! Почему бы вам не обратиться напрямую к нему?
- Вообще-то репортаж о нем уже готов, но я решил написать еще кое-что о, так сказать, о становлении его, как фермера, об истоках, что ли… Вы могли бы рассказать, каков у него пай, что это за земли, какова их площадь?
- С удовольствием вам поясню! – Остапенко пружинисто вскочил со своего места, подошел к карте и, водя очками в руках, словно лупой, стал отыскивать нужное поле.
- Вот, смотрите, - он обвел пальцем окрашенный в ярко-оранжевый цвет неправильный квадрат. Со всех сторон он омывался речной петлей, делавшей его похожим скорее на остров с тонким перешейком. – Здесь почти двести гектаров, могу дать точные цифры…
- Не стоит! – остановил я. – На каких основаниях он получил такой огромный надел, что, все выходящие из состава колхоза могут заиметь такой же? – удивился я.
- Нет, конечно. Каждый, кто выбывает из членов коллективного хозяйства получает пай в размере четырех гектаров пашни, имущественный и денежный паи - согласно выслуге лет.
Я присвистнул. – Но ведь двести гектаров – это далеко не четыре, за какую такую выслугу получил их Загоруйко?
- Он дважды чемпион края по боксу, представлял колхозный клуб «Восход» – разве это не заслуга?!
- Это действительно большие достижения, - согласился я, - но чего это он вдруг решил отойти от спорта и заняться, прямо скажем, делом совершенно для него новым?
- Думаю, здесь сыграл свою роль пример отца-агронома. А потом, ведь бокс – не тот вид спорта, которым любой может заниматься профессионально сколь угодно долго. Возможно, здоровье у Виктора стало уже не то, что раньше… Когда-то ему не было равных во всем районе! По молодости ни одна драка не обходилась без его участия!