Гриша оказался в Дьяковке случайно – увидел с теплохода берег с черно-зеленой дубравой, широкие вороненые заводи, плюшевый плес и решил провести здесь месяц отпуска.
Комнатку снял хорошую, с видом на Оку. В первый же день выложил на стол стопку чистой бумаги и приготовился писать давно задуманную статью о смысле жизни.
Никто в институте не догадывался, что Гриша готовится стать писателем, что ради этого он и поступил на биологический факультет – чтобы познать первоосновы жизни, как он сам себе говорил.
К третьему курсу он их познал, ибо, несмотря на то, имел от роду всего 20 лет, успел перечитать множество биологических книг и сделать одно великое открытие.
Поэтому он считал, что имеет право, как все титаны, начать писательскую деятельность с самого главного – объяснить людям смысл жизни.
Первые несколько дней ему хорошо работалось. Поглядывая на оживленную, солнечную Оку, он обдумывал план статьи, записывая отрывки из привезенных с собою книг, делал наброски.
Семья Рыжковых, в которой он поселился, была простой и славной, и он быстро стал своим. Настолько, что при нем по вечерам, не таясь, вели самые заветные семейные разговоры и Зинаида Федоровна даже советовалась с ним насчет женитьбы старшего сына Петра. 27 лет парню, а он все робеет с девушками. Так можно и до лысины в парнях проходить.
А Лена Воронина девушка хорошая, имеет специальность – бухгалтер на том самом кожзаводе, где Петр и служит. К тому же Воронины свои, дьяковские. После смерти старшего брата стоит у них дом заколоченный, тоже нельзя пренебрегать, есть где жить молодым. Зинаида Федоровна уже несколько раз обсуждала это со стариками – Воронины очень одобряют. Вот только Петр никак не раскачается. В кого только он уродился, рохля, тюря анафемская!
Петр во время этих разговоров конфузливо косил и смешно вытягивал трубочкой губы, точно пытался достать кончик своего длинного утиного носа. Дед сердито хрипел и стучал на него ложкой. Мать уговаривала: тосковала по люльке да по пеленкам.
Гриша же солидно покачивал головой и очень советовал жениться. Ему нравилось, что здесь говорят о женитьбе так просто и без всякого лицемерия обсуждают выгоды и невыгоды.
Гриша считал себя рационалистом и имел свою точку зрения на брак.
Только младшая Петина сестра Светлана, первый год работавшая учительницей в сельской школе, зло вздергивала острым плечиком и говорила с напором, почти с ненавистью:
- Господи, да он же не любит! О Господи!
На что Зинаида Федоровна, вздохнув, неизменно отвечала:
- Ничего, Петенька, стерпится – слюбится. Ей ведь тоже 26 – заневестилась.
Наконец на семейном совете было решено, что Петр, не откладывая, объяснится и сделает предложение. Растерянный Петр после этого долго уговаривал сестру и Гришу пойти вечером вместе с ним, чтобы вызвать Лену прогуляться и уж там, в непринужденной обстановке он улучит минуту …
- Ты не волнуйся, - тоном опытного сводника говорил Гриша, - мы тебе создадим условия! – И подмигивал Светлане, которая в ответ зло щурилась и вздергивала плечиком.
В этот день Гриша назначил себе начать статью. Он проснулся рано и долго лежал с закрытыми глазами, с аппетитом пережидая, пока откричатся соседские петухи, пока уйдут на работу Петр и Светлана, уляжется утренняя суета. Встал, умылся, похлебал на кухне вкусно подкисший вчерашний борщ. Сел к столу. На душе было ясно и празднично.
Название написалось сразу: «О природе нравственности». Понравилось. Кратко, значительно. Как у древних. В первой части предполагалось рассмотреть основные элементы нравственности в свете современных знаний биологии и психологии.
Гриша решил начать с любви. Самому ему, правда, еще не довелось полюбить. Ни в школе, ни в институте не было девушки, с которой бы ему захотелось увидеться вторично. Обычно, после первого же разговора с любой он очень быстро обнаруживал, что он умнее, становилось скучно и хотелось к товарищам и книгам.
Гриша подозревал, что и у других все так же, только другие с этим мирятся или скрывают. Или заблуждаются в оценке этого чувства. И заблуждение порождает множество недоразумений, ошибок, страданий. Любовь, если говорить научно, - это просто инстинкт сохранения вида, у человека подчиненный все тому же всеобъемлющему закону нравственности, открытому Гришей. И людям нужно только познать этот закон, чтобы перестать страдать, чтобы любовь стала источником душевного покоя и не мешала, а помогала людям жить и выполнять свои обязанности.
Все было так ясно! Но ясно и стройно казалось, пока он думал об этом. Стоило же ему взять ручку, как, странное дело, мысли ускользали, и он никак не мог написать первую фразу. Не писалась первая строчка, хоть ты что!
Гришу стало ужасно раздражать, что хозяйка и дед ходят по дому особенно тихо, разговаривают вполголоса, чтобы ему не мешать, и он невольно только и делал, что прислушивался.
Гриша ушел на берег, выкупался и долго жарился на песке среди белых деревенских уток, которые изо всех сил пугали его, вытягивая шеи и хлопая крыльями. После обеда опять сидел за столом, тупо уставившись в чистый лист и теребя ручку.
А потом он понял, что просто ждет той минуты, когда на обрыве появится тонкая фигурка Светланы … Дело в том, что для каждого своего занятия Гриша любил сразу устанавливать твердый режим. И он установил начало работы за столом с уходом Светланы на работу, а окончание – с ее возвращением. Это было очень удобно, так как он частенько забывал с вечера заводить часы.
Но почему сегодня его охватило такое нетерпение? Вероятно, оттого, что вечером предстояло участвовать в необычном предприятии. Устраивать чужую женитьбу!
Чего ради он ввязался в это дело? Что он знает о Петре и Лене? На минутку ему стало не по себе. Впрочем, эта женитьба целиком отвечает его взглядам на брак, его Закону. И если он хочет быть Учителем жизни, он должен не только вещать, но творить жизнь по своим правилам. Собственно, сама жизнь должна сегодня написать для него первую главу его статьи.
Сравнение понравилось, и Гриша стал любовно его смаковать.
Пришел Петр и, отказавшись от обеда, завалился отдыхать в соседней комнате, где он спал на тюфяке прямо на полу под занавешенным окном.
Светлана запаздывала.
Тени стали сгущаться. Что-то таинственное совершалось вокруг. Странно коротко кричали чайки. Широкая серая тень шла от противоположного берега через гладь реки, гася блики. На середине реки у замигавшего зеленого огонька в неподвижной воде волшебно покачивалась лодочка бакенщика. И непонятно, откуда брались тихие волны, набегавшие на песчаный плес под окном. В доме тоже все было полно прекрасной таинственности. В кухне что-то слабо позвякивало.
По всему дому, редко ступая, ходили на цыпочках озабоченные гномы. На почерневшей дощатой перегородке, отделяющей Гришину комнату, в медном отблеске уже невидимого солнца проступали древние лики с круглыми скорбными очами.
Наконец Гриша увидел в окно Светлану. Она появилась высоко в лиловом небе на краю обрыва. На миг задержалась там. Закинула на голову руки. Видно, залюбовалась закатом. Стала не спеша спускаться в заросшую балочку, выходившую к реке у самого их дома.
Гриша с облегчением отодвинул стопку бумаги, и потянулся за галстуком.