Здравствуйте, с вами канал "О прошлом и настоящем". Меня зовут Евгений.
Это продолжение рассказа "Как дочери мать к себе жить звали". Начало можно прочитать ЗДЕСЬ.
Валентина и Галина приехали на хутор к матери с разницей в несколько часов. Зятья не стали отпрашиваться с работы и отправили жен в гордом одиночестве. Обе женщины приехали из райцентра к хутору на такси.
Начиналась ранняя весна, и таксист не рискнул соваться в расхлябанную колею. Вместо этого он высадил Валю в полукилометре от родительского дома.
Валентина жутко рассердилась, требовала доставить ее по назначению, но мужчина за рулем стареньких жигулей был себе на уме. Стоило лишь сунуться чуть ниже с трассы, и машина плотно засела бы в грязи.
— Дойдешь, чай не барышня, вон по травке иди. Гляди, уже снег местами оттаял, — напутствовал Валю таксист и, на прощание обдав женщину вонючим выхлопом, поехал назад в райцентр.
Женщина в этот момент была похожа на разгоряченный утюг. Но пыл быстро сошел, когда она, шагнув с обочины в снег, провалилась по щиколотки в талую воду.
— Этого еще не хватало, — буркнула Валя, и, подобрав юбку, захлюпала замшевыми сапожками дальше.
Через пять минут она замерзшая и сердитая вошла в родительский дом.
— Мама, я вся промокла и продрогла, почему у вас тут нормальную дорогу не сделают, — начала вновь распаляться дочь.
— Здравствуй, Валя, — с ударением на первое слово сказала Ульяна, давая понять, что во-первых, нужно поздороваться. — Дорога у нас ничего. Почтальонка, вон, давеча приходила, не жаловалась. Обувка у тебя слабовата. Скидай скорее, сушить тебя буду.
Валя разулась и остановилась в нерешительности посреди комнаты.
— Ну чего встала, забыла, что делать? А ну марш на печку греться, — скомандовала Ульяна 45-летней дочери, словно той было одиннадцать. — Сейчас липовый цвет заварю. Да и обедать пора.
Ульяна суетилась по дому, не обращая внимания на Валентину, поджавшую лапки на печи.
— Мама, а чего тут паутины столько, — говорила из под потолка женщина. — Дай веник, смахну.
— Чаво-чаво! — бурчала пенсионерка. — Приедуть раз в год и еще спрашивають, чаво. — Я чтоль влезу туда со своими болячками?
Через сорок минут дочь слезла с печи, натянула мамины шерстяные носки и шлепанцы, пошла к столу.
За обедом женщины молчали, не зная с чего начать разговор. После так же молча пошли в зал, где уселись на диван.
Валя, наконец, заговорила первой: "Мама, ну ты же все понимаешь, нету у тебя больше ни сил, ни здоровья. даже если мы сюда отопление и воду проведем, все равно тебя здесь одну оставлять нельзя".
Ульяна ответила сразу. Эти слова она вынашивала в сердце все последние дни: "Ты пойми, дочка, все это ясно мне, да только с Галей вы договоритесь. Не могу я себе выбирать, куда ехать, не могу вас делить. Если бы все миром решилось. Так нет, что ж вы, родная кровь, между собой собачитесь. Когда ж я спокойно спать буду".
Старушка смахнула слезы краем платочка и в который раз обратилась к иконам с молитвой: "Помоги, вразуми моих детушек Матерь Божия, помоги Николай Чудотворче".
За окном скрипнула калитка. В окне промелькнул женский силуэт.
Через две минуты на печи сидела уже промокшая Галина. И вновь из недр старого сундука появились шерстяные носки и еще одни тапочки. Их старушка специально берегла для своих детей.
В печи догорали последние дрова. Две сестры поднялись идти за новыми.
— Я пойду, — сказала Галя.
— Ты только приехала, сиди грейся, — ответила Валя.
— Хочешь наедине с матерью обо всем без меня договориться, — начала перепалку Галина.
— Чего ты несешь, мать хочет, чтобы мы вместе все обсудили, — оправдывалась Валентина.
В итоге с горем пополам в избу принесли дрова, подбросили в печку и сердитые уселись вокруг матери.
— Ну, делите меня, — сказала Ульяна. — Чего молчите. Так мол и так, едь ко мне. у нее муж алкаш. Или, нет, ко мне, у нее не квартира, а конура маленькая! Так опять мне сейчас говорить станете? Вы что же, думаете совсем сдала мать? Слова своего не имеет? Думаете, хорошо мне вот так жить, зная, что вы промеж собой как волки? А может лучше мне было вас в родильном доме бросить? Тогда голод был. Некоторые так и делали. Подыскивали бездетную семью побогаче и оставляли дитя на попечение. Что молчите? Нравится такая вам картина?
Дочери вдруг заплакали. Прям в унисон. Кажется, они поняли всю глупость своих ссор. Еще мгновение, и мать обняла их обеих и притянула к себе. Прямо как тогда, в детстве, когда девчонки часто ссорились, а Ульяна, устав после работы в колхозе, всегда с улыбкой гладила их по русым головкам, целовала и заставляла просить друг у друга прощения. И они просили, до поры до времени. Покуда не повзрослели, да сердца не зачерствели от суеты житейской.
Вот и сейчас Ульяна как раньше, нет, не заставила, а попросила дочек помириться. И вновь кончик платка пошел в ход. Секунда, вторая, третья. И вот Валя и Галя обнялись, расцеловались и, плача, начали наперебой просить простить друг друга.
На трех женщин из святого угла смотрел лик Николая Угодника. И казалось, что строгий святой чуть-чуть улыбался, радуясь спасенным от власти ненависти человеческим душам.
P.S.
Ульяна согласилась ехать жить к обеим дочерям. Сестры договорились, что мать будет жить у них попеременно. А летом в отпуск они обязательно приедут на хутор, в свой родной родительский дом, вместе с мамой, мужьями, детьми и... Барсиком.
Спасибо за внимание. Если вам понравилась статья, ставьте палец вверх и подписывайтесь на канал ЗДЕСЬ.