Алла умывается водой из Осинковского колодчика. А мороз-то – лютый! Я поежился и отвернулся. Было неловко: мои попутчицы столпились вокруг ведра, черпали из него ледяную воду и пили ее. «А вы?» – спросила меня Алла. Я снова поежился. И отказался.
Текст: Евгений Резепов, фото: Андрей Семашко
Воду набирают в колодчике, над которым построена крошечная деревянная часовня. В самой часовне ни пить, ни умываться нельзя. Колодчик неплотно закрывается тяжелым люком, который наш экскурсовод Маргарита Алмазова подпирает толстым березовым суком. Иначе люк примерзнет и его потом не поднять.
ЛЕСНОЙ КОЛОДЧИК
Маргарита тушит свечи пальцами. Мы выходим из часовенки, дверь оставляем незапертой. Мало кто рискнет в такие морозы пробираться вглубь глухого леса к Осинковскому колодчику. Он расположен в чаще, на берегу реки Кувычихи, неподалеку от деревни Осинки Семеновского района Нижегородской области. В XVII – XIX веках в этих лесах насчитывалось несколько десятков старообрядческих скитов.
Вот и у Осинковского колодчика раньше был скит старообрядцев-софонтиевцев. По преданию, он был разорен в правление Петра I . Считается, что иноки спрятали Святые Дары в колодчике, а сами заперлись в овине и устроили самосожжение. О последнем Маргарита говорит осторожно: никто в точности не знает, что и как тогда происходило. И призывает всех нас быть внимательными при переходе через речку Кувычиху. Мостик почти не видно: занесло снегом. Мы идем след в след. Снег громко хрустит, мои попутчицы тихо переговариваются, кажется, подбадривают друг друга.
– А правда, что в Кувычихе еще долго потом находили остатки келий? – спрашивает Маргариту Алла Сюбаева, когда все преодолевают скользкий мостик.
Алла тоже экскурсовод. С антропологом Маргаритой Алмазовой она познакомилась в городе Семенове, куда привезла группу на экскурсию в старообрядческий храм. Там они и встретились. Разговорились. Алла водит экскурсии в действующий старообрядческий Малиновский скит. В Семенове бывает часто, а вот пробираться вглубь керженских лесов ей одной боязно. Поэтому когда Маргарита предложила поход по керженским лесам с посещением знаменитого Комаровского скита, отказываться не стала. Не испугались мороза и еще несколько женщин. Как выяснилось, туристами не робкого десятка оказались сотрудницы музеев Нижнего Новгорода.
Впереди – старое, утопающее в снегу кладбище. Сугробы глубокие. Голбцы – в снежных шапках. В трещины на их перекладинах забилась хвоя. Маргарита ведет нас в разрушенную старообрядческую моленную, которая прячется за большой елью. Видно, что недавно здесь кто-то побывал, жгли вещи и книги. Это не вандализм. Местные старообрядцы из соседних сел приносят на это кладбище то, чем не пользуются дома после умерших: иконы, крестики, старые книги, лестовки... Мы молча рассматриваем запорошенные снегом желтые страницы с обуглившимися краями. Старославянский шрифт, красные буквицы... На почерневшем от старости бревне висит видавшая виды лестовка...
Как только наша группа выбирается на тропу, ведущую из леса, поднимается гвалт. Маргариту забрасывают вопросами. Где тут жил преподобный Софонтий? Далеко ли отсюда Семибратская долина? Алла Сюбаева рассказывает, что ее предки – старообрядцы из Воскресенского района. Оксана Ольшанская сообщает, что ее бабушка с Малых Прудов тоже была старообрядкой. Меж тем я нахожу на тропинке потерянную кем-то варежку и пытаюсь отыскать хозяйку. Тщетно: попутчицы меня не слушают. Кроме Маргариты. «Сегодня температура экстремальная! – кричит она. – Мы можем замерзнуть, если будем попусту терять время. Варежки, пожалуйста, не теряйте! Нам еще надо добраться до Комаровского скита!»
Женщины отогревают руки дыханием, растирают щеки. Кто-то пьет горячий чай из термоса. Маргарита поторапливает: пора прощаться с Осинковским колодчиком.
МАЛОЕ ЗИНОВЬЕВО
Группа добралась до машины, не потеряв больше ни одной варежки. Пока за окном мелькают сказочные керженские леса, Маргарита продолжает рассказ. По преданию, после раскола семь соловецких монахов пришли в долину реки Санохты – правого притока Керженца – и поставили здесь первые кельи. С тех пор это место стали называть Семибратской долиной. Бывшие соловецкие монахи руководили общинами поповцев на Керженце. Позже преподобный Софонтий стал духовным лидером керженского старообрядчества, принимая в скиты и переходящих из официальной церкви священнослужителей. Один из таких, Никифор, переселился с несколькими старцами-кержаками на уральские заводы Демидова, положив начало созданию старообрядческих скитов на Урале.
Здешние места, где когда-то существовали старообрядческие скиты, Маргарита за последние десять лет обошла пешком. Познакомилась с местными жителями. Кстати, в самом начале похода она предупредила, чтобы мы ни в коем случае не называли старообрядцев раскольниками. Они обидятся.
По дороге к Комаровскому скиту мы остановились передохнуть в деревне Малое Зиновьево и отправились на службу в древлеправославную церковь Казанской иконы Божией Матери. Маргарита приготовила сюрприз: привезла с собой старообрядческий молельный косоклинный сарафан. Спинка у него заканчивается «сорочьим хвостом», прикрывающим ноги во время поклонов. В нем она отстояла службу в церкви. После службы экскурсантки обступают Маргариту, интересуются, где можно взять такой сарафан. Алмазова советует устроиться в старообрядческую церковь уборщицей, как это сделала она. Бабушки приносят в церковь и сарафаны, и занавески шитые, и подручники. Настоятель церкви деревни Малое Зиновьево отец Николай кивает: верно, верно. Вот он не так давно отвез в Малиновский скит два мешка молельных сарафанов, которые ему принесли из местных деревень и сел. А в самой церкви у одного из окон вывешено иерейское облачение, подаренное отцу Николаю во время службы в Новозыбкове, где он окончил духовное училище. До него этим облачением пользовалось не менее 20 священников. Кстати, это Маргарита уговорила отца Николая выставить старинные епитрахиль, поручи, фелонь, палицу и скуфью... Сейчас их внимательно рассматривает методист музея-заповедника «Щёлоковский хутор» Елена Шабалина. «Чудо как сохранились!» – восхищается она.
Я замечаю на лавке потрепанный переплет и обрез старопечатного тома, тускло желтеющий в стопке современных книг. Праздничная минея. «Принесли люди. Так... Вот! «Начата быть в печати сия вдохновенная книга минея праздничная в лето семь тысяч сто пятьдесят восьмого года месяца декабря в двадцать первый день на память святой мученицы Иулиании иже нашего Петра Митрополита Московского Чудотворца в памятное лето благочестивой державы царства его государя царя великого князя Алексея Михайловича всея России совершана быть в то же лето…». Слушаете? – оглядывается отец Николай. – «В десятое лето царствование отца и его богомольца Иосифа патриарха Всея Руси»… Книга – современница протопопа Аввакума!»
После службы в церкви остались певчая Елена Журова и начетчица Ирина Григорьевна Санникова. Обе – из коренных керженских старообрядцев. Санникова плотно укутана в теплую шаль, из-под черной юбки выглядывают валенки. Рассказывает, что ее девичья фамилия – Абакумова, здесь ее произносят Аввакумова. «Совсем как у протопопа!» – восхищаются нижегородские музейщицы и засыпают ее вопросами о своих предках-старообрядцах, живших поблизости. Алла Сюбаева спрашивает, не знает ли Ирина Григорьевна Заморошкиных. А Оксана Ольшанская вспоминает: с мамой ездила в деревню Малые Пруды, что рядом с Малым Зиновьевом, к Логиновой Александре. Может, Ирина Григорьевна помнит ее?
– Вы все время ее перебиваете, она не может до конца рассказать, – усмиряет женщин Маргарита. – А ведь ее родственники Абакумовы Малиновский скит восстанавливали!
Ирина Григорьевна рассказывает, что когда ее родители строились в деревне, то место под избу им предложила баба Дарья, которая потом доживала свои дни у Абакумовых. От нее же в семье остались иконы керженского Шарпанского скита, которые бабе Дарье подарила одна из последних его насельниц. Позже их у Абакумовых украли. После этого Ирина Григорьевна стала постоянно бывать в Шарпанском скиту. И когда работала в сельской библиотеке и вела краеведческий кружок, то постоянно ходила с детьми в походы на Шарпань. Нередко совершала паломничество и в Комаровкий скит, о котором собрала немало сведений.
Маргарита обнимает миниатюрную Ирину Григорьевну. Становится ясно, что этих двух кержачек связывает нежная дружба. Санникова, стесняясь, просит Маргариту привезти ей при случае текст семнадцатой кафизмы. А то ей самой в Семенов выбраться не под силу. «Будь у меня ноги потверже, я бы с вами в Комаровский скит тоже отправилась», – вздыхает Ирина Григорьевна.
Маргарита снова всех торопит: нам пора ехать дальше, зимний день короток. Священник выходит на крыльцо, чтобы проводить нас. «Так вы в Комаровский скит собрались? В такой мороз?» – удивляется отец Николай. С крыльца он не уходит до тех пор, пока наш микроавтобус не отъезжает от церкви.
Дальше на пути в Комаровский скит мы не встречаем ни одного человека. Вокруг только лес, снег и кресты. Кресты под снегом. Над снегом. В снегу. Ими отмечены места старообрядческих святынь. У одной из них Маргарита останавливает автобус. Мы выходим. Это кладбище, сложившееся вокруг могилы схимницы Феодосии, жившей в начале XVIII века и пользовавшейся большим уважением местных старообрядцев. Могилы – единственные свидетели существования скитов. Многие деревенские погосты образовались вокруг могил местночтимых святых.
Здесь имеется памятная табличка. 40 таких табличек, сообщающих о «памятниках истории и культуры старообрядчества – древлеправославных керженских скитах», установлены в этих лесах. Средства на них, как и на обновление крестов, собирались в рамках проекта «Кержаки».
Границы этого погоста недавно нарушили лесорубы. Маргарите пришлось даже повоевать, чтобы восстановить охранную территорию. Вместе с единомышленниками ей удалось навести порядок. Это именно они расчистили путь до Комаровского скита накануне нашей поездки. Вот только будет ли дорога расчищена до конца? И сколько придется нам идти по снежной целине? Эти вопросы сильно волнуют Маргариту.
ТРИ МАНЕФЫ
Сносно доехать мы смогли лишь до не существующей уже деревни Комарово. Затем микроавтобус медленно пополз по полю, известному как «Сорок кладбищ»: здесь когда-то были как мужские, так и женские обители. Дальше – пешком. Вроде недалеко до Комаровского скита, но идти надо по непролазной снежной целине. «Летом тут дороги нет. А сейчас есть. Чудеса! – Маргарита явно старается приободрить нас. – По болоту начистили нам путь. Вы первые, кто попал сюда зимой! Летом здесь много травы, листвы, комаров... Трава – в человеческий рост. В ней – змеи. Мы с Ириной Григорьевной как-то пришли к Манефе и заплутали. Ирина Григорьевна тогда остановилась, задумалась и сказала, что Манефа ее в другую сторону позвала».
Манефа – это Манефа Последняя. Так называли последнюю настоятельницу Манефиной обители Комаровского скита. Сама обитель была основана в конце XVIII века Манефой Старой и по ее фамилии называлась Осокиной. Манефиной она стала зваться уже при другой настоятельнице – Манефе Новой, скончавшейся в 1877 году. Она же была прототипом одной из героинь романов Мельникова-Печерского «В лесах» и «На горах». На месте обители сохранились почитаемые старообрядцами могилы Манефы Старой и Манефы Последней, которая умерла в 1934 году. На надгробии Манефы Старой можно еще прочитать полустертую надпись: «Духовные моя сестры и спостницы не забудите мне егда молитеся но видевше мой гроб поминайте мою любовь и молитеся Христу да учинит дух мои с праведными. Сооружен сей памятник усердием преданного духом к покойной Московской первой гильдии купца Филиппа Яковлевича Касаткина 1818 года июня 3 дня. Москва».
О романах Мельникова-Печерского мы говорим, пока пробираемся через сугробы. Маргарита уточняет: писатель создал в романах собирательный образ. В своей героине он объединил черты Манефы и настоятельницы Оленевского скита – матушки Маргариты. А вот местом действия романов выбрал Комаровский скит, потому что часто здесь бывал и мог в подробностях описать местный быт. Алмазова говорит, что описания в романе близки к реальности. В Комаровский скит действительно приходили девушки из города. Скит в то время выполнял роль социального института, где можно было хорошо выучиться вышивать, читать и писать. «Отцы семейств с гордостью говорили: моя-то в скитах училась вышивать, – объясняет Маргарита. – Французскому языку, конечно, не учили, но говорили воспитанницы скитов грамотно!»
Тихо. Ветра нет. Вот он – знаменитый Комаровский скит, описание которого уже после прочтения Мельникова-Печерского оставила Зинаида Гиппиус, когда побывала тут вместе с мужем Дмитрием Мережковским. Петербургских гостей в Комаровском скиту даже в моленную пустили… Но где все это? Только поклонный крест сиротливо стоит в поле. Табличка на нем сообщает, что здесь в начале XIX века было 35 обителей и около 2 тысяч насельниц. Скит составляли несколько улиц с двухэтажными избами, соединенными многочисленными переходами. Сейчас Комаровский скит – бывшая «столица» керженских скитов – обитель вьюг и холода.
Основан Комаровский скит был в конце XVII – начале XVIII века неким старообрядцем Комаром, по имени которого и был назван скит. Известность он получил после московской чумы 1771 года: именно тогда в Комаровский скит пришли Игнатий Потемкин, Иона Курносый и Манефа Старая, ставшие впоследствии известными и почитаемыми насельниками.
О чуме мы вспомнили неслучайно. Летом и осенью прошлого года Маргарита приводила сюда несколько экскурсий. «Знаете, кто были самые частые гости? – говорит она. – Врачи и медработники из Нижнего Новгорода. Во время борьбы с пандемией они настолько устали и были опустошены духовно, что приезжали сюда, чтобы набраться сил, терпения и твердости. Это им очень требуется сейчас».
Маргарита тоже приходит сюда за силой. Кстати, мать ее, Лариса Сергеевна, знала трех сестер – последних насельниц Комаровского скита. Одна из них, Алевтина, еще девочкой ослепла после оспы, и отец согласился отпустить ее в Комаровский скит. Две сестры ушли с Алевтиной и стали ухаживать за ней. Одна из сестер, Екатерина, после закрытия скита в 1927 году и стала няней мамы Маргариты. А Алевтина доживала свои дни в доме сестры деда Алмазовой. Когда Маргарита начала писать диссертацию о старообрядчестве, то расспрашивала родных о Комаровском ските. И отыскала в старом семейном сундуке схиму Алевтины. Это одеяние Маргарита показала на Международном форуме старообрядцев в Москве, где его признали важным памятником старообрядческой культуры. Сейчас схима хранится в алтаре старообрядческого семеновского храма Николая Чудотворца.
– Я была потрясена, когда обнаружила, что надпись на схиме Алевтины совпадает с надписью на надгробии матушки Манефы, – говорит Маргарита. – Мы последние, кто видит это надгробие в таком состоянии. В советское время его пытались расколоть. Весной оно станет другим. Его реставрацией займется Петр Абакумов – племянник Ирины Григорьевны из Малого Зиновьева.
...Следующим утром я нахожу Маргариту в семеновском храме Николая Чудотворца: она пообещала показать место, где похоронена мать Мельникова-Печерского. О том, что на погосте семеновского старообрядческого храма во имя Всех Святых находится могила матери писателя, Маргарита узнала недавно.
Но сначала нам нужно зайти к старообрядке Екатерине, чтобы забрать новенькую табличку, изготовленную в рамках проекта «Кержаки». Пока мы несем табличку, я успеваю прочитать надпись на ней: «Здесь погребены тела рабы Божией из дворян титулярной советницы Анны Павловны Мельниковой, скончавшейся 1835 года месяца июля 29 числа пополудни 5 часов 3 четверти, жития ее было 36 лет 10 месяцев 10 дней и с ней лежат 4 младенца дочери ее: Варвара, Елизавета, Наталья и Мария». «А на правой стороне памятника, – объясняет Маргарита, – было написано: «Сей памятник воздвиг первой муж и друг, а последних родитель Иван Мельников». Там же было приписано: «Иван Мельников – отец известного писателя Павла Ивановича Мельникова-Печерского».
Табличку Маргарита передает хозяйке церковной лавки, предупреждая, что о ее размещении на безымянном кресте есть договоренность с настоятелем прихода. Женщина охает, узнав, что на погосте церкви похоронена мать того самого Мельникова-Печерского. Конечно, она читала его романы и про скиты наслышана! Церковница присматривается к гостье и улыбается. Черноволосая, со строгими чертами лица Маргарита в своей сшитой на старинный манер шубейке, в шали наверняка представляется ей скитницей, героиней Мельникова-Печерского, пришедшей в город из глуши керженского леса...
