Раннее утро.
Резкий стук в дверь. Вздрагиваю.
Сашка! Он тянет на себя ручку и, переваливая (именно переваливая) одну ногу через порог, садится на высокий порог избы, как на лавку, и, глядя на русскую печь:
— Мне тоже печь нужна бы! - Перетирает ладонями сухую кашу чёрствой кожи рук. Они у него особенной стати. Натруженные. Эти руки не спутать ни с чьими другими, только сашкины такие, могучие, грубые и в то же время интеллигентские какие-то, прячущиеся, небольшие.
— Что ж, это можно!
— Старая совсем худо греет: тепло всё в трубу. Щели в кладке.
Встаю, подхожу, здороваемся за руки. Гость привстаёт и сразу побыстрее садится обратно. У Сашки нет половины ступни, лёжа в канаве по пьянке, обморозил ступни, ему и отрезали. Было это в начале мая, когда морозы бывает ударяют по ночам сильно. Сильно хромает, но не жалуется.
Хороший Сашка человек.
Однажды Сашка умер.
Умер Плеханов Сашка!
Просто взял захотел и умер. Такой характер у него решительный.
О его поступке мне рассказал Юрка, пастух у дороги. Я видел последний раз Сашку дней восемь назад. На выпивку попросил он, жаловался на ноги, не ходят, дескать, совсем... Это он рассказал про тополь. Красавец, восстал – посреди поля, под ним собирались в юные годы свои девушки в ситцевых платьях... Робея, кружил хоровод... Взгляды роняя косые, хмурились старики. Недавно, ведьма сутулая, костьми отгремела война.
Сашка Плеханов поведал, деревни последний житель, о стройках и бедах земли. Конюшню припомнил и школу, и дым из кирпичных труб.
"Где жили мои родители, там ровно стоит твой дом"... И помню, в последнюю встречу, он шёл по дороге один. Неспешно, не опрокинуть —
вёдра я вёз из колодца, который мне он подсказал: была здесь, в его деревне, чиста, как слеза, вода... До зрелости не забыл он где она, затаившись, текла. Глаза его переняли расплесканную синеву. Не мог он забыть доныне её сладковатый вкус. Быть может, то был вкус детства...
Мы рыли в том самом месте, Куда Сашка рукой указал...
…И вот на дороге в последнюю нашу встречу, шатаясь, просил он денег взаймы, но вместо - ему предложил слезы из вырытого колодца,
с родины его малой… Он жадно — глотая громко, до капли последней пил…