Подождать десять дней для меня большого труда не составляло и, вооружившись хорошим настроением на следующий день, я вновь пошёл на работу. Вокруг, везде безмятежно царствовал Снег. За счёт постоянных снегопадов он всё прочнее утверждался в своих правах. Крупа, пух, иглы, ровные снежинки, хлопья, перья. У выпадающего снега большое разнообразие форм. Форма тут, не слишком меняла содержание. Для меня Снег тогда ассоциировался с тяжёлым, на грани помешательства, трудом. Интересный параметр снега и содержание в нём воды. Он может быть рыхлым, напитанным влагой и убирать его становится сложнее. Может быть лёгким, с твёрдой кристаллической решёткой и убирать его одно удовольствие. Да и в целом работа по уборке снега медитативное занятие – ровный след лопаты, приятный хруст при морозе. Глагол убирать, тут не совсем подходит. Мы перемещали его с одного места на другое, постепенно превращая газоны на Детском мире и Стоматологии в снеговые горы. Забегая вперёд, могу сказать, что ближе к концу зимы в некоторых местах они были выше моего роста, а мне грех жаловаться на этот параметр тела. Это добавляло дополнительные трудности. С каждым новым снегопадом, лопату полную снега приходилось бросать всё выше и выше. Глупо было осознавать, что утяжеляешь себе задачу самостоятельно. Периодически Женщина-Мастер вызывала маленький красный трактор, и он нехотя помогал нам на Стоматологии. Накручивал восьмёрки вокруг фонтанов, оставляя по краям снежные, похожие на картофельные, ряды. В любом случае приходилось проходить за ним с лопатой и дочищать. На Детском мире же трактор нам не помогал вовсе, там были ступеньки, и трактористы говорили, что сломают их весом машины. Многое зависело и от самого водителя. Все они всегда торопились, машин мало – работы много. Некоторые убирали так, что лучше бы совсем ничего не трогали, казалось, работа после них только увеличивается. Мы пытались обговорить это с Женщиной-Мастером, но ей было наплевать. Она даже трактор просить стеснялась или не могла из-за того, что он часто бывал на вокзале. Это обстоятельство в очередной раз заставляло нас страдать. Приходилось убирать лопатами то, что в принципе должен убрать трактор. Как может не раздражать такое руководство? Женщина – Мастер относилась к нам, как к зекам, то ли в силу бывшей профессии, то ли потому что привыкла к тупым, пьяным и часто действительно отсидевшим дворникам. Я, например не подходил не под одну из этих категорий, но прошло много месяцев прежде, чем я дождался простого «Спасибо» за честный и качественный труд.
Из разбросанных по городу и району мелких судов, начали появляться штрафники. Они получали в наказание не реальные тюремные сроки, а часы исправительных работ. Исправительные работы проходили, в том числе и на территории нашего участка. Начальство откровенно старалось заменить ими нанятую рабочую силу, но на практике это работало иначе. Будет ли человек отрабатывать эти часы так же, как на основной работе за деньги? Нет, конечно. Они все просто присутствовали нужное количество часов в день, стараясь поменьше напрягаться. Я это понимал.
Первые штрафники с которыми я работал, были Лёха – парень лет тридцати, Дядя Гена – сухой, прокуренный до сморщенности мужичок, немного за шестьдесят и Вика, девушка двадцати восьми лет. И если мужиков и дальше, особенно весной и летом присылали много, то Вика за всё время была единственной девушкой. Наверное, её появление было недочётом или ошибкой нашей пенитенциарной системы. Ведь женщину логичней послать на уход за стариками или инвалидами, нежели чистить снег, на работу, с которой справляется не каждый мужик. Вика обладала небольшим круглым лицом, кажущимся приятным только при определённом угле рассмотрения. Глаза по-лошадиному крупные, перекрывали собой маленький пуговичный нос и полоску красных тонких губ, если присматриваться на щеках разбегались бледные веснушки. В первый свой день она пришла в кроссовках на шерстяной носок, хотя на улице и было минус двадцать градусов. Объяснялось это попросту тем, что у неё не было зимней обуви. Я встречал таких людей. Они практически не ходят пешком. Зима для них переход из дома в машину или общественный транспорт. Потом работа, потом опять дом, или магазин. Негде замёрзнуть. А по правде это объясняется безденежьем. Посмотрев на её кроссовки Женщина – Мастер уточнила, нет ли у неё другой обуви. Вика сказала – нет, и уточнила, нет ли у Женщины-Мастера другой работы. Женщина-Мастер сказала – нет, и попросила, дать Вике снегоуборочную лопату.
С Дядей Геной и Лёхой всё было понятнее. Они хоть и не напрягались, но работали. Оба были осуждены за вождение в нетрезвом виде. Дядя Гена, например, обтесался в первый же день присоединившись третьим к пьянству Дяди Миши и Существа. Меня это не расстраивало, ведь внимание Существа переключалось на другого человека. Он пытался, каждому новому лицу доказать свою незаменимость и значимость, что выражалось в бесконечной болтовне и самовозвеличивании. Лёха же походил денька три кряду и пропал на пару недель. По идеи они должны были отрабатывать по двенадцать часов в неделю, это был минимум. Разумеется, в начале, любой штрафник говорил, что отработает как можно быстрее, но поняв, что особого контроля нет, мог пропасть и на месяц, вновь появиться на пару дней и опять пропасть недельки на две. В моей голове сам по себе вырос чемпионат по количеству часов отработки среди штрафников. У Лёхи было двести двадцать часов. У Дяди Гены двести и последнее, но призовое третье место заняла Вика с достойными ста восьмьюдесятью часами. Из-за наличия основных работ, штрафники редко собирались вместе в один день. Они ходили, когда могли. Лишь Дядя Гена ходил почти каждый день. Мне довелось с ним пообщаться и выяснилось, что, уже отрабатывая часы, он вновь сел за руль пьяный – поискать собаку, мол: «Жена упросила». Его опять поймали, и сейчас он ждёт нового суда и крайне переживает о решении судьи. «Как бы не отправили меня в этот раз сидеть», - тихо сипел он, думая о безрадостной жизни в колонии поселении. Существо, изображая знатока зоны и тюремных правил, добавляя блатных словечек в речь, успокаивал его «За такую фигню не сажают. Нако лучше выпей». Если нас по утрам собиралось четверо, то Женщина- Мастер старалась поделить нас на пары. Я всегда уходил с Дядей Мишей. В такие дни, работая со мной он не пил и сделать мы, разумеется, успевали больше, нежели другая пара. Существо не работал сам, а глядя на него не работал и штрафник. Не знаю как, но ему долго удавалось скрывать свою бесполезность. Скорее всего, его бездействие терялось в нашем с Дядей Мишей труде.
Дядя Миш, а за что Существо был в дурдоме? Мы с ним расчищаем детскую площадку – не большую, но в первый раз за зиму, и снега на ней лежит по колено. Удобно убирать, когда детская площадка небольшая, снег широким взмахом отправляется за заборчик. Утреннее морозное солнце совершенно не грело, лишь заставляя щуриться от излишней яркости. Мороз иголками втыкался в кончики пальцев рук, нагло пробираясь через два слоя перчаток. Лопата Девочка затейливо и даже радостно, чувствую на мою руку, вгрызалась в затвердевший сугроб. Дядя Миша трезвый, раскраснелся и шутил, травил интересные, а главное новые байки из армии и жизни. Отвлекался периодически на ругающуюся на нас, засевшую на ветке голого гимназиста - тополя, ворону. Пошла ты, дура. Чего кряхтишь? Я с ним после хоккея и не общался, и не дружили мы с ним никогда. Не пойму с чего он решил будто мы друзья. Понятно, что в армии он не был. Все знают. А про дурдом правда. У него инвалидность по башке, оттуда и пенсия. Мне приятель рассказывал, что в пьяной драке пырнул Аркашка человека ножом, а мать его подсуетилась, и вместо зоны поехал он на психушку. Помню, работал я в патриархии в начале двухтысячных, подсвечники медные, иконки. Токарь же я. Возвращаюсь с работы, выхожу со станции, а там лоточники полоской выстроились, и среди них Аркашка с грибами. Какие же грибы были? Лисички кажется. Да, точно лисички. Стоит, увидал меня: «Миш, Миш, купи лисички?». Посмотрел я на грибы и на Аркашку, а у него руки ходуном ходят. Мы с ним, когда здоровались, он в мою ладонь не с первого раза попал. Сколько говорю за лисички, хочешь? А он так улыбнулся заискивающе: «Да чтоб на бутылку хватило». Не было там грибов на бутылку, меньше было, но я же понимаю – дал ему столько, что бы пузырь взять. Так он был счастлив, так радовался, так собаки своих хозяев после работы не встречают. Потом опять лет десять не виделись. Я с женой жил, дочка подрастала… Хорошее было время. Давай перекурим, а?
Дым сигарет на морозе отказывается растворяться в воздухе и маленькими облачками уходит прямо в голубое, наблюдающее за нами небо. Приятное ощущение труда растекается от рук в ноги, выталкивая чепуху из головы и тела. Дядя Миша затягивается редко и большую часть сигареты выкуривает за него пространство. Уже тогда у него в лёгких зреет, два крошечных уплотнения. Солнце. Мороз. Жизнь.