2 июля 1750 года два христианских миссионера* из Моравского братства подошли к деревне Генезео, населенной индейцами из племени сенека, самого западного из Пяти Наций ирокезов. Моравцы хотели переговорить с 4-мя важными вождями сенека, с которыми познакомились год назад на большом Совете в Филадельфии, столице колонии Пенсильвания. Цель визита - укрепление дружбы и получение одобрения ирокезов на присутствие моравских миссий среди ирокезов.
- Иоганн Каммерхофф и Давид Цайсенбергер
Деревня Генезео состояла из 40 хижин и располагалась в живописной местности в долине одноименной реки. Еще на подходе к селению миссионеры услышали сильнейший ор, верный признак того, что вся деревня "гуляет". Так и оказалось, все население, около 200 человек, находилось в той или иной степени алкогольного опьянения.
Войдя в поселение, мы увидели много пьяных индейцев, которые выглядели обезумевшими от выпивки. Мы спросили, где найти дом вождя Гаронтианечки, и нам пришлось пройти через всю деревню, чтобы добраться до него. Всюду дорогу нас окружали пьяные дикари. Сахема не было дома, но его жена, старая добрая женщина, стояла у порога хижины и ласково приветствовала нас, и уговорила войти внутрь, поскольку вокруг собралась огромная, пьяная толпа, которая стала приближаться к нам вплотную.
Моравцы зашли внутрь и сели, однако, пьяные индейцы последовали за ними в дом. Как вспоминал Каммерхофф, лица индейцев были безобразными и опухшими от нескольких дней беспробудного пьянства. Проводник каюга, что привел миссионеров к сенекам, быстро почувствовал не ладное, "забеспокоился, растерялся и очень поспешно ушел, так как, без сомнения, опасался, что с нами должны приключиться какие-то неприятности".
Тем временем жена сахема послала за мужем. Найти его удалось не сразу и он явился с большим опозданием, да к тому же был пьян, как все остальные индейцы. Однако, он узнал миссионеров и был рад приветствовать гостей. В дом вождя набилось столько дикарей, которые в пьяном угаре орали и совершали враждебные телодвижения, что возникла угроза для жизни миссионеров. Поэтому их поместили в отдельную хижину, столь маленькую, что в ней с трудом могли уместиться 6 или 7 стоящих рядом человек.
Моравцы забились в угол и стали ждать развития событий. К ним явился старый вождь и посетовал на то, что его дом (самый большой в деревне) по сути является общественным зданием, которое служит одновременно его жилищем, местом Совета и деревенской крепостью, а поэтому из него невозможно спровадить пьяных соплеменников.
Миссионеры попросили вождя пойти проспаться, т.к. разговаривать о важных делах с пьяным сахемом было невозможно. Жена сахема принесла гостям немного еды, состоящей из полусырой фасоли и кукурузы, т.к. выпившие соплеменники мешали ей как следует приготовить пищу. Но даже этим скудным пайком моравцам не дали спокойно подкрепиться.
Хотя они дали нам в качестве защитника младшего брата Гаронтианечки, мужчину примерно 30 лет, однако, его присутствие было бесполезным. К нам приходили огромные толпы мужчин и женщин, которые, за редким исключением, были в состоянии сильного алкогольного опьянения и издавали ужасающий шум. Некоторые, кто был потрезвее, мучили нас всяческими вопросами.
Особенно раздражал один индеец, немного говорящий на ломаном английском. Он сказал нам, что он единственный, кто понимает по-английски, и дал понять, что мы должны использовать его как переводчика в наших делах. Давид, однако, посоветовал ему поговорить с нами на наречии могавков, поскольку мы обнаружили, что этот язык нам более понятен, чем его английский, который был очень несовершенным.
Моравцы отделывались от навязчивых индейцев отговорками, что просто пришли навестить сенека, т.к. были поблизости в гостях у онондаго, где присутствовали на Совете. По мимо сенека в деревне было несколько индейцев из племени майями, "очень высокие, симпатичные на вид индейцы, но очень дикие и грубые люди".
Жена сахема Гаронтианечки, добрая и сердечная женщина, нашла новое место, где могли укрыться гости. Это был чердак дома вождя, куда вела лестница из бревна с вырубленным в нем ступеньками. В качестве сторожа она поставила у лестницы своего шурина, чтобы он охранял миссионеров от пьяной толпы.
Тесный, низкий чердак под крышей из гонты, которая нагрелась от жаркого солнца, показался Каммерхоффу настоящей тюрьмой, но вполне безопасной. В конце фронтона была дыра, через которую Иоган и Дэвид выбрались наружу и с горестью наблюдали сверху за хаосом пьяной деревни. Явился еще один пьяный в дым сахем, Хагастаес, его также попросили пойти отдохнуть до завтрашнего дня.
В тот день мы услышали и увидели столько шума и неразберихи, чем когда-либо в жизни. Жена сахема изо всех сил старалась удержать от нас подальше пьяных дикарей, и они уже не так сильно нам досаждали. Несмотря на нашу жалкую кушетку, мы чувствовали себя в безопасности, веря, что Господь привел нас сюда, и что мы в безопасности под сенью крыльев Его.
Ночь не принесла покоя, одни индейцы засыпали, другие просыпались и пьянка продолжалась всю ночь. Сенека пили ром, который они выменивали на меха у англичан в форте Освего на озере Онтарио.
Ром заставляет их терять разум, и когда они начинают пить, то не могут остановиться, пока не выпьют весь алкоголь в поселке. Мы с Давидом размышляли о том, что нам лучше всего предпринять в этих обстоятельствах. Поскольку никаких перемен к лучшему не ожидалось, то в конце концов мы решили остаться на сегодня, а завтра отправиться к онондаго.
Утром к моравцам явились оба вождя сенека. Однако, хмель все еще гулял в их головах и толкового разговора с ними не получилось. Оба сахема вбили себе в голову, что миссионеры пришли передать приглашение от губернатора Пенсильвании посетить Филадельфию. Сколько моравцы не объясняли, что это не так и рассказывали о своих мотивах и о посещении онондаго, вожди сенека раз за разом тупили и спрашивали, где же их приглашение?
Поняв, что разговаривать с вождями бесполезно, миссионеры объявили о своих планах уйти из деревни завтрашним утром. Сахемы пытались уговорить их остаться, утверждая, что спиртного в деревне осталось всего на два дня, после чего можно собрать большой Совет и обсудить все вопросы. Моравцы были непреклонны и посоветовали вождям прекратить бухать, чтобы к вечеру с ними можно было разговаривать
Обе стороны разошлись, не добившись друг от друга уступок. Моравцы были неприятно удивлены истинным лицом сенека, которые год назад в Филадельфии демонстрировали совсем другие манеры, почерпнутые ими у галантных французов.
Оба брата согласились во мнении, что сенеки гораздо более дикий и грубый народ по сравнению с каюга и онондаго, среди которых они чувствовали, что сам Господь помогает объяснить диким индейцам цели миссии Моравских братьев.
Как только мы вошли в страну сенека, мы с Давидом оба испытали странное, необъяснимое чувство угнетения, как будто сам сатана и все языческие силы тьмы пытались противостоять нам. Мы утешали друг друга Ежедневным Словом и умоляли Господа защитить нас от происков сатаны.
Каммерхофф был не так крепок физически, как Цайсенбергер, к тому же недостаток еды и трудности путешествия измотали его почти до предела. Поэтому он по большей части лежал, а Давид Цайсенбергер, чтобы хоть как-то укрепить силы товарища, решил заварить горячего чаю.
Простая в нормальных обстоятельствах кулинарная процедура превратилась в опасный квест посреди пьяной индейской деревни. Требовалось пройти почти 400 метров до источника воды и обратно мимо домов, заполненных пьяными сенека. Воду Давид набрал, но вот на обратном пути, индейцы, мучимые сушняком, затащили его в дом, отобрали котелок с водой, все выпили сами и с большой неохотой вернули котелок обратно.
Давид второй раз наполнил котелок водой, в этот раз за ним опять погнались какие-то пьяные дикари. Однако, трезвый миссионер сумел убежать от пьяниц и окружным путем, прячась в высокой траве, смог донести воду до дома, где товарищи, вздрагивая от каждого шороха, чудом вскипятили воду и напились горячего чая "единственного питательного средства, которое они принимали за два дня".
Моравцы сумели передать маленькие подарки жене сахема Гаронтианечки, чтобы та приготовила им еды в дорогу. Не с первого раза, но ей удалось это непростое мероприятие, т.к. готовую еду по закону туземного гостеприимства тут же сжирали пьяные соплеменники.
Вечером Давид отважился снова выйти и на улицу и почти тут же вернулся обратно, преследуемый "стаей пьяных женщин".
Некоторые из них были обнажены, другие почти голые. Чтобы пробиться через них, Давид был вынужден использовать кулаки и наносил удары направо и налево. Он с трудом взобрался по лестнице, и когда был на ее вершине, женщины вырвали лестницу у него из под ног, однако, Давид сумел благополучно спрятаться в нашем убежище.
Всю ночь с 3 на 4 июля в деревне продолжалась дикая оргия и миссионеры не сомкнули глаз. Рано утром, когда индейцы угомонились, миссионеры тихонько выскользнули из дома. На улице стоял густой туман не было видно ни одного живого существа, даже собаки, которых в деревне насчитывалось около сотни, "были тихими и приятными в общении",.
У дверей последней хижины стояла скво, но она была трезвой и тихо ответила на наше приветствие. Короче говоря, мы ясно увидели, что Сам Господь удалил все препятствия с нашего пути, чтобы мы могли беспрепятственно уйти.
Наши чувства при восхождении на холм, у которого расположен поселок, легче вообразить, чем описать. Наши сердца были преисполнены благодарностью за это знаменательное избавление, и в то же время они сострадали этому народу. Мы умоляли Господа открыть сенекам врата, ведущие на праведный путь, который в данный момент им преграждает сатана и враги Господа нашего. Пока мы живы, мы с Давидом никогда не забудем наше пребывание в Генезео.
Источник - Moravian journals relating to central New York, 1745-66.