Вы знаете, что мне больше всего нравится в переезде? Знакомство с окрестностями. Осознание того, что все эти укромные уголки и трещины ждут меня ... Первые несколько недель на новом месте - это как лучший бесконечный адвент-календарь.
Я помню свой переезд в Лондон. Первый в истории. К тому же от небольшой деревушки под Люблином до гигантского мегаполиса. Еще не распаковал, а уже искал интересные места.
И наша первая квартира после свадьбы, когда выяснилось, что на первом этаже есть магазин, и я могу купить булочки и молоко в пижаме.
И еще одно место, где родились все наши дети - совершенно мне неизвестный район Люблина. Когда я срывала одну за другой все эти чудесные улочки - Мицкевича, Ожешкова, Словацкого, Рей, Стаффа ... Мы жили там много лет, и у меня были свои любимые дома - такие, где по вечерам было тепло, уютно. свет в окнах, хотелось постучать и сказать «извини, я просто к чаю».
Люблю представлять, что в этих домах, кто там живет.
На Десятой улице стоял такой уникальный дом, заросший плющом и с красной крышей. На подоконниках стояли книги и цветы. Не знаю почему, но я был уверен, что это дом художника. Скорее всего, художник. Это убеждение так прижилось во мне, что я окрестил дом «домом художника», и если бы я сегодня узнал, что там живет автомеханик, я бы сломался.
Был еще один дом очень мрачный. Ледяной голубоватый свет пробивался сквозь вечно затемненные серебряные жалюзи. Убийца, должно быть, жил там. В этом я не сомневался. Поэтому я всегда держался на разумной дистанции и боялся с безопасного расстояния.
Нельзя не упомянуть переезд в центр Люблина. Как говорится - эпично.
Если я когда-либо был близок к безумию от счастья, это когда. Я впитал этот город всеми порами своего тела. Этот непрерывный шум ночи, раздираемый смехом и тарабарщиной.
Я торжественно открыла для себя каждую улицу поблизости. И снова мой любимый ритуал, долгие прогулки, во время которых я представляла, кто в каком доме живет. Перед моей террасой - забавное здание, вероятно, резиденция каких-то люблинских хоббитов. А через два дома - дом поэта, о котором я писала ЗДЕСЬ.
Еще здесь был дом типичной американской семьи, дом аристократов и темный дом… каннибала. Да, я знаю, не спрашивайте.
И вот спустя год после переезда в деревню я все еще нахожусь на этапе адвент-календаря новых мест.
Когда через несколько дней я обнаружил луга, о которых понятия не имел, я подумал, что попал в рай. Также рядом есть лес, довольно дождливый. И река ...
На опушке леса стоит домик с деревянными ставнями, совершенно необычный. Ну ... писатель там живет. Когда несколько дней назад во время ледяной вечерней прогулки я увидел, как из трубы медленно выливается дым, я почти почувствовал, как внутри рождаются благородные буквы, залитые черным кофе ...
Итак, представьте, что всего несколько дней назад я обнаружил другое место.
День был жаркий, и мы со свекровью пошли на долгую прогулку.
- Вы только посмотрите на этот дом! - сказал я, указывая на старую деревянную лачугу, поросшую метровой крапивой, которую я прохожу регулярно, но мое воображение всегда подсказывает мне, что ничего хорошего там не живет.
- Мы пойдем туда! - объявила свекровь, храбро ступая по тропинке в зарослях.
Приехав туда, мы увидели довольно необычное зрелище. Древняя заброшенная ферма. Все с жадностью поедают вездесущие сорняки. Каркас машины, каркас сарая ... Я чувствовал себя как на съемочной площадке.
От каждого шороха у нас пробегали мурашки по коже. У большинства окон только голые, смущенные рамы. Любопытство привело нас вглубь фермы. Заглянули внутрь заброшенного дома. Разбитое зеркало, гниющая изразцовая печь, проваленный пол… и шкаф с одеждой. Цвета покрыты сантиметровой пылью.
Каким-то образом мой страх превратился в ностальгию. На долю секунды я увидел зеркало целиком, печь, в которой трещали щепки, пол был потерт, одежда переливалась красками, окна в окнах.
Мне напомнили «дом художника» с уютным светом в окнах и «дом писателя» с ленивым дымом и «дом поэта» с садом. Все наполнено жизнью.
Мне было жалко этот унылый дом, заросший плющом времени. В конце концов, из него должен был пролиться свет.
Поэтому я спросил, разозлится ли он, если я его сфотографирую. Он не ответил, но голые дверные косяки не протестовали, когда я переступила его порог.
