Что я буду против Быкова, что-то написавшего об Ахматовой, я знаю, по аналогии с результатами всех предыдущих сравнений его и моих мнений о чём бы то ни было.
Но в этот раз хочется начать с согласия.
«Её стратегия как раз состоит в сочетании кажущейся слабости и внутренней огромной силы» (Быков. Время потрясений. М., 2018 С. 153.).
По-моему, это повторение Коржавина, - повторение, выводившее из поражения слабости (мещанства, другими словами) в презрение к нему с точки зрения ницшеанства, супервуменши. – То есть, вижу я, согласиться с Быковым мне не удалось. Не сочетание, а поражение одной (а та, кто сейчас танцует, рядовая шлюха, будет гореть в аду) ради победы другой (разрешающей себе вседозволенность не по моде или привычке, а ради перехода в исключительность).
«Но вот в «Вечере» этой силы ещё не видно совсем» (Быков. С. 153)
Открываю Содержание «Вечера». Вот оттуда перечень стихов, по которым при моём разборе (см. тут , тут , тут ) её ницшеанство, т.е. сила, подтвердилось: «...А там мой мраморный двойник...», «Маскарад в парке...», «Сероглазый король», «Он любил...».
Впрочем, Быков сам себя опровергает (так зато и я зарядился с ним соглашаться):
«Вот в «Вечере» уже есть бесстыдство, причём бесстыдство самой высокой пробы» (С. 154).
То самое ницшеанство.
Впрочем, с тех пор, как я когда-то стал понимать, как мне казалось, Ахматову, прошло много времени, и я стал ницшеанство понимать глубже: не как вседозволяющую исключительность, а как бегство из Этого скучного-прескучного мира в принципиально недостижимое метафизическое иномирие.
Хочешь знать, как все это было?
Три в столовой пробило,
И, прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
"Это все… Ах, нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила
Еще тогда!" –
"Да".
1911
Тут не просто дан вполне себе материалистичный 5-й акт трагедии, именно из-за вырванности его – непонятный. «Она» это не лирическое «я» стихотворения, это не «я»-повествователь, не свидетель того разговора той, кто была «Она» , с тем, кто теперь отвечает: "Да" ? Или «я»-повествователь так манерничает и называет себя в третьем лице, а он теперь безразлично отвечает: "Да" ? – Непостижимо.
А непостижимость и есть образ этого принципиально недостижимого метафизического иномирия, не данного сознанию Ахматовой, а находящегося в ранге её подсознательного идеала.
С такой точки зрения на ницшеанство посюстороння вседозволенность есть просто непростое мещанство, особое, враждующее с простым мещанством, ибо является высшим мещанством. И именно эту, внешнюю сторону текста, и Коржавин, и следом за ним я понимали когда-то и называли это ницшеанством. А теперь вот так, огрублено и неверно понимает это Быков, рассуждая об этом же стихотворении:
«…это именно пугающая откровенность. Ахматова совершенно не боится признаться в том, что она находится в униженном положении, что она не любима, робеет, первой признаётся…
Вот эта готовность признаться в последний момент, робость, бледность, ощущение какое-то всегда предсмертное… это, конечно, говорит не о ситуации победы никак» (С. 154).
Тогда как улёт в иномирие, пусть и подсознательное, есть как раз признак победы над плохим-преплохим Этим светом.
Я когда-то срывался, вообще-то зная уже, что то, что читают ваши глаза в стихотворении не есть то, что хотел сказать автор, а Быков и никогда этого фокуса-покуса искусства не знал. Он или не читал «Психологию искусства» Выготского, или читал и не освоил. Впрочем, вы видели: я и освоивший не сразу дошёл до того, что является подсознательным идеалом ницшеанца. Но я-то – тёмный по обстоятельствам начала жизни. Мне простительно, а Быкову – нет.
21 марта 2021 г.
Читатели!
Мои тексты очень сложны. Умоляю! Пишите вопросы, что вы не поняли.
